Читать книгу Страсти в неоримской Ойкумене – 1. Историческая фантазия - Михаил Огарев - Страница 3

Я, вообще-то, стою на поле «Амба-3». Оно коричневое такое, почти черное, из спрессованной фанеры и закопченных железобетонных плит – на их мрачном фоне моя белая точеная фигурка тревожно переливается каким-то больничным люминесцентным глянцем. Стою давно и надежно, можно сказать, вросла в этот крошечный участочек доски всеми природными ментальными корнями. За двадцать девять сыгранных временных циклов в своей личной партии c Судьбой я сподобилась на одно-единственное серьезное движение и, кажется, сумела-таки переместиться на малюсенькую клеточку вперед по направлению к Глобальным Жизненным Изменениям. Вот буквально только вчера. Правда, сама клетка пока что насквозь виртуальная, но и над этим ни к чему еще не обязывающим ходом я размышляла всю нынешнюю весну. Ну и доразмышлялась.

Не знаю, хвалить ли себя за это или ругать? С одной стороны, такой жизненный ритм очень уж медлителен, но с другой… Я неоднократно могла погибнуть в течение шестнадцатилетнего малоподвижного существования в государственном гимнасии на своем крайнем месте в первоначальной расстановке фигур. Так, в день совершеннолетия меня чуть было не задавила массивная шестиконная повозка с подозрительно не городским номером, нагло начинавшимся на «ТЮК» (цифр не помню). Неподалеку от поля «Цитадель-2» и в непосредственной близости от общественных серных терм, куда я, нарушая все правила дорожного движения, бойко и вызывающе скакала через скоростную вертикаль «Борис». Пардон, через улицу имени консулярия Бутомия Смелого. Прямо на алый факел светизария, которому пришлось краснеть и по долгу службы, и за мое легкомысленное поведение.

Это был первый из двух случаев в моей, в общем-то, скучной жизни, когда я едва не пострадала через примитивное транспортное средство. Второй произошел девятью годами позднее во время злосчастного бракоразводного процесса.

Следует признаться, что у истоков того грустного события стоял початый с утра алабастр моей любимой горько-сладкой настойки «Рябиновая амброзия» из фирменной греческой лавки «Археоптерикс», с помощью которой я заливала тоску-печаль по утраченному мужу. Фактически уже с полгода, когда выяснилось, что его коммерческие связи с одной из продавчих на рынке, некоей этруской Изольдией, закончились для последней «дамской задержкой».

Я утешалась очень старательно, и поэтому к двум часам пополудни, когда мне предписано было появиться на судебном заседании, ароматной липучей жидкости в заветной литрушечке оставалось уже не больше трети…

Вообще-то, я давно смирилась с тем, что Воввия удержать не смогу – по причине так и не излеченного бесплодия, которое мне подарило усиленное занятие в юности спортивной гимнастикой в сочетании с частыми публичными выступлениям на проскениумах в небольших лидийских городках. В результате я стала невероятно стройной, как горная козочка из пышных колхидских тостов, хотя по росту гораздо больше походила на недоразвитую жирафку. (Шесть футов без дюймика! Кажется, я обогнала даже высоченную парфянскую спортсменку, легендарную Эльвирию Саадию). Само собой, жировой прослойки никакой, пышных бедер тоже. Темные волосы, собранные в скромный кобылячий хвостик; остренький носик между немножко косящих черных глаз, несколько противных морщинок на лбу, полное отсутствие модной финикийской косметики, вот и всё. Одним словом, не слишком примечательная Грация Гракова – на пикничках и редких гостевых приемах просто госпожа Грациэлла, без надоевшего упоминания мужниного родового имечка. Примечательное соответствие внешности и характера.

И в придачу то-о-онюсенький писклявый голосишко, лишь из вежливости называемый мужчинами птичьим…

Ядреные ягоды рябины, всласть накупавшиеся в выдержанном коньячном морсе, придали мне чувство некоторой уверенности в предстоявшей борьбе за справедливый раздел имущества, нажитого супругами за пять лет совместного склочного прозябания. Я могла оттяпать изрядно добра, шантажируя Воввия жуткой перспективой дележки его фамильной трехкомнатной виллы улучшенной планировки.

К сожалению, в душной судебной зале мои специфические женские мозги (очень даже неплохие в трезвом состоянии!) начали функционировать весьма странно. Вопреки последней мирной договоренности я громогласным писком потребовала себе всю мебель плюс половину колесницы.

