Читать книгу Ты знаешь истину – иди и проповедуй! - Михаил Эльман - Страница 6

Мэтр добрался до своего дома только около двух часов дня в воскресенье. Он испытывал угрызения совести оттого, что за два дня не провёл и часа за своим рабочим столом. Он мог обдумывать и обсуждать свои идеи где угодно, в баре, в автомобиле, в аэропорту, но полностью сосредоточиться, собраться и изложить то, о чём он думал, он мог только в своём кабинете. Работа приносила ему не просто удовлетворение, она была главным, если не единственным, оправданием его существования. В его кабинете было много символичных для него вещей: деревянные и каменные статуэтки самых различных стилей и происхождения, коллекция каких-то немыслимых и никогда не работавших механических часов (Мэтр не знал как и никогда не пытался их заводить), несколько удивительной красоты кристаллов, коралловые ветки, полдюжины миниатюрных картин и многое другое. Всё это стояло в основном в книжных шкафах, занимающих длинную стену между выходящем на улицу окном и изящной дверью с узорчатым стеклом, через которую можно было по наружной лестнице спуститься во внутренний дворик. По мере увеличения своей странной коллекции Мэтру пришлось повесить полки вдоль остальных стен, которые сделал для него известный реставратор старинной мебели, побывавший как-то в кабинете Мэтра и сумевший оценить его оригинальный вкус. Ноэль не мог сказать, каким образом все эти предметы на него влияют, но тем не менее он был уверен, что если бы даже один из них исчез, то что-то изменилось бы в атмосфере кабинета, чего-то бы не хватало, и он бы уже не смог в нём нормально работать. Женщин он сюда не пускал категорически, каждая вещь, как созвездие на ночном небе, занимала своё строго определённое положение. Закономерность их взаиморасположения установить было невозможно, но в целом они гармонировали друг с другом, создавая какой-то определённый устоявшийся миропорядок.

Этот дом достался Ноэлю от матери, и он старался по мере возможности сохранять его в прежнем виде. С возрастом Ноэль открывал в себе много материнских черт и удивлялся этому, поскольку внешне он больше походил на отца, фотография которого рядом с де Голлем, снятая во время визита президента Франции в Квебек, висела слева от стола. Большой портрет матери в овальной рамке висел справа на противоположной стене возле окна. Наскоро приготовив себе кофе, Мэтр устроился поудобнее в кресле и раскрыл записки кардинала. Они представляли собой отдельные датированные высказывания, заметки и размышления, кардинал не ставил себе задачу придать им какую-либо цельную форму. Ноэль начал пролистывать страницы, выискивая наиболее интересные места.

«Мы не должны становиться этнической химерой, где владение заменяет бытие, а взаимная эксплуатация – взаимопомощь, наше государственное образование не должно стать местом, где люди не уничтожают друг друга только потому, что боятся другого и нуждаются в другом».

«Народ должен сохранять себя как предпосылка человеческого ответа Богу. Народ должен существовать для того, давать человеческий ответ всей своей жизнью, в частности общественной. Не отдельная личность, а только общность в совместном проживании её разнотипных членов с различными призваниями может дать Богу единый ответ жизни человека».

«Христианин не вправе игнорировать общественную, практическую жизнь.

Не уклоняться от неё, а, напротив, обострять свою восприимчивость к ней – вот его обязанность. Необходимо широкое и углубленное социологическое просвещение в духовных учебных заведениях. Подобное просвещение в них практически отсутствует. В результате это нередко оборачивалось тем, что многие выпускники, ставшие пастырями, оказывались социально беззащитными. Некоторые из них уступали искушениям Ангела света и становились социалистами».

Пролистав ещё несколько страниц, Мэтр понял, почему аббат предложил ему ознакомиться с этими записями. Кардинал полагал, что после образования независимого государства Parti Quebecois должна поменять свою платформу и превратиться из националистической партии в христианско-демократическую.

