Читать книгу Илимская Атлантида. Собрание сочинений - Михаил Константинович Зарубин - Страница 10

На призывной пункт Саша пришел рано. Около дверей никого не было. Он уже было подумал, что перепутал адрес. Подошел ближе к вывеске, прочитал. Нет, не ошибся. В это время подошел еще один паренек.

– Тут забирают в армию?

– Вроде тут.

– Тебя как звать?

– Саша.

– Меня Рома. Ты тоже в двадцатой команде?

– Не знаю.

– А что на повестке написано?

– Повестку забрали в военкомате.

– Ну, а я в двадцатой. Значит, поеду в Афган. Я это потому знаю, что мой двоюродный брат служил в Джелалабаде, в пехоте. Он мне много чего порассказал…

– Но в Афган же берут добровольцев!

– Что, отказаться хочешь? Не получится, братан.

– Почему?

– По кочану. Выполнять интернациональный долг – обязанность каждого советского человека.

Саша с невольным уважением посмотрел на парня, который легко выговаривал трудные слова и выпаливал длинные предложения. Видимо, произносил он их не в первый раз, но вряд ли понимал их точный смысл. Отвернувшись, Саша тихо сказал, словно бы невзначай:

– Я никому ничего не должен.

– Что ты сказал? – переспросил Роман.

– Что слышал, – ответил Саша.

– Да ладно, не обижайся. Может, вместе служить придется, – улыбаясь, Роман протянул руку. Саша пожал ее.

Часам к десяти набралось человек тридцать. Вышел полупьяный майор, зачитал список, посадил всех в автобус и отправил в аэропорт. Медкомиссии, которая всегда бывает перед отправкой в армию, не было. Саша проходил ее два года назад, тогда же получил и приписное свидетельство. Здесь никто их не осматривал, словно армейское начальство было уверено в их богатырском здоровье. Саша никаких дефектов у себя не знал, поэтому любая медкомиссия была для него лишней тратой времени.

До вечера просидели на военном аэродроме, в каком-то захламленном ангаре. Саша пристроился в уголке и сразу заснул. Он еще не мог понять, что с ним происходит, куда и зачем их везут, разговоры сверстников его мало интересовали. Многие парни были пьяными, они пили водку прямо из горла, не обращая внимания на сержантов. Пока еще все были гражданскими. Наконец, ребят посадили в самолет, и тот почти сразу взлетел. В иллюминаторах было темно. Постепенно все успокоились. Кто-то завалился набок, кто-то откинул голову на подголовник. Дневная усталость и водка сделали свое дело, сон пришел к каждому.

Раннее утро Саша встретил в Алматы. Привезли в пересыльный пункт, накормили, выдали форму, сводили в баню и дали несколько часов, чтобы привести себя и форму в порядок.

На пересылке провели несколько дней, а затем опять дорога, поездом до Ферганы. Там ждала учебка. С первого дня молодых загрузили по полной. Сержанты были в основном из Западной Украины, их называли здесь «бендеровцами», конечно, за глаза. Пять месяцев жесточайшей муштры и унижений не прошли даром. После всевозможных марш-бросков, полевых разведок, стрельбищ, ежедневной строевой и физической подготовки он стал совсем другим человеком, окреп физически и морально, научился выживать в мужском коллективе, замкнутом и жестоком. В майские праздники принимали присягу. Всё было просто: без музыки и речей, выстроили на плацу, после короткого приветствия солдат по двое подводили к столу, где они читали Присягу, ставили свою подпись под ее текстом и возвращались в строй. На их место заступали новые бойцы. Длилось это невыносимо долго. Когда последний солдат подписался, начались показательные выступления. Над плацем сильный дым от взрывов гранат и от выстрелов из автоматов. Конечно, не забыты приемы рукопашного боя, потом начались военизированная эстафета и упражнения с оружием. Зрители – только штабные, никого из родственников здесь нет.

Но настроение царит торжественно-приподнятое. Офицеры, для которых это мероприятие было не таким уж и радостным событием, поддались всеобщему веселью. Однако приказы их были строги и требовательны. Сержанты ругались меньше, правда, суетились больше обычного.

