Читать книгу Наши за границей - Михаил Пеккер - Страница 33

После окончания института иностранных языков папа меня устроил редактором в издательство «Днiпро». Мой стол в большой комнате на третьем этаже огромного здания в центре Харькова был самым популярным среди писателей и поэтов, на нем всегда лежали рукописи, срок сдачи которых, к моему ужасу, истекал на следующей неделе. Нет, так было не потому, что я такая уж безалаберная – всю работу откладываю на последний день. Просто все авторы, независимо от их таланта и умения писать, хотели со мной работать. Я никогда не старалась переделывать их рукописи под себя, никогда не навязывала им «правильный» художественный стиль, как это делают многие редакторы – выпускники литературных институтов. Наоборот, я всегда старалась сохранить авторский стиль, авторскую интонацию. Но если честно, это было иногда очень сложно, потому что большинство произведений, приходящих к нам в редакцию, были написаны очень слабым языком. Несмотря на это, редакторская работа мне нравилась, всегда было интересно наблюдать, как автор начинал вдруг видеть не только свои ошибки, но и то, как его мысли, его чувства, спрятанные в месиве неуклюжих фраз, начинают звучать, получают выпуклость, видеть, как он постепенно от неприятия меня – исказителя его гениального произведения – начинает обожать. Я вам так скажу: человек, даже если он вор-карманник, всегда помнит своих учителей, людей, которые научили его думать, делать что-то, заложили в нем самоподдерживающую систему творческого отношения к жизни. Вы, конечно, будете смеяться, но я действительно для многих «моих» авторов была не только редактором, но и профессором литературы.

Кстати, насчет карманника я не пошутила, с одним из них меня папа познакомил. Откуда он его знал, не знаю, я в то время вообще папой не интересовалось, он был для меня палочкой-выручалочкой, о которой вспоминают, только когда нужно к гинекологу попасть или обновку купить. Так вот папин Саш к с такой любовью рассказывал о Моисее Львовиче, будто он был не вор, а заслуженный преподаватель Украины по классу скрипки. До сих пор вижу этого вальяжного красивого мужчину с неизменной бабочкой на шее и ловкими женскими руками.

Если бы вы только знали, сколько через мои руки за пятнадцать лет работы в издательстве прошло романов, повестей, пьес, а о количестве рассказов и стихов я уж и не говорю. Большинство из них, как я уже сказала, были откровенно слабыми, но попадались произведения настолько замечательные, что я им радовалась, как подаркам на Новый год. Именно за это, а совсем не за конфеты, цветы, возможность покуражиться над автором я любила свою работу. Огорчала меня в редакторской работе больше всего не слабость авторов (если очень стараться, научиться писать может почти каждый), а гладкость, выработанная годами учебы на литературных курсах, и привычка много писать. На авторов, не вполне владеющих пером, но с искрой таланта, оригинальности я времени никогда не жалела.

Кроме меня в комнате сидела Валентина Павловна – женщина с полными (пухлыми) безвольными руками и такой же грудью. Вначале Валентину Павловну я ужасно боялась, ее высокая желеобразная фигура, контрастирующая с быстрыми проницательными глазами, буквально парализовала меня – я ощущала присутствие Валентины Павловны в комнате каждой клеточкой своего худосочного организма. Но когда однажды Валентина Павловна пропела красивым глубоким голосом четверостишие грузинского поэта, которое она переводила на украинский язык, мой страх пропал. Так могла петь только щiра украiнка, то есть жiнка, яка колi треба, грудямi своiмi на пулемет ляжiть, а колi треба, так огреет дубiной свого обiдчiка, что iз того дух вон. Таких женщин, как Валентина Павловна, бояться не нужно, в них нет ни коварства, ни женской зависти, они готовы не только утешить (это как раз многие с удовольствием сделают, особенно если ты недурна собой), но и последнюю десятку с тобой разделить.

