Читать книгу Чем живём? - Михаил Сергеевич Лучина - Страница 5

2008 г.

…Первые минуты в восьмом классе… Четырнадцатилетний Артем в окружении сверстников сидит в актовом зале школы. Серый, хмурый, дождливый День знаний за окном. Но это ни сколь не сбивает того позитивного настроя, каким пропитан парень. Он отстранился от того, что происходит вокруг. Сознание его в предвкушении очередного беззаботного года: друзья, футбол, девушки, девушки, девушки… Природа кардинально перестраивает всех в этом возрасте. Особенно зрительное восприятие у мальчиков. Как вы думаете, кто приходится ключевой мишенью данного восприятия? Зрение становится верным орудием беса, который искушает «раздевать взглядом» девченок. Тема не был исключением из основной массы. Вдобавок сладострастие его усугублялось практически полным отсутствием общения с девушками, порожденным неизвестно откуда взявшейся ранее мыслью о том, что болтаться с ними – это лишь сопли разводить. Правда, в любом случае, он был не из тех, за кем носятся толпы представительниц «слабого пола». Та толика его неказистости, возможно, и породила в нем определенную степень аскезы, ведь его мировоззрение, наэлектризованное столь частым у подростков запредельным максимализмом, требовало от него свято блюсти принцип – «все или ничего». И раз уж ни все гладко на подростковом личном, то он решил отдать всего себя чему—то более значимому. Только вот чему?

Несмотря на любовь к спорту, Артему не удалось закрепиться ни в одном из опробованных им видов: ни футбол, ни бокс, ни качалка. Весь спорт заключался в безмятежных играх в мяч на дворовых коробках да в частых драках после уроков. Ничего серьезного. А увлечений чем—либо еще за парнем замечено не было. Однако к указанным годкам природа, по—видимому, отрегулировала в его голове не только связанные с половым созреванием тумблерочки, а также и те, что отвечают за интересы. Артем начинает интересоваться тем, что происходит за пределами его узкого окружения…

…

«Крещен в православии, но православие отрицаю, хотя сущность учения Иисуса Христа признаю. Эта сущность учения среди моих нравственных побуждений занимает почетное место. Я верю в истину и справедливость этого вероучения и торжественно признаю, что вера без дела мертва есть и что всякий истинный христианин должен бороться за правду, за право угнетенных и слабых, и если нужно, то за них и пострадать: такова моя вера», – гласила большая мраморная доска словами легендарного революционера А. И. Желябова, данными на суде по делу об убийстве императора. Пафосная речь, моментально упиравшаяся в глаза каждому, кто войдет в помещение, должна была вселять не столько антирелигиозный посыл, сколько решительность и готовность к самопожертвованию. Такова была задумка повесившего доску в маленьком благоустроенном подвальчике частного дома на окраине города. Данные слова взбодрили неокрепшее сознание Артема, как только он оказался в этом подвальчике…

В нулевые, как и всегда, хватало молодежи, не принимавшей гедонистической жизни, а жаждавшей осмысленного подвига. Кто—то ударялся в борцы против коррупции, кто—то в науку, в литературу… а кто—то в радикальный патриотизм. Стать патриотом—беспредельщиком было очень легко и даже привлекательно после тотальной разрухи девяностых. Особенно у национально—ориентированной молодежи. У этой социальной прослойки в особом спросе были идеи национал—большевизма и близкие им доктрины и, соответственно, различные партии и группировки, базировавшиеся на этих идейных течениях. Течения эти были в достаточной мере идеалистичны, что и пленяло молодежь. Одним из основных являлся тезис о синтезе русской великодержавности и советского социализма. Правда, объяснения, каким образом можно скрестить два данных явления, зачастую были крайне туманны, зато приправлены красноречивым слогом. В сухом остатке лишь: вера, патриотизм, коллективизм vs лгбт, либерализм, буржуи. Простые ответы на сложные вопросы и пышность словесных форм стали вполне достаточными, чтобы привлечь немало активных и здоровых молодых людей народа, достоинство которого находилось в ущербном еще состоянии.

В одну из таких группировок Артема привел его знакомый Женька, который был года на два старше. Группировка представляла собой немногочисленную ячейку областной партии, стремившейся влиться в социалистический фронтишко России начала двадцать первого века. В провинциальном городке нашего героя зародилась эта ячейка года два назад усилиями двадцатипятилетнего парня Захара, воодушевленного примерами народников девятнадцатого века, пытавшихся просвещать «черный люд». Наивный организатор решил попробовать возложить на свои плечи просветительское бремя. Однако далеко не только изучением трудов философов занималась сия группа. Просветитель привлекал молодых к спорту, собирал деньги для помощи малоимущим, а еще в две тысячи восьмом году сгонял с несколькими пацанами из городской округи на «пятидневную войну» в Южную Осетию. Повоевать не успели, но где—то нарыли натовские формы, которые изредка да примеряли уральские мальчуганы.

О прошлом нашего народника было ничего неизвестно. Несмотря на это, Артем бы и не вспомнил хоть одного, у кого тот не вызывал уважения. Со стороны вся эта деятельность вписывалась в формат военно—патриотического клуба. На самом деле, такое можно было сказать лишь о той деятельности ячейки, которая отводилась несовершеннолетним. Для тех, кто по старше, был подобран более широкий ассортимент – от разруливания спорных моментов на местечковых стрелках до реального партстроительства.