Праздник подошел к концу, все усталые и голодные ввалились в столовую, где ждал удивительно вкусный ужин. Вот так становились настоящими солдатами.

Команды по шестнадцать человек готовили для Афгана. Что там творится, все знали, но без конкретики и деталей, хотя главное было именно в деталях. Все верили в свою счастливую звезду и отцов-командиров. Ночью построили на плацу, никаких торжественных напутствий не было. Командир батареи каждому пожал руку и пожелал всем вернуться домой живыми. Саше показалось, что у этого «железного» человека при этом пожелании на глазах появились слезы.

Машины, самолеты, многочасовое сидение на аэродромах и, наконец, Чирчик. «Странное название», – подумал Саша.

Привезли их на окраину, где находилась перевалочная база. Народ прибывал сюда со всех концов великой России, однако вскоре весь обслуживающий личный состав базы улетел в Ашхабад для оказания помощи, там опять было землетрясение. За порядком следили несколько сержантов, но на них никто не обращал внимания. Каждый вечер появлялся майор, проводил поверку, утром часть людей отправлялась в Афганистан.

После учебки, где за день даже сигарету некогда было выкурить, здесь царила вольница и хаос. Все пили вино, его продавали жители города, подвозили на легковых машинах, грузовиках и тракторах. Саша никогда не увлекался выпивкой, но здесь, в атмосфере полной бесконтрольности и анархии, был вынужден делать то, что и остальные.

Однажды, когда «не хватило», они с Романом перелезли через забор базы и попали на кладбище. Оба оторопели.

– Роман, посмотри, сколько на памятниках звезд!

– Это ребята с Афгана здесь похоронены.

– Как с Афгана?

– Да так.

– А почему их на своей Родине не похоронили? У них что, дома нет?

– Дом, может, и есть, а похоронены здесь.

Они долго стояли среди могильных холмиков в скорбном молчании.

– Ты знаешь, Саня, я все думаю о том, за что нам выпала такая доля? Почему именно мы должны воевать в этом проклятом Афганистане? А с другой стороны – кто, если не мы? А посмотри на эту базу! Можно взять и уйти куда хочешь, и неизвестно, когда тебя кинутся искать. Однако никто не уходит, все ждут. Чего?

– Ты что, боишься? – Саша посмотрел Роману в глаза.

– Пошли на базу, к чертям собачьим это пойло.

– Пошли.

На другой день майор зачитал список, в нем уже были фамилии Саши и Романа. Куда их направляют, они не знали. Группу посадили в самолет, который взял курс на Афганистан. В салоне играла восточная музыка. Саша вздремнул и во сне увидел душманов, почему-то обнаженных и танцующих вокруг костра с копьями в руках. Он со страхом наблюдал за их пляской, ожидая, что его сейчас найдут и возьмут в плен. Он открыл глаза, встряхнул головой, чтобы избавиться от наваждения.

В иллюминатор были видны горы. Некоторые поднимались высоко, задевая вершинами одинокие облака, между гор изумрудно зеленели долины, виднелись какие-то диковинные строения.

Самолет накренился в сторону, стал делать круги, снижаться по спирали, при этом отстреливая ракеты в разные стороны. Сели в Кабуле. Вот и Афган.

Светило жаркое афганское солнце. Взлетали и садились вертолеты, в аэропорту кучковались дембеля. Отслужившие два года, в отутюженных кителях, с медалями и знаками отличия на груди, с дипломатами в руках, с сумками «монтана» через плечо. Радостные парни ждали своей посадки.

Пройдя таможенный досмотр, направились к самолету.

Дембельский ИЛ-76 оторвался от земли. Все взгляды на земле были прикованы к нему. Ребята улетают домой. Вдруг, со стороны гор, Саша заметил вспышку, дымовой хвост.

– Роман, что там такое?

– Где?

– Да вон там, – показал Саша рукой.

– Черт его знает. Кто-то стреляет по самолету.

