Читать книгу Наши за границей - Михаил Пеккер - Страница 26

Максим приехал с отцом в Америку всего несколько дней назад и практически еще нигде не был, кроме как у «крутых» знакомых отца. Максиму было 14 лет, в школе он изучал самбо, дзюдо, математику, историю и все остальные предметы, кроме английского. Его родители были простыми работягами. Мама работала в столовой завпроизводством, отец – на авторемонтной станции, ни о какой загранице они не думали, поэтому и не ориентировали мальчика на изучение языков. Во время перестройки отец Максима неожиданно для всех и для себя тоже стал «крутым», а каждый «крутой» должен хоть раз в жизни поехать в Америку. В Америке Максиму понравилось: погода в Сан-Франциско была солнечная, теплая, можно было ходить в легкой куртке, а не в шубе, как в Новосибирске. Сам Сан-Франциско и океан он видел только из окна автомобиля.

Честно говоря, Максим еще никогда не был в приличных городах, только как в Москве, и то два дня, пока папа решал свои проблемы. Поэтому неудивительно, что Сан-Франциско так ему понравился. Максиму очень хотелось просто погулять по городу, но у папы были другие взгляды, они проводили много времени за столом, где отец беседовал, спорил, выпивал, а то и просто смеялся со своими друзьями простым, с точки зрения Максима, вещам. Конечно, там были и дети новых американцев, но Максима не тянуло к ним, так же как и их к нему. Все они смотрели на него немного свысока и этим отличались от своих родителей. Те с любовью и радостью разговаривали с его отцом – было видно, что они ему очень рады.

Отец Максима, хотя и был «крутой», имел сердце и наблюдательность, поэтому сразу заметил, что Максим чувствует себя не в своей тарелке. Он накинул два-три дня на адаптацию, но, увидев, что это не помогло, подозвал к себе одного из мальчиков и сказал:

– Слушай, Семен, возьми моего Максима и прошвырнись с ним по Сан-Франциско, только учти: в район с красными фонарями не заходи, – и засмеялся.

Сема ничего не понял, но сказал, что заходить не будет. Отец Максима достал из бумажника две стодолларовые бумажки и протянул их Семену. Семен вопросительно посмотрел на своего отца, тот засмеялся, отвел руку отца Максима и дал Семену три двадцатки:

– Этого им хватит, – сказал он. – Ты не знаешь местных цен, и вообще, не балуй Семена, он и так балованный. – Потом протянул Семену мобильный телефон и сказал: – Каждый час будешь отчитываться, в 21:30 будь дома. Понял?

– Понял!

– Ну все, идите!

И Максим с Семеном успешно испарились.

Сан-Франциско встретил Максима пестрой толпой, машинами, чистотой улиц и улыбками. Улыбались все: черные, белые, китайцы, индусы. «Что они все, сдурели, что ли, что все улыбаются?», – думал Максим, но уже через полчаса сам стал улыбаться. Семен оказался парнем неговорливым, и это Максима вполне устраивало, он терпеть не мог болтушек как женского, так и мужского пола. Когда они подошли к океану, вернее – к набережной, стало прохладно, ветер проникал сквозь куртку, но это даже нравилось.

Максим смотрел на чаек, они оказались неправдоподобно большими, с круглой головой и крепкими клювами. Он хотел протянуть им кусок хлеба, чтобы они взяли его прямо с ладони, но Семен остановил его, сказав, что чайки одного такого идиота из Владивостока заклевали до смерти. Максиму Семен понравился. Когда Максим увидел котиков, этих ленивых животных, отдыхающих на деревянных мостках, он все забыл. Он смотрел на них, а солнце, плеск волн, ветер и даже запах океана, немного гниловатый, запечатлевался у него в памяти. Это ученые называют импринтинг – бессознательное запоминание. Наконец Семен дернул его за локоть. Семену надоело смотреть на моржей, он уже не раз и не два, а раз двадцать был здесь:

– Пошли покатаемся на корабле, – сказал он, – деньги есть, гулять будем!

И они пошли в кассу, которая стояла тут же, у пирса.

Купив билеты, Семен посмотрел на часы, потом достал сотовый телефон. Он был правильно воспитанным мальчиком и позвонил отцу.

– Доложил обстановку, получил одобрение, – сказал он весело, и они побежали на небольшой корабль, который вот-вот должен был отплыть.

Но эти «вот-вот» продолжались минут десять. Наконец корабль дал сигнал и отчалил. Это было настоящее морское путешествие, с качкой, с волнами, с мимо идущими кораблями, с островами. Максим смотрел и смотрел, казалось, он превратился в отдельно стоящие глаза, уши, кожу – все его органы чувств работали независимо с полным напряжением. Наверное, это и есть счастье. Семен не мешал, он тоже смотрел на волны, острова, дышал свежим морским ветром. Семен был худеньким, ироничным и, безусловно, умным мальчиком. Отец Максима всегда видел достойных людей, поэтому и выбрал Максиму именно Семена.

Они были уже далеко в открытом океане, когда Семен вдруг закричал:

– Смотри, смотри, Максим, кит!

И действительно, метрах в семидесяти от корабля над водой показался большой хвост, который, взмахнув, ушел под воду, потом показались голова и туловище. Кит был огромный, как атомная подводная лодка. Мальчики смотрели на него не отрываясь. Вдруг кит взмахнул своим огромным хвостом и ушел под воду.

– Ну все, – сказал Семен, – теперь он час не покажется. Ну ты постой, а я пойду куплю что-нибудь поесть.

Максим удивился:

– Здесь есть буфет?

– Эх ты, – сказал Семен. – Американцы – самая жующая нация на свете. А раз так, то надо на этом деньги делать. Понял?