Деревяшки разных размеров на четырех ножках – это ладно, но бедный, вспотевший Воввий напрочь не мог сообразить, как я намереваюсь делить престижный конный экипаж. «Ты хочешь половину его нынешней стоимости? – искренне старался он понять. – Ага… В сестерциях или в статерах?» – «Нет! Желаю живьем! – вовсю верещала я в предчувствии близких слез. – И только заднюю часть!!»

Разобраться в этом на редкость вздорном желании было возможно, лишь воочию представив мою персону, отчаянно бьющуюся в силках правого переднего сиденья. Я периодически умудрялась так запутываться в пристяжном страховочном ремешке, что не всегда выбиралась наружу без посторонней помощи…

Меня долго пытались образумить – я намертво стояла на своем. Наконец, измученный муженек не выдержал и под благосклонным взглядом уставшего судьи чисто фигурально пригрозил глупой бывшей женушке, что она вообще ничего не получит!

«Глупая и бывшая», разумеется, только этого и ждала. Сразу и фонтаны малосольные брызнули, и речки соленые потекли…

Во время спешно объявленного перерыва я продолжала принципиально хлюпать в уголке с мученическим видом. Тут ко мне неожиданно приклеилось сизое лицо капказской наружности с намордованными колючками. Лицо, к моему удивлению, изъяснялось по-ромейски грамотнее многих присутствующих. «Вам срочно нужен хороший адвокат, – доверительно внушало оно мне, – а не то по миру пойдете! Могу порекомендовать! Себя, например…»

Явно сговорившийся с несправедливым судьей, Воввий начал беспокойно поглядывать в мою сторону, не без основания опасаясь, что простая и ясная процедура может затянуться на неопределенное время. Наконец, решившись, он подошел вплотную, бесцеремонно отобрал адвокатскую визитную карточку с типично колхидской фамилией «Швилиман» и сделал беспроигрышный ход. Совершенно убитым, притворным голоском мне было объявлено, что я получу требуемое в ближайший выходной день. «Приходи и забирай. Хоть передок, хоть задок, хоть всю „пятерку“ целиком…»

Пораженная такой невероятной уступчивостью, я принялась бездарно топтаться на месте вместо того, чтобы завершить свою атакующую стратегию несложным комбинационным ударом, превращая позиционное преимущество в материальное. Соревнуясь в показном благородстве, я с высоко задранным клювом заверила, что не нуждаюсь ни в какой благотворительности и вообще не возьму ни-че-го!

Этому, разумеется, не поверили и после небольшой подготовки перешли в контрнаступление сразу на двух флангах. На ферзевом от меня ловко утаивались действительно ценные вещички, а на королевском, наоборот, в изобилии предлагалось то, что мне было совершенно не нужно. Я потеряла несколько важных темпов, пропустила несложную «вилку» конем: «А пол в квартире и новый забор перед твоим задрипанным поместьем кто делал? Гроссмейстер Абу-Бакр-Ас-Сули, что ли? Нет, я и в гордом одиночестве!» – ну и в итоге очутилась в своем «поместье», доставшемся мне по наследству от родителей. (Это половина шлаконаливного домика на Грабциевой дороге. В другой его части навечно прописан полуглухой бобыль-алкоголик, ветеран Красса). С булгарской кухней и китайским магическим аппаратом «Голдштерн». Но без каменного гаража, без двуконного темно-сиреневого экипажика, без римской мебели, без новенького триполитанского мини-центра развлечений и – увы! – без общей сберегательной шкатулки с ключиком на предъявителя. То есть, на привычном с детства поле «Амба-2».

Сейчас я здесь и нахожусь – нежусь в теплой постельке и потягиваюсь разными частями тела, благо еще только пять утра очередного понедельника, а на работу мне к восьми. Тем более, что до неё недалеко: стоит только пересечь дорожку, промчаться вдоль длиннющего извилистого овражка, миновать дикую яблоневую рощицу – и вот она, родимая колючая проволочка! Предъявляй пропуска, проходи идентификацию личности и приступай к активной трудовой деятельности.