Кого надо было бояться, так это симпатичной блондинки. Ее задумчивые, с влажнинкой глаза, тонкая фигура, приветливая улыбка, красивые прямые ноги, грудь стоячком. Господи, только не подумайте, что это я себя описываю. Наоборот, я была человеком взрывным, если что было не по мне – я загоралась как пионерский костер… Сейчас, правда, от этих «Взвейтесь кострами, синие ночи…» остались одни тлеющие угольки, в них хорошо разве что картошку печь. Так вот, за всеми этими красотами скрывался характер незаурядный, готовый ради успеха на всё. Душа у Светланочки была тонкая, чувствительная, но, в отличие от Валентины Павловны, в ней была твердость человека, узнавшего жизнь с не лучшей стороны.

В нашей комнате сидела еще Серая Мышка, она была отличным редактором, лучше, чем я, и замечательным переводчиком. Свою работу она делала незаметно, стараясь всегда остаться в тени. Все авторы, с которыми она работала, ограничивались скупой благодарностью – никогда не дарили они нашей Серой Мышке букетов цветов, огромных, в полстола коробок конфет, не приглашали в ресторан отметить выход книги. Кулечек ирисок или дешевенькие духи – вот все, что она от них получала. Начальство с Серой Мышкой тоже особо не цацкалось – сбагривало ей безнадегу, длиннейшие опусы партийных лидеров, коих на старости лет муза осенила. Наша Мышка умела каким-то образом доводить мемуары партийных бонз республиканского масштаба до вполне читаемого состояния – после ее редакции в них появлялась искра жизни, чувства. Все партийные бонзы, а я часто встречалась с ними и по долгу службы, и через папу, всегда смотрели на нас, людей простых, свысока, все они имели отношения с нашей Серой Мышкой только через главного редактора издательства – никогда не говорили ей слов благодарности, ничего не дарили. Во время перестройки Серая Мышка не пропала, ее скромность, нежелание влезать в чужие дела и вместе с тем деловитость и ответственность, помноженные на настоящий талант редактора, позволили ей сделать успешную карьеру – стать женой хорошего человека и одним из вице-президентов большой рекламной компании.

Работа в издательстве была мне не в тягость, дома я себя тоже не очень перетруждала, так что времени на светскую жизнь было у меня предостаточно. Я посещала все театральные премьеры, светские рауты, и это, как вы понимаете, при связях моего папы было совсем не так сложно. Чтобы увидеть любимого актера или эстрадного певца, мне не нужно было подобно девочкам-фанаткам часами простаивать у театрального подъезда или ночевать у дверей гостиницы – знаменитости сами приходили к нам домой. Я хорошо знала всех модных поэтов, писателей, киноактеров, со многим выдающимися людьми искусства я была накоротке еще с детства, поэтому пиетета перед ними у меня никогда не было, уважение – да, было и есть, но подобострастия с придыханием – никогда.

Сейчас, когда я слышу очередной рассказ моей знакомой о том, как ей удалось 20 лет назад пожать руку самому актеру А. и посидеть за столиком ресторана с эстрадной звездой П., меня охватывает дикая жалость и злость: ну как можно так преклоняться перед человеком, даже очень талантливым, даже гениальным? Талант ведь дается Б-гом и годами труда.

Уважать нужно любого человека, независимо от его таланта, способностей, преклонение – оно ведь только унижает человека, делает его жизнь невозможной.

– Послушайте, Юля, но сами-то вы с 17 лет никого, кроме как гениальных и талантливых, не признавали?

– Да, было такое. В молодости я очень глупая была, заносчивая до одурения. Это потому, что с меня все пылинки сдували, начиная с папы. А потом так ударило, что вся эта дурь из головы вылетела.

– Знаете, Юля, мы ведь с вами одного года рождения, жили в одном городе, могли бы и раньше встретиться.

– Могли бы, но шанса подружиться со мной у вас не было. Я ведь только с известными людьми дружбу водила: художники, артисты, поэты. А вы кем были в то время? Студентом, да еще, небось, и стеснительным.

– А сейчас что, планка упала?

– Да нет, просто жизнь многому научила.

– А до 17 лет у меня был шанс?

– У вас? У вас был! Но у меня не было, я же до 17 лет толстой коровой была, толстой-претолстой. Вы любите толстых женщин?.. Вот вам и ответ.

