Читать книгу Три закона Дамиано - Михаил Ротарь - Страница 6

Английское слово «Hostel» означает: «недорогая гостиница с небольшим количеством удобств».

Примерно так же потомки англосаксов переводят и наше слово «общежитие».

«Hostel» в нашем городе делились на две группы: «семейные», где санузел и душ приходятся на две смежные комнаты, и «коридорные».

В жилье первого типа ещё можно как-то обитать, второй имеет особый колорит: туалет, кухня и душ – на целый проход из двадцати комнат.

Так проживают одинокие холостяки или малочисленные семьи, но некоторые апартаменты с гигантской площадью 18 квадратных метров делили взрослый мужчина и супруги за шкафом.

Именно в таком заведении обитал мой старый друг Йен.

Он не был «русофобом», все его «пассии», про которых я слышал, были славянками. Он не был женоненавистником, занудой или импотентом. Но так уж получилось, что на него никто не «клюнул», и именно из-за жилищных условий, и он «уже» не женился.

Именно Йен, а не школа, научил меня владению государственным языком, не официозным, а бытовым, со всеми его своеобразными приколами и шутками.

Условия жизни Йена были относительно нормальные, если сравнивать с другими комнатами: у него был даже балкон, по которому можно пройти и залезть через окно к соседям слева или справа.

Это место не было сообществом сознательных «маргиналов», сюда попадали по-разному. Кто-то из провинции посчитал это место временным трамплином перед прыжком в огромные финансовые потоки столицы, но так и остался в прыжке. Кого-то милые дети скинули из собственной квартиры, чтобы не путались под ногами. Некоторые прибыли после института тридцать лет назад, тут и постарели.

Одной девочке папа купил комнату, потому что устал от её шумных круглосуточных приключений. А особенно уставал, когда за стенкой в три часа ночи парни били друг другу морды, а заодно и семейный хрусталь, за право «быть первым, а не после тебя, скотина!»

Здесь собрались «джентльмены, которым не повезло». Если кому-то удавалось отсюда выкарабкаться наверх, его считали «полубогом».

Когда я появлялся у Йена на гулянках, то иногда незаметно ставил в его холодильник бутылку, отвлекая внимание гостей какими-нибудь дешёвыми, но шумными номерами. А когда допивали последний стаканчик, все безнадёжно выворачивали пустые карманы. По неписанному закону, за водкой должен бежать тот, на ком она закончилась. Я терпеливо выжидал, пока уныние не достигнет апогея, и вдоволь насладившись муками жертв, делал несколько магических пассов над тайничком:

– Заклинаю тебя, Мефистофель! Пришли нам водки!

Хозяин открывал холодильник, и с изумлением доставал подарок из Ада.

Высшим пилотажем был случай, когда во время танцев я незаметно положил пузырь в абажур.

Не всегда это сопровождалось овациями, один раз пришлось вызывать скорую. И теперь меня всегда проверяли на входе, осеняли крёстным знамением и самого заставляли креститься.

От водки же никто и никогда не отказывался: прислал её Ангел или Дьявол, всем было по барабану.

* * *

На входе меня встретила монументальная железная дверь без замочной скважины, кодового замка и звонка: стучи, ори – твои проблемы. Как попасть? Невероятно просто: припёрся в гости – звони хозяевам по мобильному, могут и впустить, если не спят.

Когда-то там был обыкновенный замок, но его скважину постоянно засоряли жвачкой и бычками местные хулиганы. Поэтому отверстие накрыли металлической пластиной, заварили намертво и поставили кодовый замок. Через две недели код знали все знакомые знакомых в радиусе десяти километров, поэтому и его убрали.

Я видывал двери и поинтереснее: в пятиэтажной «хрущёвке» поселились «сквоттеры»». Их дверь с обивкой из кожзаменителя ничем не отличалась от соседних. Пока я курил, ожидая хозяина, на лестничной площадке появился бомж. Он был в «сомнамбуле», и не заметил меня. Передвигаясь на «автопилоте», не стал искать ключи, а стал на коленки, откинул нижнюю треть вверх, как на шарнире, быстро прополз понизу внутрь и захлопнул её за собой.

Снаружи дверь опять выглядела плотно закрытой.

* * *

– Привет, иноземец! – кивнул мне Йен головой.

– Привет, абориген! – парировал я.

В беседе мы автоматически переходили с одного языка на другой, обмениваясь дежурными подколками.

Его комната находилась в самом конце коридора. Мы прошли мимо комнаты, на которой висела медная табличка: «Прежде, чем входить, спроси себя: нужен ли ты здесь?»

Ещё чуть дальше на коврике спала женщина. Я вопросительно глянул на Йена. Он невозмутимо пояснил:

– Муж предупредил, что если опять придёт пьяной, на порог не пустит. Вот и воспитывает!

Мы прошли, но не к нему, а к соседу, которого я тоже хорошо знал.

На белом потолке там расплылось большое пятно: так на Новый Год открыли бутылку шампанского. Но всем гостям поясняли, что это – результат бурной сексуальной жизни хозяина, промахнувшегося в экстазе мимо партнёрши.

«А наш притончик гонит самогончик, никто на свете не поставит нам заслончик!»

Но вместо самогончика была палёная водка. Жилец этажом выше торговал ею, разбавляя спирт водой из-под крана. Со временем и эта процедура упростилась, теперь он продавал только порцию, которую клиенты разбавляли сами. «Эликсиром» в его отсутствие распоряжались даже две маленькие дочки, одной из которых было десять лет, другой – восемь.