Иногда в городе закипала ситуация на почве межнациональной розни между русскими и кавказцами. И наш просветитель старался влиять на ситуацию в дружбенародном духе. В кругу своих он пояснял:

– Я знаю как сложно у вас здесь с нацменами. Но вы должны успокоить и себя и всех здешних…

– Ах, собрать бы их всех в одном месте и как дать по ним ядерной боеголовкой… – злобно отшучивались товарищи на его призывы.

– Для русских и для России это не выход. Был момент в истории, когда мы взяли ответственность за них…

В его мировидении национализм, выходящий за пределы любви к своему народу до притеснения инородцев, был одним из первейших супостатов. От русских он хотел, чтобы они проявляли трезвую сдержанность и миролюбивую воспитательную функцию к иным народностям, а также, чтоб они не допустили со своей стороны порожденного местью опьянения, которое подтолкнуло бы расчехлить ружья против не славян. Подобная месть, по его мнению, раздербанила бы Россию руками самих русских. К сожалению, далеко не каждый, точнее даже – редкий, представитель титульной нации имел моральное право воспитывать что—либо в ком бы то ни было. А на этом фоне те, кто по крови славянами не являлись, находили себя в состоянии учить великороссов жизни.

Свою лепту в общее дело пытался внести и Артем. Левые воззрения не оставили его равнодушным. Только вот смесь социализма и детства родила такую форму протеста, которую иначе как мелким пакостничеством не назовешь. Он сотоварищи в городской ночи срывали плакаты правящей партии и оставляли на фасадах ее местных отделений граффити, в которые дети, по большей части простых рабочих, вкладывали смысл по—пролетарски честный и резкий, олицетворявший их боль за преждевременную кончину того былого, которое большинство из этой пацанвы узрело лишь в форме останков. К сожалению, а может быть и к счастью, Артем больше не отметился ничем.

А народнику, по иронии судьбы, было уготовано развитие событий согласно поговорке – за что боролись, на то и напоролись.

Одним недобрым летним вечером потребность в съестном заставила Захара со своим ближайшим соратником, Александром, выглянуть из своего домика и дойти до ближайшей торговой точки. И не помышляйте, что они, мол, за «зеленым змием» отправились. Хоть Захар и не являлся фундаментальным «зожистом» (отдохнуть хорошо тоже умел), в тот час он с товарищем решал лишь рабочие вопросы своего кружка. У дверей магазинчика общались двое крепких парней, во внешности которых легко читалась кавказская национальность. На подошедших они отреагировали, коротко кинув в их сторону взгляд, и затем сразу возобновили свой разговор. Захар, оставив товарища перекурить, продолжил движение, темп которого поколебался классическим зачином для рамсов – столкновением плечом о плечо, получившимся достаточно сильным и ставшим возможным по невнимательности Захара и нежеланию выходящего дядьки уступить проход новому покупателю. Именно это «препятствие» ожидали на улице двое соплеменников, что тут же сообразил сам Захар, сознавая всю остроту обстановки. Времени на дипломатию не оказалось, так как народник моментально получил наотмашь пощечину от очень скорого на действие габаритного мужика.

– Эй!!!.. – крикнул товарищ покачнувшегося от удара Захара, уже рванувший на агрессора и затем втолкнувший его ногой за порог магазина.

Бессловесное противостояние разбавлялось лишь криками пожилой продавщицы, которые абсолютно не различали участники потасовки. Подключившаяся с небольшим опозданием пара соплеменников решила реабилитироваться – оба взмахнули балисонгами. На Захара кинулся один, другой решил влететь вовнутрь магазина на помощь приятелю, раскорячившемуся на полу. Захар, пятясь, быстро углядел под ногами камень и, подняв его, метнул в сторону нападавшего на его товарища, стремясь упредить укол в спину последнего. Не поняв, попал он или нет, резко перевел свой взгляд вниз: с внутренней стороны правой ноги чуть ниже икроножки торчал впившийся в кожу нож. Наступавший на Захара, видимо, решил, что камень был адресован ему, и, пригибаясь, метнул нож в сторону народника. Попав ножом, он сам немного испугался и остановился. Подняв на секунду голову, Захар увидел, что его приятель уже добивает обронившего нож от удара камня противника.

– Стой, бля! Да стой ты!!! – заорал Захар, когда Саня уже кинул на землю своего соперника. – А ты! Иди, проверь, что с этим! – сказал Захар метнувшему в него нож, указывая на инициатора драки, который лежал за порогом магазина и не подавал признаков жизни. Немолодой уже дядя, лет сорока, к которому обратился Захар, не рвался продолжить эту грызню, понимая, что силы не на его стороне, и зашагал, утираясь, в сторону своего товарища, начинавшего потихоньку двигаться и мычать.

Захар достал телефон и начал набирать скорую:

– Как по мобильнику в больничку позвонить?

– Не надо скорую! – сказал единственный оставшийся на ногах горец.

– Живой? – спросил Захар своего товарища о его крайнем оппоненте.

– Дышит.

– Да, сука… – сказал Захар, переключая внимание на свое ранение, присев и осмотрев его.

– Подожди, нож не доставай, сейчас майкой перетянем.

– Пойдем отсюда…

В какой—то мере везение помогло тогда скромному магазинчику не оказаться украшенным похоронными венками. Через несколько дней Народник убыл из города, озадачив некоторых из своих сподвижников. И все то, что было начато Захаром, попросту встало…