Я вот стихи пишу, раньше никому их не показывала, стеснялась, считала их недостойными, но вот однажды прочла у Антона Павловича Чехова: «Есть большие собаки и есть маленькие собаки. Но маленькие не должны смущаться существованием больших: они должны лаять, и лаять тем голосом, какой Господь дал им». И поняла, что это очень правильно: нельзя обижаться на то, что Б-г не дал тебе таланта, нужно быть самим собой, по возможности не грешить и принимать удары судьбы… Тьфу ты! Сказала прямо как монашка какая, будто у самой не было семи мужей.

Вот сейчас мы с вами разговариваем, а вы, наверное, думаете: «Почему у нее при таком количестве мужей детей нет?» Думаете-думаете, я знаю. Понимаете, я ведь с ранней молодости недостатка в мужском обожании не имела, поэтому и детей решила не заводить – знала, что одним-двумя мужьями дело не кончится. Я же молодая была, глупая, почти до 40 полагала, что мир специально так устроен, чтобы мне хорошо было. Сейчас считаю отказ от детей самой большой своей ошибкой в жизни.

Так и жила, в облаках, пока мне в голову не пришла мысль уехать в Америку. А если какая мысль в моей голове застрянет, то все, пока я ее не реализую, успокоиться не могу – руководит она мною безжалостно. Я сама сейчас себе удивляюсь, сколько непреодолимых препятствий я преодолевала, чтобы добиться своего, и всё для того, чтобы спустя много лет себя с недоумением спросить: «Зачем тебе все это нужно было?» Вот вы как-то мне сказали, что человек – это единственное существо в мире, которое создает препятствия, чтобы затем их преодолевать. Это точно про меня сказано: захотелось мне жить в Америке – и все, хоть тресни! Чего со мной за 12 лет в Америке только не было: и предательство друзей, и четыре доллара в час, даже выпроваживали меня из нее в наручниках, а все равно и американской гражданкой я стала, и состоятельным человеком, а ради чего, спрашивается? Чтобы по ночам Харьков видеть и мечтать в него вернуться. Ведь страстная натура, как вы сказали недавно, вещь жуткая, она не только всех ближних опаляет своим огненным крылом, она еще и сжигает все внутри у ее носителя, оставляет в нем только головешки разочарований и недоумения. Это правда, что страсть должна быть частью таланта, а не талантливости, потому что талант – преобразователь жизни, а талантливость – ее прожигатель.

Когда мы поженились с Летучим Голландцем, денег у нас особых не было, бизнес мы начинали с кредитных карточек, вернее – он начинал, мое участие ограничивалось переводческими и представительскими функциями, красивая жена бизнесу – большая польза. Какой бизнес был у моего мужа? Научный туризм. Голубоглазый Швед со своим партнером организовывал для американских врачей научные конференции и стажировки в Европе. Врачи в Америке, как мы с вами знаем, – люди очень богатые, зарплатой в 150–200 тысяч долларов их не удивишь, поэтому все делалось на самом высоком уровне, останавливались мы, как организаторы, всегда в самых лучших отелях. Помню, однажды во Франции Голубоглазый Швед снял для нас с ним комнату в королевском замке. Нет, серьезно, мы даже ночь провели на кровати французской королевы – она, говорят, на ней с превеликим удовольствием изменяла своему мужу, королю Франции. Нет, Франция – это не Англия, во Франции это в порядке вещей: плати тысячу долларов за ночь – и мерзни в келье под тремя одеялами.