На заводе этанол разбавляют дистиллированной водой, выдерживают сутки, добавляют лимонную кислоту, сахар и всё прочее, фильтруют и выдерживают. Здесь это всё было лишним.

Смесь заливали в стеклянную бутылку и взбалтывали. Когда пузырьки всплывали, по стеклу стучали ножом. Если звук глухой, надо ещё немного подождать, а если звук становился звонким, можно и приступать к «чаепитию». Назывался этот «напиток богов» в переводе на русский «черепуха». Если со спиртом случались перебои, в наличии всегда была контрабандная водка или самогон, но они стоили дороже.

У русских «старшой» наливает всем поровну, командует парадом и произносит тост, все чокаются и пьют одновременно. Местная традиция иная, для неё достаточно и одного стакана: «солнце вращается по часовой стрелке», ты выпиваешь стакан, налитый соседом справа, и наливаешь соседу слева. В зависимости от симпатии или антипатии, две капли или «с верхом». Себе наливать не разрешалось, кому-нибудь вне очереди – тоже, морду за недолив бить позволялось только наутро.

«Сабантуй» был в самом разгаре. На меня косо посмотрели, но я достал из наплечной сумки литруху государственной и кусок колбасы, и кривые лица сменились на приветственные. Свой коронный номер сегодня я решил не демонстрировать.

* * *

За столом, кроме самцов, сидели две особи женского пола: незнакомая молодая красавица и её подруга. Симпатяга явно придерживалась правила: «Если хочешь выглядеть молодой и стройной, держись поближе к старым и толстым».

Со второй же я был немного знаком, она часто появлялась в этом общежитии. Не в моём вкусе, постарше, с арбузными грудями, не совсем уродина, но и не красавица. Её прозвали «акустической торпедой» за то, что приходила и слонялась по коридору, прислушиваясь к звукам за дверями. Затем стучалась туда, где раздавались песни, музыка или звон стаканов. Когда выпивка там заканчивалась, она плавно перемещалась в следующую комнату.

Ещё у неё была другая кличка: «Байконур».

Тогда её называли только по имени, и работала она паяльщицей на радиозаводе. После пайки платы положено промывать спиртом, но чтобы его не воровали и не пили, этанол заменяли спирто-бензиновой смесью. После работы получившуюся гадость надо сливать в особую канистру и сдавать на утилизацию. Процесс это нудный, поэтому всё дерьмо просто выливали в унитаз. Спирт смешивался с водой и уходил при сливе, бензин же легче воды, с ней не смешивается, поэтому он скапливался сверху.

Курить в туалете запрещалось, но нашим людям всегда наплевать на запреты. Если бы у неё была зажигалка, ничего бы не произошло. Но она прикурила от спички, и кинула её, ещё горящую, между ног, вниз. Спичка упала в бензин, и он полыхнул факелом. В спущенных трусах, с обгоревшей задницей, несчастная курильщица с воплями влетела в цех, сметая всё на своём пути, включая двери туалета.

Сначала её прозвали «Летучей Голландкой», но позднее это прозвище поменяли на более краткое, и не менее романтичное.

* * *

Мне досталось свободное место неподалеку от красотки, и я присоединился к всеобщему празднику под названием «триста лет гранёному стакану».

Я наклонился на ушко к Йену:

– Кто это?

Он ответил, тоже на ушко:

– Зовут Дженни. Русская, незамужем, без комплексов. Не советую, но дело твоё!

Красавица была одета по-летнему: лёгкая маечка, красивые туфельки, короткая юбочка.

Типичная славянка среднего роста с длинными ногами, тонкой талией, тёмными волосами и слегка раскосыми глазами с ярко выраженными бровями. Вне сомнений, кто-то из азиатов влез недавно в её генеалогическое древо.

Когда очередь произносить тост дошла до меня, у меня открылся фонтан красноречия, и я упомянул мимоходом пару городов, где побывал.

– Краснодар? О, у меня там был любовник, – вставила свои «пять копеек» красотка.

Я слегка смутился, но продолжил речь.

– Москва? О, у меня там тоже был любовник!

Я закончил тираду, выпил и стал потихоньку присматриваться к фемине.

Периодически кто-то выходил на балкон. После третьего круга хозяин пиршества, Ариэль, стал мне подмигивать, строить гримасы и кивать головой.

Наконец я понял, чего он хочет, и вышел к нему на перекур.

– Виктор, я знаю, что ты умный человек, – заговорщически начал он.

– Не тяни кота за хвост! Был бы умным – пил бы «Мартини» на Канарах, а не водку в общаге! Ревнуешь к этой красавице? Она твоя?

– Да тьфу на неё, она вольная птица. Трахни хорошо, она это дело любит. Но я о другом. Понимаешь, я написал книгу, и хочу, чтобы ты её прочитал.

Он достал из-за пазухи толстую стопку листов. Я мельком глянул их:

– Ариэль, я не очень силён в вашем языке, не знаю всех тонкостей, я не смогу быть литературным критиком.

– Ты постарайся, с меня бутылка!

– Хорошо, только дай пару недель, быстрее не прочту.

– Лады! Только не говори Йену, он будет издеваться.

– Договорились!

Мы бросили бычки и вернулись за стол.

Красотка пересела поближе и тихо взяла под столом мою руку:

– А чем ты занимаешься?

– Как и все: ворую! – и дал ей визитку.