– Стингерами душманы лупят, – сказал стоящий рядом прапорщик.

– Стреляют? В Кабуле?

– Здесь везде стреляют. В Кабуле в том числе.

Саша со страхом наблюдал, что будет дальше. Неужели душманы собьют самолет и солдаты так и не возвратятся домой?

Вот стингер приближается к самолету. Вот сейчас, сейчас произойдет трагедия. К счастью, в этот момент борт стал отстреливать противоракетные ловушки. Большие ракеты вместе с малыми стали разлетаться в разные стороны. Стингер изменил свое направление и исчез. Раздался взрыв. Все замерли, глядя в небо. Дембельский самолет, целый и невредимый, продолжал свой полет.

Прибывших построили и со взлетной полосы отправили в Кабульскую пересылку. Полдня они были предоставлены сами себе. Наконец, появились начальники, повели на медосмотр, всем сделали прививку от чего-то.

Уже поздно вечером построили и провели перекличку. Высокий прапорщик в выцветшей от палящего солнца гимнастерке и в зеркальных очках назвал Сашину фамилию, нескольких его приятелей по учебке и будущее место службы.

Когда старшина привел Сашу в роту, подошел командир первого взвода и, глядя прямо в глаза, спросил:

– Ты после учебки? Сержант, так?

– Так точно, – ответил Саша.

– Слушай и запоминай: я, старшина Садыков, назначаю тебя своим нештатным заместителем и штатным командиром первого отделения. Отныне ты – мастер по ремонту стрелкового оружия, САУ и танковых пушек, а также танковых стабилизаторов и, наконец, пулеметчик на броне тягача.

От неожиданности Саша замолчал. Он подумал, что это армейский розыгрыш, но ошибся.

– Что молчишь?

– Сказать нечего. Такому делу нас не обучали.

– Меня тоже. Научишься. А может, ты на мое место сразу хочешь, командиром взвода? Не стесняйся, говори.

– Не хочу.

– Тогда будешь тем, кем я сказал, и разговор закончен. Принимай отделение.

Позднее Саша узнал, что взводный был мужиком упрямым и спорить с ним не рекомендовалось. Тем более, он только что вернулся из госпиталя. Бронетранспортер, в котором он ехал, «духи» прострелили из гранатомета, и под сиденьем, на котором сидел Садыков, взорвалась граната. Он остался цел. Задницу потрепало – не страшно, а вот контузия – дело неприятное. Потому он и был злой, как черт. Утверждали, что он малость «тронулся».

Прошло совсем немного времени, и Саша со взводным стали друзьями. Мужиком Садыков оказался нормальным, всегда придет на помощь, подставит плечо. Война была рядом. От снарядов и пуль не защищали ни стены казармы, ни ангары, ни дырявые глиняные дувалы, бывшие некогда афганскими укреплениями.

…В тот день ротный замполит влетел к Саше в оружейку, запыхавшись, сходу отдал команду:

– Петров, срочно в тягач! Поедем танк вытаскивать из ямы. Пулемет брать не надо, некогда с ним возиться.

– Товарищ старший лейтенант, по инструкции без пулемета нельзя.

– Хочешь, неси, только бегом. Тут недалеко, километров десять. Танк с бетонки слетел в яму, экипаж не стал с ним возиться, просто пересели на другой и вызвали нашу службу с тягачом. Надо быстрее забрать, пока «духи» не заминировали.

Саша с трудом дотащил до тягача тяжеленный пулемет, на ходу установил его на башню. Собственно, это была не совсем башня, а две защитные стальные плиты по бокам в два пальца толщиной. Пулеметчик сзади и спереди был весь открыт, как на ладони.