Так и жила я легко и беззаботно: писала музыку, читала умные книги, ездила по Европам. Вот стихи – стихов не писала, после развода с солистом балета как-то не получалось. Когда мы с Летучим Голландцем более и менее стали на ноги, к нам приехали мои родители. Голубоглазый Швед к ним хорошо относился, везде возил, все показывал, даже пару десятков слов на русском выучил. Через год как мы поженились Голубоглазый Швед начал думать, чем бы мне заняться. Это по его настоянию я за 10 тысяч долларов газету купила, сейчас она, конечно, раз в тридцать больше стоит, самая популярная еженедельная русскоязычная газета в Америке. Поначалу она много времени у меня занимала, надо было и рекламодателей найти, и систему распространения создать, и с типографией договориться. Но через пару лет, когда все наладилось, я от нее отошла. Сейчас только бухгалтерия на мне, всем остальным: статьями, авторами, рекламой – занимается моя редакция. Я, если честно сказать, свою газету даже не читаю – некогда, да и желания особого нет, классику английскую и русскую люблю. Но до того, как газета прибыль приносить стала, Голубоглазый Швед мою жизнь так изменил, что до сих пор прийти в себя не могу. Однажды утром сижу за столиком в спальне, привожу себя в порядок, выходит мой Голубоглазый Швед из душа весь обтянутый полотенцем и говорит бодрым голосом: «Знаешь, дорогая, я вот подумал и пришел к выводу, что ты круглый ноль! Ты абсолютная неудачница и полное ничтожество».

Я так и обомлела. Мы с ним, правда, иногда ругались, но такое я услышала впервые.

«Вот если выгоню я тебя из дома, что ты будешь делать, на что жить? Единственное, что ты умеешь хорошо делать, – это английский преподавать, но кому в Америке это твое умение нужно? Тебе уже 40 с небольшим, и чего ты в жизни добилась?»

И сам же ответил:

«Ничего! Так что вот, дорогая, тебе нужно найти работу, чтобы содержать своих родителей. Даю тебе месяц срока. Если на работу не устроишься, твои родители уедут в Харьков».

Я, конечно, в слезы. А он спокойно так:

«Твоих родителей в Америке я содержать больше не буду! Ты должна сама о них заботиться. Что касается тебя, то тебя кормить я буду, ты моя жена, а их – нет! Так что иди и ищи работу».

Вначале я не поверила. Но когда он через две недели ограничил количество денег на моей кредитной карточке и я впервые не смогла купить достаточное количество продуктов для своих родителей, я поняла, что все – моя воздухоплавательная жизнь закончилась. Все мои попытки объясниться с мужем ни к чему не привели, он сказал как отрезал. Я уже знала своего Летучего Голландца, он абсолютно не злой человек, не жадный, но если что-то решил, то это навеки. Наверное, в то утро он окончательно решил, что мне пора деньги зарабатывать, а не витать в заоблачных высотах, и сразу стал свое решение претворять в жизнь самым жестким образом.

Ну что делать? Натянула я на себя самые что ни есть модные тряпки и пошла в молл устраиваться продавщицей. Заполнила кучу анкет, жду – ответа нет. Пошла по второму кругу, все говорят: «Ваши бумаги рассматриваются, мы вам сообщим». А время идет, две недели промелькнули только так, и вдруг в отделе нижнего белья, куда я зашла напомнить о своих бумагах, ко мне вышел мужчина – завотделом, весь такой благоухающий, в розовом пиджаке – мечта недалекой незамужней женщины, и говорит: «Заходите, мы как раз хотели вас на интервью вызвать». Но я хоть и в штанах немыслимых и в блузке необыкновенной, голова-то у меня работает, сразу поняла, что роза эта благоухающая моих бумаг в глаза не видела. Но мне-то что, мне на работу надо. Поболтали с ним о том о сем, вдруг говорит: «Извините, мне выйти нужно, поговорить о вас со своим супервайзером». Зашел он в соседнюю комнату, слух у меня острый, слышу, как он меня своему другу нахваливает, какая я бабец и что во мне хорошего, в конце слышу: «Хорошо, бери, там видно будет», – и оба засмеялись. Вошел в комнату весь улыбающийся и говорит: «Мы вас берем на работу. Выходите через неделю в понедельник». И называет, сколько они мне в час дают. Я быстренько все перемножила, и цифра мне показалась очень даже неплохой. Попрощались, поулыбались – и я ушла. Еду в машине счастливая-пресчастливая: работу нашла, работу нашла! Голубоглазый Швед, как узнал, сколько мне дали, сразу мой восторг притушил, но я все равно была счастлива. А в четверг, за четыре дня до начала работы, встретилась мне одна моя знакомая и предложила пойти с ней на курсы риелторов, учиться дома продавать. Я поговорила с Летучим Голландцем, он сказал, что это гораздо лучше, чем в отделе нижнего белья за прилавком стоять. Так я стала риелтором, потом организовала свою строительную компанию, которая меня в могилу скоро и загонит. Потому что не женское это дело – за строителями следить, подрядчиков проверять: каждый считает своим долгом надуть тебя, это же спорт такой в Америке. Кто кого надует.