Если честно, то трудиться мне совершенно не хочется. Особенно в это каждодневное июльское затридцатиградусное пекло. Бр-р-рр…

Увы, в моем круглогодично действующем отопительном центре летом жара двойная, и в течение всей долгой смены приходится периодически и обильно намокать. А ведь на работе нет ни морозильного ларя, ни сифона с положенной бесплатной артезианской. И торговцев знаменитым этрусским лимонадом не пускают. Безобразие.

Однако долой кисло-пресные мысли – от них жизнь приятнее не станет. И прохладнее тоже. А потому…

А потому пора взбодриться! Значит, так: поднимаемся, сбрасываем, лениво почесываем там, где ниже; подходим, зеваем, красуемся, энергично расчесываем там, где выше; снова любуемся, принимаем разные эффектные позы, показываем язык, затем томно вздыхаем и шлепаем босиком в обратном направлении. Натягиваем белые и шелковые, влезаем в полосатую без рукавов, прицельно вгоняем ступни в шлепанцы, приступаем к наведению постельного порядка. Затем мягко валимся на пол и начинаем извиваться в классических разминочных упражнениях, которые плавно переводятся в легкие гимнастические. Делаем стоечку на руках, элегантно отжимаемся, выполняем три кувырочка вперед, ошибаемся в расчетах и стукаемся макушкой о стенку. Повизгиваем, ощупываем, не находим, успокаиваемся и резво устремляемся в совмещенную купальню…

Освежившаяся и довольная, розовая и проголодавшаяся, я отправилась на кухню, где первым делом развела под сосудом для кипячения воды пышный голубой костер. Он немедленно зачадил, как настоящий лесной, и мне пришлось его регулировать неровными поворотами испорченной рукоятки, которую то и дело заклинивало в крайних положениях. Справившись с этой нелегкой проблемкой, я вступила в традиционное сражение с не менее вредным морозильным коробом – его малость перекошенная от рождения дверца если уж открылась, то закрываться отказывалась напрочь. Уж я и прижимала аккуратно, и хлопала вызывающе и, притворившись, что смирилась с её вызывающим поведением, резко лягала пяткой… Напрасные потуги! Всякий раз после секундной паузы раздавалось противное «скрри-ии!» – и приходилось мучиться сначала.

Вот если бы, к примеру, сегодня был вчерашний выходной – тогда я, бодро напевая: «Всё равно победю, победю!», рано или поздно защелкнула бы упрямый замочек. Однако впереди меня ожидали суровые будни, а посему последовало соглашение на очередную ничью. Я приперла скрипучую мерзавку тяжелой, хромоногой скамьей, которая для этого случая была обута в старый отцовский башмак на толстой подошве. А когда завтрак будет проглочен, и сырница с масленкой вернутся на свои полочки, морозилку для страховки придется крепко обвязать бельевой веревкой, дабы ей не вздумалось потечь. Хотя вечером наверняка размораживать придется, никуда не денешься.

Деловито отпилив блестящим ножом с мелкими зазубринками треть нарезного батона, я привычно выковыряла почти всю сердцевину и напихала в образовавшееся углубление боспорского масла, вифинского сыра и сабинянской колбасы, предварительно все это накрошив и хорошенько перемешав. Залепила отверстие мякишем, смоченным в самодельном майонезе; понадежнее ухватила сие кулинарное творение обеими руками, плотоядно оскалила зубки, прицелилась и с наслаждением вгрызлась…

Кипятильное устройство засвистело очень даже не вовремя, заставив меня спешно перетаскивать их важно фыркавшую милость на соседнюю жаровню. Липкими, скользкими пальцами, которые я не успела как следует облизать. Все же это было проще и надежнее, чем крутить наугад испорченную выключалку, рискуя одновременно и обжечься, и ошпариться.

По счастью, серый пакетик байхового чая болтался на ниточке в глубокой кружке ещё с прошлого вечера, что облегчало процесс заварки. Кофе я не пью принципиально, а также из патриотических соображений. Хотя мой патриотизм можно понять, лишь опять-таки следуя своеобразной женской логике. Согласно ей, незачем поддерживать финикийскую кофейную промышленность с филиалом в далеком сицилийском городе Мессане – гораздо перспективнее вкладывать ассы, сестерции и денарии в сельское хозяйство почти что родственной нам Колхиды. Это ничего, что после получения суверенитета она сгоряча убежала на дикие берега Понта Эвксинского – скоро одумается и обязательно вернется. Как хороши, как приятны на ощупь эти квадратные упаковочки с удивительно красивой вязью из толстеньких букв, немножко похожих на растянутые греческие!