Тягач шел впереди под прикрытием БТР, семь человек из ремонтной роты и четыре автомата на всех. Подъехали к месту аварии. Танк лежал на боку в овраге. Тягач подогнали к танку, БТР остался на бетонке. Саша спрыгнул с тягача, чтобы зацепить тросом танк, и вдруг рядом – взрыв и свист пуль. Понять, откуда и кто стреляет, невозможно. Саша забрался в тягач, механик-водитель закричал, что стреляют из ближнего кишлака. Ребята из охранения стали палить из автоматов – занятие глупое и вредное. Перевод боезапаса. До кишлака больше километра, при чем же здесь автоматы? «Духи» работали из гранатометов и пулеметов. Саша запрыгнул в башню и открыл огонь по кишлаку. Так, под прикрытием пулеметного огня, выбрались из засады. Никто не пострадал. Все были довольны, особенно радовался замполит, утверждавший, что действовал по инструкции.

После этого случая всегда выезжали в полной боеукладке.

Однако Саше рейды доставались редко, почти круглосуточно он находился в ремонтной зоне. Его друг Роман, с которым жизнь свела их на призывном пункте, был механиком-водителем тягача и практически каждый день уходил «на дело». После рейдов он всегда забегал к Саше.

– Привет, жестянщик! – кричал он. – Давай курнем!

Они доставали сигареты, и Сашка с удовольствием слушал рассказы Романа о стычках с «духами». Говорил тот напористо, возбужденно, словно все накопившееся в нем выходило наружу, освобождая душу от неимоверного тяжелого груза.

…Октябрьским жарким днем почти весь полк ушел в рейд. На базе осталась только охрана и ремонтная группа. Саше, как ни просился он вместе со всеми, не разрешили, работы было много. Ночью все вернулись, попали под обстрел. Утром Саша стал искать Романа.

– Ты не видел Романа? – спросил он командира отделения.

– Здесь должен быть.

– Не могу найти. Обычно он сам забегает ко мне.

– Может, спит? Его тягач «духи» подорвали, и я отдал команду пересесть на БТР.

– А кто Ромку после этого видел?

– Да я видел, сказал ему, куда садиться.

– Живым видел, не раненым?

– Ну чего ты пристал?

– Так нет его нигде.

– Куда ему деться?

Однако поиски ни к чему не привели. Командование отдало приказ группе вернуться к месту боя. Сашу включили тоже. Вот и тягач, что стоял возле дороги с развороченными гусеницами. Но люки были задраены изнутри. Саша закричал:

– Рома, открой люк! Свои!

– Не могу, Санек!

– Что с тобой?

– Руки заняты!

После долгих усилий люк сорвали, и Саша первый залез в тягач. Роман сидел с двумя гранатами в руках, гранаты были без колец.

– Рома, все нормально, выброси гранаты.

– Не могу, Саша, занемели пальцы, не разжать…

– Только ты не суетись.

Саша потихоньку, чтобы не отлетела чека, стал разжимать кулаки, отгибая по одному пальцу, и, в конце концов, освободил гранаты из рук Романа. Все с облегчением вздохнули. Стали обнимать Романа, а тот неожиданно для всех заплакал…

Уже вечером в каптерке у Саши, разливая неприкосновенный запас, Роман рассказывал:

– После взрыва я еще долго не мог понять, что произошло, видимо оглушило порядочно.

– Но тебе же командир отделения приказал сесть на БТР!

– Я видел, что он махал, но был как заторможенный. Полез внутрь вещи взять. Когда выбрался, наших уже не было. Ладно, думаю, хватятся, вернутся. Люки задраил, жду. Ночью пришли «духи» и стали ползать по тягачу, сняли пулемет, пробовали открыть люки. Тогда я взял в руки по гранате и зубами вырвал кольца. Думаю, если залезут, себя взорву и их. Видимо, торопились, не почувствовали, что в тягаче кто-то есть, ушли. А я остался сидеть с гранатами в руках, отпустить не могу, выбросить тоже.

– Ладно. Слава Богу, обошлось, вовремя спохватились.

Они выпили. Помолчали. Вдруг Роман, глядя на Сашу, сказал:

– Ты не думай, я в плен никогда бы не сдался.

– Я и не думаю. Тем более с двумя гранатами в руках. Захочешь – не получится.

– Я лучше себя взорву, чем плен.