Почему мы развелись с Летучим Голландцем? Не знаю, поначалу я думала, что он завидует моим успехам в строительном деле, но потом поняла, что ерунда это. Год мы мучились, я беспрерывно плакала и ничего не понимала. Все нормально, вдруг начинает: «У тебя есть четыре выбора, если ты сделаешь так и так, я тебя из дома выгоню, если так, я твоих родителей отправлю в Харьков, а если, не дай бог, так поступишь, то вообще тебе лучше не жить». Я, естественно, плачу, ничего понять не могу, какой выбор, о чем речь идет, а он смотрит, как я реву, и добавляет: «А если сделаешь вот это, я тебя просто в тюрьму посажу!» Я еще пуще реветь начинаю, все его слова мимо ушей пролетают, а он от моих слез еще больше нервничать начинает. Не доверял он, что ли, мне, думал, что я его ограбить хочу, – не могу понять. Так почти целый год он меня до слез доводил, а потом вдруг вещи свои в чемодан побросал и уехал. А мама моя весь этот год прямо как невинное дитя была: «Юленька, что ты плачешь? Голубоглазый Швед, что ли, тебя обидел? Ну прости его, он же хороший человек». Папа к тому времени умер, так что всего это он не застал. Я после этого года очки стала носить.

Сейчас Голубоглазый Швед – мой лучший друг, надежнее человека у меня в жизни нет и не было. Когда мне особенно плохо приходилось, он всегда мне помогал, а когда я заикалась, что вот выкручусь и деньги отдам, он отвечал: «Пойми, у меня их так много, что лучше не спрашивай. Возьми и не думай, что отдавать придется».

Странно все это: казалось бы, развелся, сказал «прости, если вину чувствуешь», и все, с глаз долой, из сердца вон, а это он как раз может, сама видела, как он людей даже близких от себя отрезал. Так нет, как вернется из своего Тибета, так сразу звонит, волнуется, как дела, иногда по часу с ним в день разговариваем. Деньгами вот помогает, недавно мне квартиру в Харькове купил. Ничего понять не могу.

– А что здесь, Юля, не понять. У нормальных людей отношения диктуют поступки людей. Но это только у нормальных, у кого совесть есть, понимание. Мошенники и лицемеры устроены не так: у них отношение к людям и поступки – это две слабо связанные субстанции. Поэтому если вы человек, настроенный на отношения людей, вам очень небезразлично, как человек к вам относится, а среди женщин таких большинство, то вы являетесь просто лакомым кусочком для этих негодяев. Они перед вами такую пьесу разыграют, прямо Шекспир, и вы сами им свои деньги и отдадите. Разве не так было в вашей жизни? У этих подлецов всего два сценария:

Сценарий первый: «Кругом все обманщики, сволочи, негодяи, только тебе я могу доверять, потому что ты замечательный человек». Ну а дальше все просто: вы принимаете решение, что такому человеку нельзя не помочь. Так все происходит, правда?

– Ну так.

Сценарий второй: «Ты просто не понимаешь, какой я крутой, да у меня кругом все схвачено, сенатор – мой друг, с губернатором мы в одной школе учились, в одной футбольной команде играли. Ты что, не понимаешь, что одного моего звонка хватит, чтобы у твоей пятнадцатилетней племянницы в Харькове осложнения по женской линии возникли? Или ты думаешь, что сигнализация в твоем доме спасет твою маму от всякого рода неприятностей?»

– Миша, но какое это отношение имеет к моему Летучему Голландцу?