«Христианская социология – это учение о путях «творческого усмирения хаоса», о методах и средствах овладения беспорядком. Оно означает понимание того, что Господь – это Бог порядка. Существуют различные виды порядка, и далеко не каждый из них отвечает христианским критериям. Задача христианской социологии состоит в том, чтобы обосновать необходимость и возможность созидания таких форм социального порядка, которые бы в полной мере соответствовали этим критериям. Все, что противоречит Божьим установлениям и вносит в них диссонанс, элементы разлада, беспорядка, хаоса, подлежит реорганизации, трансформации, упорядочению. Это относится в первую очередь к социальной сфере, к областям экономики, государственности, права и морали».

«Призвание христианской социологии – не оправдание, а объяснение социальной реальности. Её суть не апологетическая, а аналитическая».

«Христианская социология выполняет критериальную функцию и позволяет отсекать ложные идейные конструкции, не допускать их участия в социальном познании».

«Как только национальное государство образовано и цель национализма выполнена, он как духовное движение должен уступить своё место национальному гуманизму – то есть христианской демократии».

Конечно, Мэтр понимал, что Parti Quebecois до и после достижения цели – это две разные партии, но он никогда так глубоко над этим не задумывался. Мэтр глотнул остывшее кофе и продолжил чтение.

«Царствие Божие есть единое благо, которое нам надо искать… Господь не царствует по-настоящему в мире, пока князь мира сего в нём господствует. Ныне Царство Божие – не от мира сего. Но это изменится, и тогда Бог будет «всё во всём». Государство должно служить орудием Бога и Церкви. Но если у народа есть возможность жить под непосредственным Божиим водительством, то лучше обходиться без государства. Если же такой возможности нет, тогда для государства наилучший из путей состоит в том, чтобы исполнять волю Божию».

«Христианство чуждо тупой прямолинейности. Оно никогда не обещало, что все люди будут исполнять закон Христов и что закон этот будет исключать всякое право. Напротив, Евангелие предсказывает войны и разделения. Необходимо осуществлять нравственный закон и способом государственных законов. Нельзя не наказывать преступника, даже не из любви к нему самому, а из любви к другим. Государство, конечно, не есть райская норма, а норма в связи с грехопадением. Оно не будет нормой в горнем Иерусалиме. Но пока, на земле, нужна государственная правовая защита».

«Цель права одновременно и отрицательна и положительна. Она состоит как в борьбе с анархией и хаосом, так и в сохранении существующего порядка вещей, в устройстве цивилизованной жизни».

С последним положением Мэтр был полностью согласен, любая форма анархизма была чужда его творческой натуре, требующей гармонии и согласия человека, природы и общества. Однако высказывание «Государство должно служить орудием Бога и Церкви» несколько переходило границы современных христианско-демократических представлений о роли государства, и вряд ли кто-либо в Parti Quebecois согласился бы с таким принципом. Но то, что после завоевания независимости национализм, во всяком случае внешне, не должен оставаться главным политическим течением партии, понимали многие. Впрочем, сначала надо было эту независимость завоевать.