– Чего ты заладил, плен да плен. Сидишь с друзьями, живой-здоровый, чего еще надо?

Роман уснул в каптерке. Саша, прикрыв его телогрейкой, продолжил разбираться с заклинившим пулеметом. О капризах этих пулеметов знали все, но зато калибр у него значительно больше, чем у его собрата на тягаче. Однако следить за ним нужно было постоянно, затвор слишком навороченный: то его клинит, то патроны не заходят в патронник. Один придурок-наводчик пытался решить эту проблему при помощи молотка. Пуля оказалась разрывная, разнесло пацану лицо в клочья…

* * *

Уже почти год, как Саша служит в Афганистане. Чужая страна, чужая земля. Страна гор. Кругом, куда ни кинешь взгляд: горы, горы, горы. Хребет за хребтом простираются до самого горизонта. Земля напоминает мгновенно застывшее море во время сильного шторма. Страна как будто опутана горными цепями, идущими в разных направлениях. Стянуло, обхватило пространство каменным поясом. Земля лишена растительности. Реки, берущие начало в горах, теряются в песках. Можно ехать многие дни и не увидеть ничего, кроме обрывистых горных ущелий, отдаленных вершин и новых хребтов, уходящих к горизонту.

Радостно здесь весной. Долины выглядят нарядно, словно зеленая прерия, живописные холмы зарастают высокой травой и цветами. Красные маки трепещут на ветру. Меньше месяца длится это благословенное время. Весенние дожди прекращаются, зеленый покров жухнет, летняя жара сжигает даже воспоминания о весне. И, как недостижимая прекрасная мечта, вдали видны снежные вершины гор – величественно-ледяные.

Зимой все заметает снегом, и такой мороз опускается на землю, что не выдерживает металл. А люди выдерживают всё.

В Афганистане мало автомобильных дорог, но звуков паровоза никто не слышал в каменных джунглях. Горы буквально изрезаны тропами и тропинками. Часто можно видеть, как по безлюдной пустыне, под палящим солнцем идет караван. Друг за другом шагают верблюды, нагруженные вьюками. В них – драгоценный каракуль с мелкими тугими завитками шерсти, или снаряды, или оружие, или наркотики. Караван-баши и погонщики верблюдов одеты в широченные шаровары и длинные овчинные шубы. На головах белые и цветные чалмы, на ногах мягкая кожаная обувь с загнутыми носами. Молодым солдатам, не привыкшим к этим пейзажам, хочется к родным берегам полноводной реки, вода в которой холодная даже в жаркие дни…

Саша потряс головой. И сразу родные, милые сердцу места исчезли, и перед глазами – нынешняя жизнь. Налево – штаб, прямо – казарма, за ней столовая. Потом баня, потом склады. За складами автопарк и мастерские, радиостанция накрыта маскировочной сетью. За каменным забором видны дувалы, огороды, уходящая в горы дорога. После ангаров – длинное здание узла связи. Одна стена выкрашена в белый цвет – это экран. Фильмы проектировали из «клуба» – двухэтажного вагончика. За клубом – плац для построений и строевой подготовки.

Союз где-то далеко, за горами. Как тяжело быть вдали от родных мест! Как там мама? Последнее письмо от нее было так давно. Она ложилась на операцию. Саша написал несколько писем, но сестры не ответили. Неужели что-то случилось? Как плохо без весточки из дома! Он посмотрел на высокое небо и бережно приложил ладонь к нательному крестику, подаренному мамой.

Роман вбежал в мастерские, словно за ним кто-то гнался.

– Ты чего, Рома?

– Саша, уходим в рейд.

– Когда?

– Через два дня.

– Далеко?

– Ну, кто мне маршрут скажет.

– У меня все в порядке, последний танк одеваю.

– Слушай, давай попросим ротного, чтобы ты с нами сходил.

– Не пустят.

– А вдруг?

– Давай попробуем.

Они пошли в штаб. Ротный посмотрел на ребят с недоумением.