– Самое прямое. Каждый из нас – вы, я, Голубоглазый Швед – имеет свои внутренние системы координат, осями в которых являются не пространственные координаты X, Y, Z и время T, а наши базисные идеи, концепции, на основе которых мы судим о мире, обществе, о людях. Наша точка зрения всегда есть не более чем проекция события или действия на оси нашей внутренней системы координат. Очевидно, проекции одного и того же события будут разные для разных людей. Вопрос состоит только в том, насколько эти проекции отличаются друг от друга. Если у двух людей оси близки и масштабы на них тоже не очень сильно отличаются, их оценки событий будут совпадать. Но если у одного человек одни оси, а другого – совсем другие, то, естественно, и точки зрения у этих людей могут быть абсолютно противоположные. В системе внутренних координат Летучего Голландца нет ваших осей, а в вашей – нет его. Именно поэтому ваш брак был обречен на провал, потому что главное, что связывает людей надолго и в идеале на всю жизнь, – это понимание того, как человек думает, на основе чего он принимает решения. Наиболее близкая дружба возможна только у людей одной специальности, одного образования, одного типа мышления.

– А говорят, противоположности сходятся?

– Таки да, как говорила моя тетя из Бердичева, если эти противоположности касаются пола, цвета кожи, роста, даже темперамента. Но если у людей разный тип мышления, то всё, никакими узами людей не склеишь. Возьмем меня. Комфортнее всего я чувствую себя в компании с физиками, причем это абсолютно не зависит от уровня их интеллекта, знаний, способностей, они могут быть намного умнее меня, образованнее или уступать мне, это не имеет большого значения, потому что это так здорово – понимать природу рождения мысли, замечания, идеи другого человека и видеть такое же понимание в его глазах. С этим, Юля, ничто не может сравниться, даже владение самой замечательной женщиной. Взаимодействие людей с близким типом мышления всегда является катализатором творческого процесса, творческого начала. Я понятно выражаюсь?

– Странно, но понятно.

– Голубоглазый Швед никогда не понимал вас, все ваши поступки, с его точки зрения, всегда были иррациональны, необъяснимы, а главное – непредсказуемы. Когда у вас начались трения, он, как человек логики, просмотрел все варианты и пришел к выводу, что вы, Юля, зная его тайны, легко можете нанести вред его бизнесу и ему самому и поэтому вас нужно обезвредить. Ваш Голубоглазый Швед просто боялся вас.

– Что вы такое говорите, Миша? Разве я могла бы пойти на подлость?

– С точки зрения здравого смысла, а почему бы и нет? Когда человек зол, он, естественно, хочет отомстить своему обидчику. А если оскорбленной себя считает женщина, то от нее можно ждать чего угодно. Женщина – существо очень коварное и мстительное, разве вы этого не знаете?

– Знаю, но при чем здесь я?

– Вы, Юля, почему-то считаете, что вы – открытая книга, что каждый человек, который с вами имеет дело, должен сразу видеть вашу благородную душу, ваши чистые помыслы и вообще, читать ваши мысли. Я вас знаю около десяти лет, и все равно иногда вы своими решениями, поступками ставите меня в тупик. Нет, Юля, формально я вас понимаю, но так, чтобы сердцем, – нет. Единственные люди, которые вас понимают, – это мошенники, авантюристы и кидалы, у вас с ними chemistry с первого взгляда.

– Ну да, конечно, как между кроликом и удавом!

– Что делать, если для них вы открытая книга. Хотите мое мнение, оно – парадоксально. Вы, Юля, по натуре мошенник, авантюрист и кидало, но только до определенной степени, воспитание и генетика не позволяют. Я вижу, вы не понимаете? Возьмем нашего гениального писателя Достоевского и мелкого шулера. Найдут они друг друга в вагоне поезда Москва – Варшава? Найдут! Потому что оба – игроки, но один честный и играет по правилам, а другой – нет.

– Но шулеру проиграет любой.

– Да, если сядет играть. Я, например, абсолютно не игрок. В Миннесоте один мой друг затащил меня в казино. Так я там чуть со скуки не умер, все ждал, когда закончатся наконец 20 долларов, которые я выделил для игры. И когда это случилось, я пошел в кафе, достал бутерброд и с удовольствием его пожевал. Нужно еще сказать, что близость мышлений людей абсолютно не означает близость их этических норм.