Принципиальность же заключается в органическом неприятии черного цвета кофейного напитка как символа небытия. А если добавить молоко или сливки, то меня почему-то начинает слабить…

К слову, истинно правильную заварку гарантирует только древнекитайский способ, когда чаинки ровным слоем насыпаются в каждую отдельную чашечку поверх крутого кипятка и прикрываются сверху небольшим вогнутым блюдцем. Начинать чаепитие следует лишь в тот момент, когда все «бай-хоа» («белые реснички») опустятся на дно, и янтарная поверхность полностью очистится. Вот тогда сдвигаем блюдечко немного в сторонку и осторожненько отхлебываем. И, разумеется, никакого сахара!

Да, еще во время этой церемонии следует находиться не в кухоньке малогабаритного домика, а в специально выстроенной беседке, стены которой должны быть расписаны старинными поучительными изречениями типа: «Не откладывай на завтра то, что можно съесть сегодня» или «Утреннюю работу перенеси на послезавтрашний вечер – и у тебя будут два свободных дня!»

Вдобавок очень желательна компания хороших друзей. Неженатых и при деликатесных съестных припасах…

Кстати, самое время позаботиться о них, насущных, ибо предстоит мне провести ровно половину суток исключительно на подножном корму. В принципе, имея такую надежную напарницу, как моя Полиния, можно тайком удрать на полчасика в какую-нибудь продуктовую лавочку, но это, как говорят галлы, «моветон». Да и не близко. Значит, придется жить и действовать по принципу: «Всё своё ношу с собой!»

За несколько минут я привычно состряпала невкусно-полезную рисовую кашу на воде, упаковала горшочек в несколько слоев пергамента, обмотала байкой и запихнула в специальное отделение моей вместительной походной сумки. Туда же влез и пакет с ванильными сухариками, обклеенными сахарным песком – вот и весь мой незамужний обед. А ленча с полдником не предвидится.

Мурлыкая какую-то легкомысленную мелодию и попивая ароматный чаек, я продолжала набивать свою переметную суму всякой полезной всячиной. В задней секции прямо на складном зонтике от дождя непринужденно улеглась Сафо в обнимку с Плутархом, в средней на еду навалился свежевыстиранный рабочий халатик. Первый боковой карман был доверху забит женским специфическим барахлом, а вот второй (ай-ай-ай и ах!) – мужской порнографией на трёх иллирийских папирусах, которыми меня снабдила на неделю одна из наших аппаратчиц по прозвищу Шушечка – большая любительница мягкообложечных изысканных любовных романов. А периодический просмотр натурального «жёсткого порно», по её мнению, помогал реальнее ощутить романтическую страсть литературных героев.

Разумеется, определение «мужской» означало не намек на однополовое сексуальное действо, а указание на носителя активного начала…

Я взяла сей папирусный разврат из простого любопытства: как-никак, всё это еще совсем недавно было под строжайшим запретом и каралось или изгнанием, или тюремным заключением, если в деле были замешаны несовершеннолетние. Великая Римская Империя и Чистота Нравов – одно без другого как-то не мыслилось. Ну а если и мыслилось, то тайком, с соблюдением внешних приличий. Зато теперь дозволено слишком много и, по-моему, напрасно. Конечно, об Элладе, которую в жуткой спешке объявили возрожденным Культурным Идеалом, можно сказать немало хороших слов, но ведь и плохих достаточно найдется! И как раз из области морали и нравственности. Если не избежать извечного выбора меньшего из двух зол, то не лучше ли замочная скважина чем вызывающе распахнутая дверь?

Однако одеваться придется на греческий манер, ибо от моды никуда не денешься. Пристойный моему зрелому возрасту пеплос в такую жару не наденешь, поэтому легкомысленно ограничимся легким хитоном. Естественно, дорийским, позволяющим полностью обнажить руки. Поясок мне, как незамужней женщине, вполне позволительно разместить не под грудью, а у талии; закрепляющая пряжка на правом плечике будет в виде голубой розы, под стать общей кайме. Потом на ножки – плетеные сандалии, вокруг запястьев – миниатюрные астрономические часики и магнитный браслетик, под мышку – солнцезащитный зонтик, в ушки – скромные сережки с бирюсинками… Вот я и готова к выходу!