– Да что в рейдах хорошего, сами подумайте. – Потом, взглянув на Сашу и что-то прикинув в уме, позвонил командиру полка.

О чем они говорили, Саша не понял. Положив трубку, ротный буркнул:

– Собирайся.

Саша и Рома вышли из штаба, на крыльце столкнулись со старшиной из роты связи.

– Петров, – окликнул старшина. – Тебе письмо, вертолетчики привезли.

– Ну, наконец-то, – с облегчением вздохнул Саша. – Второй месяц ни слуху, ни духу…

– Возьми в узле связи.

Письмо было от сестры. Он распечатал его и сразу начал читать, глотая строчки. И вдруг остановился. Перечитал трижды несколько трагических слов: «Саша, мама умерла, сердце не выдержало операции…». Как это умерла?! Он зажал листок бумаги в руках, медленно ступая, ища опору, словно слепой, пошел в мастерские.

Роман, увидев приятеля, сразу понял – у друга горе.

– Саша, я тебе нужен?

– Нет, Роман, спасибо. Я побуду один.

Роман молча и вопросительно смотрел на Сашу.

– У меня мама умерла.

Саша зашел в каптерку, закрыл на крючок дверь. Прочитал еще раз письмо. Он ни о чем не думал, ничего не хотел, кроме тишины и уединения. Он расстегнул гимнастерку, нащупал на груди маленький железный крестик, который дала ему мама. О его-то спасении она позаботилась, а сама не сумела уберечься.

Почему-то он вспомнил, как мама учила косить траву. На заливном лугу – трава по пояс. Делая первый прокос, она пропускала Сашу вперед:

– Смотри, Саша, – приговаривала она, – чуть поднимешь косу, и срез будет высокий, сена мало. По земле косой начнешь водить, всю траву землей перепачкаешь. Вот как надо, – показывала она. – Ровнее держи косу, вот так, хорошо…

Солнце палит нещадно, от скошенной травы идет острый свежий запах. Прошли по прокосам, разбросали траву, чтобы сохла лучше.

– Устал, родной? – слышит он голос мамы, – Присядь вот здесь, – она расстилает у куста черемухи большой холщовый мешок.

– Нет, я не устал, – пытается он сопротивляться.

– Отдохни чуть. Перетрудишься, будет хуже.

Сын прилег, закрыл глаза и провалился в забытье. Сколько он спал, неизвестно, но мама за это время скосила больше половины поляны.

И снова визжат косы, и снова падает трава. Саша торопится, он слышит голос мамы:

– Не спеши, сынок, всё успеем.

Но он торопится, хотя коса в руках становится тяжелой, словно чугунной. А потом опять отдыхает, а мама легко машет и машет своей литовкой, словно усталость ее не берет. Вечернее солнце вот-вот закатится за Качинскую сопку, и Саша с мамой идут домой. Мама впереди, с двумя косами в руках, он еле плетется сзади. Все болит, и руки, и ноги, и спина. Мама заботливо замедляет шаг.

– Потерпи, осталось немного.

У него нет сил даже ответить. У самой деревни он просит мать отдать ему косу.

– Зачем?

– Неудобно как-то, иду налегке.

Мать смеется.

– Давай пойдем огородами!

Сын соглашается.

Дома нет сил, чтобы поесть, мальчик забирается на сеновал и мгновенно засыпает.

Мама научила Сашу доить корову. Пока он мыл руки с мылом, мама подвязывала Зорьке хвост, осматривала вымя, соски, тщательно промывала их теплой водой, затем белой тряпочкой насухо вытирала. Показав, как это делается, она посадила Сашу на скамеечку справа от коровы. Та, почувствовав, что к ней прикасается не хозяйка, забеспокоилась, стала недовольно переступать ногами. Мама гладила Зорьку по холке, приговаривая:

– Зоренька, успокойся, это ведь Сашенька наш. Будь умницей.