Мэтр отложил в сторону записки. Их направленность была ясна, кардинал заботился о возвращении влияния Церкви на общественную жизнь Квебека, утраченного после тихой революции шестидесятых годов. Он рассчитывал, что это возможно, если стремление к христианскому корпоративизму, то есть к сотрудничеству на христианской основе в рамках промышленных компаний и аграрных объединений между предпринимателями и работниками различных уровней, станет доминантой внутренней политики независимого Квебека. И тогда «наш народ в силу присущего ему чувства самосохранения и духовного инстинкта сможет вернуться в лоно Церкви, которая, развив в себе национальные формы, должна стать опорой национального самосознания». Конечно, тут оставалось много неясного и необозначенно-го, но, поразмыслив немного, Мэтр решил, что это не его задача. От него ждали опоэтизированной истории Квебека, которая могла бы стать своего рода бестселлером, домашней книгой каждого квебекуа. «Я не могу отказываться от этой работы, – подумал Мэтр. – Будет лучше, если это будет сделано честно и объективно, мало ли было случаев, когда историю после политических переворотов перелицовывали до неузнаваемости». Мэтр уже представлял себе примерный объём этой книги, о каких-то определённых формах, в которых могло бы воплотиться содержание, он решил пока не думать. Как-нибудь появится первая фраза, она потянет за собой другую, и форма определится сама. Мэтр поставил записки кардинала на полку рядом с трехтомной историей Квебека, там же стояли монографии по истории Монреаля и Квебек-Сити. Эта тема пока его не интересовала. Вернувшись к рабочему столу, он достал из полураскрытого саквояжа папку с рабочими документами вместе с объёмистым желтым пакетом и случайно взглянул на штемпель отправителя. Пакет был из специального отдела министерства иммиграции Квебека, занимающегося отбором и оценкой информации, поступающей от людей, попросивших политического убежища в Канаде. Мэтра несколько удивило, что пакет был адресован ему. Этот отдел имел право привлекать к своей работе политологов, этнографов, специалистов в области международного права, дипломатов, корреспондентов и т. д., но зачем он мог им понадобиться, представить себе было трудно. Это несколько заинтриговало Ноэля, он разорвал пакет и углубился в чтение. Он прочёл содержимое пакета раз, потом ещё раз, потом ещё, но уже медленнее. По мере погружения в текст он обнаруживал новые, более глубокие смыслы и уровни, ускользающие при первых прочтениях. Составить какое-либо определённое мнение о прочитанном, основываясь на первом впечатлении, не представлялось возможным. Хотя Мэтр и обладал способностью быстро схватывать суть, но эта информация требовала тщательного изучения. Ноэль освободил стол от всего лишнего и разложил документы по всей его поверхности, стараясь оценить каждый в отдельности, выявить взаимосвязи между ними и определить недостающие звенья. Постепенно Мэтр отобрал и отложил в сторону второстепенные документы и оставил главные. Потом он выделил в них жёлтым фломастером десятка полтора абзацев. Речь в них шла о пророке. Пророк был из Израиля, пророчества прилагались – двадцать страниц рукописного текста. Тому, что было на них написано, трудно было не верить. Ноэль просмотрел их ещё раз, помечая места, требующие уточнений. По масштабу и глубине разработки пророчеств можно было предположить о наличие скрытой организации пророков, пытающихся спасти этот мир.

Оставив документы разложенными на столе, Мэтр спустился на кухню. Работать с этими документами прямо сейчас ему было трудно, требовалось какое-то время, чтобы сформировать поток мыслей и определить своё отношение к прочитанному. Ему очень хотелось отбросить всё это как сущую бессмыслицу, несмотря на то что он почувствовал, что за этим есть нечто могучее, реальное и действенное. Обычно скрытая или скрываемая, другая сторона мировой истории раскрывала себя. Это открывалось и обозначалось в подтексте как интуитивное, не вполне осознанное ощущение. Мэтр понимал, что выразить нечто подобное прямой человеческой речью не представлялось возможным. Однако это было слишком. Пророчества охватывали историю мира как минимум на следующие пятьсот лет…

Мэтр достал бутылку мерло, сделал себе стейк, сервировав его овощами, размороженными в микроволновой печи, и приступил к ужину. Было уже около семи вечера, а думать о спасении мира на пустой желудок не хотелось. Закончив ужин, он взял сигарету и направился во внутренний дворик. Возле тумбочки с телефоном он остановился, на автоответчике было несколько новых сообщений. Одно из них было от Шарля Бернье, давнишнего знакомого Ноэля, работавшего в министерстве иммиграции Квебека. Шарль сообщал, что направил Мэтру копии любопытных документов, имеющихся в его распоряжении, и что он заранее благодарен за любой совет, и, если Мэтра это не затруднит, хотел бы с ним встретиться и поговорить. Мэтр почувствовал, что в голосе Шарля звучала неуверенность, что было ему вовсе не свойственно.

Последнее сообщение было от Эмили: «Ноэль, я была в твоём кабинете и поняла то, что ты скрываешь от меня, а может быть, и от самого себя. Нет, это не твой мир, куда ты меня упорно не пускал. Я видела портрет твоей матери и поняла, почему ты никого не хочешь к себе приблизить. Я не хочу говорить ничего более этого. Твоя мать всё ещё живёт в этом доме, и здесь нет места для другой женщины. Ноэль, ты не можешь стать самим собой, ты всё ещё ребёнок. Прощай!»

Это сообщение Ноэль стёр. Оно его не интересовало.