Читать книгу Бабушка не умерла – ей отключили жизнедеятельность - Михаил Эм - Страница 4

Квартира Сидоровых, в которой находятся Сидоров и его мама.

Сидоров: Мама, мне грустно.

Мама Сидорова: Почему, сыночек?

Сидоров: Потому. Что.

Мама Сидорова: Опять издатели?

Сидоров (взрываясь): А что издатели? Ну, издатели. При чем тут издатели?

Мама Сидорова: Я думала…

Сидоров (со злобным наслаждением): Я бы душил издателей голыми руками, одного за другим, за то, как они с нами, писателями, поступают.

Мама Сидорова: Не говори так, сыночек.

Сидоров: У Эдгара По были с издателями серьезные проблемы. У самого Эдгара По, вдуматься только!

Мама Сидорова: Не надо так говорить.

Сидоров: Амброз Бирс был влиятельнейшим человеком в «Сан-Франциско Экзэминер», но и ему приходилось издаваться за собственный счет, тиражом 250 экземпляров.

Мама Сидорова: Ты говоришь со зла.

Сидоров: Лавкрафта издатели третировали.

Мама Сидорова: Не все же издатели плохие? Наверное, среди них попадаются и хорошие.

Сидоров (с горячностью): Нет! Не попадаются! Ни одного! Гоголь говорил, что первого встреченного издателя следует повесить на первой попавшейся березе.

Мама Сидорова: Неужели?

Сидоров: Если не веришь, почитай «Избранные места из переписки с друзьями». А как они издевались над Достоевским, мама, как они издевались над Достоевским?! Достоевского я издателям ни за что не прощу. Ни-за-что. Ни-ког-да.

Мама Сидорова (стыдливо улыбаясь): Так ты из-за Достоевского? Я подумала…

Сидоров: Что я из-за себя…

Закрывает лицо руками.

Мама Сидорова: Не надо переживать, сыночек. Невезение когда-нибудь закончится.

Гладит вихрастый сидоровский затылок.

Сидоров: Не надо, мама. Не надо.

Мама Сидорова: Все будет хорошо.

Сидоров: Со мной и так все хорошо.

Мама Сидорова: Вот и хорошо, что хорошо.

Продолжает гладить.

Сидоров (яростно): Я добьюсь, чтобы мои романы ужаса были опубликованы.

Мама Сидорова: Конечно, добьешься. Наверное, ты просто недостаточно стараешься, а когда постараешься как следует…

Сидоров (с искренней обидой): Но я стараюсь как следует.

Оттачиваю стиль каждый день.

Мама Сидорова: Вот и молодец, что оттачиваешь.

Сидоров: Ведь я умею писать страшно. Смотри, вот этот отрывок из моей повести ужасов «Маразматики, или Возмездие навылет», он же по-настоящему страшный, вместе с тем реалистичный! Когда я его писал, у меня мурашки по спине ползали.

Находит нужный файл и с выражением постепенно нарастающего на лице ужаса зачитывает.

В парке была детская площадка, а на детской площадке – песочница. В ней, благо погода стояла теплая и солнечная, играла в кулички маленькая девочка. Неожиданно к девочке подошел хулиган и отоб рал у нее совочек. Девочка заплакала, размазывая по щекам слезы обиды.

«Как вам не стыдно, молодой человек?» – обратился к хулигану Любомир Иванович, проходивший поблизости.

«Тебе чего, дядя?» – взъерепенился хулиган и пырнул Любомира Ивановича ножом в живот. После этого схватил совочек и убежал.

«Аааа!» – страшно закричала девочка, лишившаяся совочка.

Любомир Иванович пошатнулся и выронил портфель, пытаясь засунуть выпавшие внутренности обратно в живот. Потом упал на газон и затих, конвульсивно подергиваясь конечностями.

Все это происходило на глазах Степана Валериановича, старого друга Любомира Ивановича.

Мама Сидорова: Аааа!

Сидоров (с воодушевлением): Пробрало? Наконец-то, пробрало?! Признайся, тебе стало по-настоящему страшно?

Мама Сидорова: Что это такое?

Указывает на диван, откуда из-под одеяла свешивается длинный хвост.

Сидоров: А, это. Это варан.

Мама Сидорова: Кто?

Сидоров: Большая ящерица с Комодских островов. Я его сегодня на улице подобрал. Смотрю: лежит под деревом, и никому до него дела нет. Я и подумал: этому одинокому существу еще хуже, чем мне.

Мама Сидорова: Вот как?

Сидоров: В свернутом состоянии он напоминает рогалик, поэтому я назвал его Рогаликом.

Мама Сидорова: Действительно, напоминает.

Сидоров: Рогалик, Рогалик…

Хвост на диване оживает.

Мама Сидорова (просительно): Сыночек…

Сидоров: Что, мама?

Мама Сидорова: Нет, ничего. Ты не знаешь, вараны с Комодских островов пьют пастеризованное молоко?

Сидоров: Не знаю.

Мама Сидорова: Пойду налью вам с Рогаликом пастеризованного молока.

Сидоров: Мне не надо. Я занят.

Мама Сидорова: Продолжишь оттачиваешь стиль?

Сидоров: Да. Продолжу.

Мама Сидорова: Отточишь и понесешь в издательство?

Сидоров (с надрывом): Что же мне еще остается, если я родился писателем? Я не виноват, мама – это ты меня таким родила.

Мама Сидорова: Но…

Сидоров: Не начинай сначала, прошу тебя.

Мама Сидорова: Может, попробуешь отнести в издательство что-нибудь другое? Если не печатают романы ужасы, напиши про любовь.

Сидоров: Я мастер ужасного жанра.

Мама Сидорова: Мне тетя Сима недавно дала почитать одну очень увлекательную книжку про любовь…

Сидоров: О чем ты говоришь, мама? При чем тут тетя Сима? Про какую увлекательную любовь? Эдгар По и не подумал бы писать про любовь, даже под угрозой смертной казни! Лавкрафт и Амброз Бирс на любовь чихали! И у Гоголя про любовь практически ничего не написано! А Достоевский спал со своими машинистками – вот тебе и любовь!

Мама Сидорова: Ты мог бы…

Сидоров: Нет! Ни за что!

Мама Сидорова (вздыхая): Пойду принесу Рогалику молока.

Уходит на кухню.

Сидоров: Теперь ты понимаешь, Рогалик, отчего мне грустно? Ты мне сочувствуешь, дружище?

Хвост на диване утвердительно помахивает в ответ.