А Саше говорила:

– Бери сосок в кулачек, только не щипай его, перехватывай у основания, и прижимай большим пальцем к верхнему краю ладони. Дои обеими руками, поочередно сжимая и разжимая пальцы, вот так…

Несколько дней Саша учился вроде бы простому делу. Зорька уже не боялась его, а мама только хвалила сына, приговаривая:

– Ты молодец. Запомни одно правило: хорошо доить корову умеет не каждый, да и руки не у всех подходящие. Медлительные люди – плохие доильщики. А еще надо любить животное, обращаться с ним ласково.

Многому учила мама. А теперь ее нет, и никогда не будет.

Саша просидел в каптерке до вечера. Сидел, поджав ноги, обхватив колени руками. В душе он чувствовал какую-то странную пустоту и отрешенность. С улицы доносились голоса людей и звуки машин, но они были какие-то приглушенные, словно доносились из динамика старенького радиоприемника.

В дверь постучал Роман.

– Саша, открой! Уже отбой был, ротный тебя разыскивает…

Он покорно встал, подошел к двери, открыл ее.

– Ну, ты чего, в порядке?

– Я в порядке, Роман.

Нужно было продолжать службу, нужно было жить и служить Отечеству, к чему призывали их слова военной Присяги. Саша пережил свое горе в одиночку, сам, и теперь ему уже не понадобятся ни сочувствие, ни посторонняя помощь. Это был второй жизненный удар. Первый остался где-то далеко на гражданке, когда многотысячный кран раздавил, словно букашку, живого человека…

Война была совсем не такой, какую он видел в кино, о которой читал в книгах. Не было противника, что стоял напротив, не надо было рыть окопы, ходы сообщения. Все оказалось проще и оттого опаснее во много раз. Моджахеды были в одеждах простых крестьян-афганцев, они с радостью встречали любого, входившего в селение, но провожали смертоносным огнем в спину.

Основными армейскими операциями были рейды. Разведка засекала скопление вооруженных людей, поступали агентурные данные о расправах моджахедов с мирными жителями. В поход уходила чаще всего рота, иногда батальон. Всё на виду, всё открыто, где уж тут внезапность. Пока добирались до места, душманы уже всё знали: сколько идет и куда, как вооружены. Вражьи засады были обеспечены. «Ничего не поделаешь, – говорили отцы-командиры, – такая она, афганская война».

По вечерам собирались в армейской курилке. Здесь можно было не только покурить, но и поговорить, отдохнуть от палящих лучей солнца, побыть в тени и прохладе. Курилка была особым местом, она располагалась рядом со штабом, вокруг нее было чисто и зелено. Здесь росли несколько берез, за которыми все солдаты любовно ухаживали. Рядом журчал фонтан. Он был накопителем воды, в его глубине плавали рыбки ярких расцветок, на поверхности росли экзотические растения, на широких листьях которых отдыхали лягушки.

Курилка – просторная беседка с лавочками по краям. У входа с каждой стороны висели сверкающие гильзы от снарядов, приспособленные для сбора окурков. Под дуновением редкого ветерка на крыше колыхался купол парашюта. Все это: курилка, фонтан с бассейном, зеленая травка и березка было накрыто маскировочной сетью.

Приятно было посидеть вечером в курилке, особенно перед грядущим утренним броском, почувствовать легкую прохладу фонтана, покурить, поболтать, понаблюдать за тем, как беззаботно плещутся рыбки. Для дежурных по штабу было святой обязанностью поливать «зеленку», чистить бассейн от листьев и мусора, при необходимости менять воду. Корм для рыбок привозили из Союза, за это головой отвечали начпрод и ротные старшины. Зимой, когда по ночам замерзала вода, разбивали тонкую пленку льда, чтобы рыбкам попадал кислород.

Саша и Роман сидели рядом. Саша, молча и заворожено, смотрел на мелькающих рыбок, Роман пытался его разговорить, но у него ничего не получалось.

– Слушай, Саня, я все понимаю. Наверное, тебе в рейд нельзя.

– Заткнись, Рома, не дергай меня. И так тошно.

– В таком состоянии в рейд не ходят.

– Это мне решать. Давай прекратим этот разговор.

– Я хочу, как лучше.