– Понял, – сказал Максим.

Что надо делать деньги, он знал от отца, но он также знал, что деньги надо делать честно, не нарушая закона, это первое; и второе – так, чтобы люди любили и хотели с тобой иметь дело.

Прогулка продолжалась два часа, и Семен, как послушный сын, два раза звонил отцу. Максим тоже говорил со своим отцом, но мало. Он был весь здесь, вернее, там, в океане.

Когда корабль подошел к причалу, Максим посмотрел на борт и прочел: «ЭЛЕОНОРА».

– Этот корабль зовут Элеонора?

– Да! – подтвердил Семен. – У нас есть еще полчаса, как раз успеем дойти домой.

«Элеонора, – про себя произнес Максим, – какое красивое имя. Я женюсь на девушке, у которой имя будет Элеонора». Потом он подумал: «Нет, это глупо – выбирать жену по имени. Вот отец выбрал жену с красивым именем Конкордия, и что? Ничего хорошего из этого не вышло». (Когда Максиму было 10 лет, мама его ушла от папы.) Максим погрустнел, он любил маму и часто встречался с ней. «Хорошо, – вдруг решил он, – я дочку назову Элеонора». И, успокоившись, пошел в ногу с Семеном.

При выходе с пирса Семен взял Максима за руку. «Чтобы ты не потерялся», – объяснил он. И правда, на улице было много людей. Все они были красиво одеты, аккуратно причесаны, но куда-то все спешили. «Ну как в Москве», – подумал Максим. Огни, машины, белого цвета дома – все это было очень красочно. Максим шел рядом с Семеном, не следя за дорогой.

– Стой! – вдруг сказал Семен. – Хочешь покататься на сан-францисском трамвае?

– Да ну его, знаешь, сколько я в Новосибирске поездил на этих трамваях?

Максим в течение трех лет ездил на трамвае из школы домой, в школу его подвозил на машине отец, и они ему до чертиков надоели. Здесь садиться в трамвай, вместо того чтобы дышать Сан-Франциско, он не хотел.

– Эх ты, сибирский валенок, – весело сказал Семен. – Тоже мне, сравнил х… с пальцем!

Максим покраснел, но не от того, что Семен назвал его сибирским валенком, а от его грубости.

– Эй, не обижайся, – неожиданно серьезно сказал Семен, – это я тебя проверить хотел, а то знаешь, многие, кто сюда приезжает, матерятся, как будто русского языка не знают. Я вот тоже вначале матерился, а потом перестал – культура свое взяла. И пить здесь не пьют. Вот твоего отца здорово уважают, духовный человек, говорят, а это, знаешь, высшая похвала у них, поэтому и застолья такие устраивают. А так они не пьют вообще. Если бы твой отец не нравился им, то, хоть имей он сто миллионов, они бы его в гости к себе никогда не пригласили.

Максиму стало приятно.

– А вот и трамвайная остановка, – сказал Семен.

Они встали в очередь. Было уже поздно, но фонари и публика делали все вокруг еще праздничнее, карнавальнее. В очереди было много маленьких детей. Подошел трамвай, он был как игрушечный – совсем не такой, к каким привык Максим. В него они не сели – впереди было много людей, но Максим не расстроился. Вдруг из припаркованной машины вышел человек и стал что-то говорить. Все стали смеяться.

– Это жонглер, – сказал Семен, – сейчас будет демонстрировать свое мастерство, а потом со шляпой пойдет. Мы по доллару бросим. Больше не надо. Я как-то подсчитал, он здесь здорово зарабатывает. Ну ладно, смотри.

Пока Максим смотрел, как жонглер бросает и ловит мячики, жонглирует факелами, Семен позвонил отцу и сказал, что они стоят в очереди на трамвай и задержатся минут на пятнадцать.

– Ты думаешь, почему я звоню все время? – вдруг сказал Семен Максиму. – Знаешь, один раз не позвонил, так отца с сердечным приступом в госпиталь отвезли. Понимаешь, Сан-Франциско – большой город, и шалопаев, которые готовы за 20 долларов человека убить, чтобы наркотиков нажраться, хватает. А я вместо восьми вечера в два часа ночи приперся. Здесь полиция, если обратишься, два дня не ищет, правило у них такое, а потом федеральный поиск объявляет. После этого случая – все, держу с папкой связь.

Мальчики сели в следующий трамвай, вернее, повисли на подножке. Это было здорово: трамвай то поднимался вверх, то катился вниз, улицы, люди – все смешалось в веселый карнавальный вихрь. Максим был счастлив. Он ничем не отличался от маленьких американских детишек, приехавших впервые в большой город. Семен тоже улыбался, но для него это было уже испытанное удовольствие. На остановках одни люди сходили с трамвая, другие входили, а дети – дети просто катались на трамвае, так же как Максим и Семен.

– Всё, приехали, – неожиданно сказал Семен, и Максим спрыгнул с подножки. Ему вдруг захотелось погладить трамвай, он мягко прошелся рукой по его зеленому боку. Семен ничего не сказал, только взглянул на часы: – Максим, надо торопиться.

Пришли они вовремя. Отец Максима заметил, что его сын был сильно возбужден:

– Что, ребятки, заехали в район красных фонарей? – пошутил он, но сразу осекся: понял, что неудачно. Максим и Семен опять ничего не поняли, но взрослые посмотрели на отца Максима неодобрительно. Максиму вдруг очень захотелось спать.

– Пусть остается, – сказал отец Семена, – у нас есть лишний диван. Семен, проводи Максима, – улыбнулся Исай Абрамович. – Иди и ложись! – сказал он с напускной строгостью Максиму.

«Элеонора» – было последнее, что вспомнил Максим, прежде чем свалиться в сон.