– Лучше, если я пойду в рейд. Тут я с ума сойду.

Они замолчали. Роман подошел к бассейну поближе.

Саша, отвернувшись от фонтана, правой рукой стал массировать лоб и виски. Прозвучала команда на вечернюю поверку, и приятели отправились в строй.

Ранним апрельским утром, еще до восхода солнца, колонна, состоящая из танков, тягачей и бронетранспортеров, пошла по горной дороге к месту перевалочного пункта афганских моджахедов. Этот объект использовался ими как площадка для международной политической пропаганды. Туда привозили сочувствующих моджахедам журналистов и политиков, здесь располагались складские и жилые помещения, бункер командования, госпиталь, библиотека, ремонтная база.

Из-за проклятой густой пыли танки, тягачи и бронетранспортеры шли на большом расстоянии друг от друга, и с задней машины почти не было видно передней. Монотонность дороги убаюкивала, и все бойцы, исключая водителей, клевали носом. Столб пыли высоко поднимался к небу, и не нужно было никаких наблюдателей, чтобы определить – идет колонна. Понять куда? – тоже большого ума не требовалось.

Многие кишлаки лежали в руинах. Однако жизнь кипела и здесь. Что-то покупалось, продавалось и обменивалось. Оружие было дешевое и в больших количествах. Приобрести ящик автоматов и патронов к ним не представляло никакого труда. Мальчишки бегали по пыльной дороге, выпрашивая у солдат кусочек хлеба или банку тушенки.

Саша и Рома ехали в одном тягаче. Когда пыль немного оседала, Саша открывал люк и смотрел по сторонам. Все было по-прежнему: горы, редкие чахлые растения, пыльная дорога.

– Господи, – взмолился вдруг он, – когда же закончится эта война? А может, и не будет конца этому дикому сну, в котором каждую минуту поджидает смерть?

Впереди идущий танк повернул в центр какого-то селения. Обычно на таком месте находился рынок.

– Роман, зачем мы туда поперлись? Ведь мы не должны заходить в кишлаки!

– Хрен его знает, зачем он туда пошел. Но комбату виднее.

Саша вылез из люка.

– Никого не видать. В кишлаке будто все испарились.

– Не к добру это, Саня.

Взрыв прозвучал громко и неожиданно. Передний танк был подбит прямо перед площадью, и тут же бухнул второй взрыв. Бронетранспортер, замыкающий колонну, разворотило из гранатомета. Колонна остановилась на узкой улице, по существу оказалась в западне. Началась беспорядочная пальба, наши солдаты лупили куда попало, а «духи» вели прицельный огонь – они были в засаде.

При первых же выстрелах Саша запрыгнул в башню, пулемет уже был взведен, и начал длинными очередями стрелять по кишлаку. «Духов» он не видел и не понимал, откуда идет огонь. Пулемет был надежный, простой в обращении, только очень уж шумный, оглушал своим грохотом. Но в бою этого не замечаешь.

Пулемет против гранатометов – игрушка. Двумя точными попаданиями тягач перевернуло на бок. Саша с Романом остались живы, прикрытые тягачом с одной стороны и глиняным дувалом с другой. Душманы не давали им выглянуть и методично, в течение целого часа расстреливали окруженных солдат.

Подавив последние очаги сопротивления, моджахеды пошли по улице, добивая раненых и собирая оружие погибших.

Слышно было, как они разговаривают между собой: спокойно, буднично, словно ищут в лесу грибы. Так же просто они стреляли в тех, кто еще подавал признаки жизни.

– Прощай, Саня, – сказал Роман, и выстрелил себе в голову из «стечкина», который ему подарил ротный командир. Он очень им гордился и дорожил.

Саша видел, как от выстрела ему снесло полчерепа.

Саша долго не думал – вынул из руки друга пистолет и выстрелил себе в сердце.

Душманы, увидев убитых, молча прошли мимо.

Помощь пришла слишком поздно, в живых уже почти никого не осталось. И только у одного еще билось сердце. У сержанта Александра Петрова.