Читать книгу Невинная девушка с мешком золота - Михаил Успенский - Страница 8

…Вернулся Лука только ко второму завтраку. Шайка лакомилась оладьями с мёдом и слушала разглагольствования Трембы.

Тот, ни много ни мало, излагал внаглую основы ватиканской веры:

– …и вот после трудов праведных по созданию Вселенной прилёг Папа на лавку, дабы отдохнуть. И подкрался к нему Враг рода человеческого на белоснежных крыльях и накапал в ухо спящему Креатору своего ядовитого семени, дабы погубить. Но не дремал Внук Святой, налетел на Врага, сел ему на голову вольным орлом и пометил Нечистого, и бежал Диавол, смердя во мраке…

– Откуда же Внуку взяться, коли Сына ещё не было? – встревожился Волобуев.

– Высшие Существа потому и Высшие, что презирают причинно-следственные связи, – мягко, как дурачку, объяснил Тремба. – Пробудился Папа Александр от нестерпимой боли и горько возрыдал. Но внук Святой утешил его, и тогда родил Папа на защиту себе сына и назвал его Чезаре, то есть Цезарь, а по-вашему – Кесарь. И поклялся тот Кесарь отомстить люто обидчику Отца своего и пособникам его…

Лука стоял за углом сторожки и терпеливо слушал ватиканскую ересь.

– А пособников тех было много: и Орсини, и Сфорца, и Медичи, и Феррари, и Ламборджини, и Фиат убогий, и Альфа-Ромео, и Бета-Джульетта, и бессчётные кардиналы. Действовать пришлось и клинком, и ядом – били врага его собственным оружием и на его же территории. Но не дремал и нечистый: перепутал однажды во время дружеской встречи с кардиналом Адриано де Корнето бутылки, и отравленное вино оказалось в бокалах Папы и Сына…

Разбойники на этом месте приужахнулись, то есть в ужасе ахнули.

– Папа Александр от яду весь распух, а Кесарь потерял сознание. Изменники-кардиналы кое-как затолкали Папу в каменную гробницу, но и там продолжал он истекать ядовитым гноем. Чудесное свойство имела сия жидкость: праведник, поцеловав край гробницы, оставался невредим, тогда как пособник Врага умирал в страшных судорогах…

Тут разбойники даже на туесок с мёдом стали поглядывать подозрительно.

– Но не растерялся Кесарь: погрузил он своё божественное тело в ванну с ледяной водой, и ничего ему не сделалось, только слезла с него вся кожа…

– Как со змеи, – подсказал Редко Редич.

– Верно. Змея же есть символ высшей мудрости. Но не кончились на том испытания Сына-Кесаря: увидавши Папу в гробу, бывшие союзники предали прекрасноликого Чезаре, отняли у него обманом все города и герцогства, наступила година лихая, и вынужден был божественный Сын стать простым кондотьером…

– Совсем как мы, – вздохнул Недослав Недашковский.

– Так, панове, совсем как мы, – продолжал Тремба. – Во искупление чужих грехов пошёл наш Кесарь на службу к королю Наварры – было такое мелкое королевство между Испанией и Францией. Повинуясь приказам жалкого вождя, отряд Кесаря побивал французов повсюду, но…

– Но вражина не спав, а тилькы очи заплющив! – догадался Грыцько Половынка.

– Так, пане Грыцю, верное твоё слово. Ой, не спал вражина, всё думал, как погубить Кесаря. И вот однажды, во время битвы, длившейся уже около трёх часов, Чезаре захотел сам решить исход сражения и вместе с сотней латников налетел на кавалерийский отряд, составлявший главную силу его противника. К его удивлению, отряд не выдержал первой же атаки и обратился в бегство, направляясь к небольшому леску, где, по всей видимости, хотел найти спасение. Чезаре бросился в погоню, но, оказавшись на опушке, кавалерийский отряд неожиданно развернулся к нему лицом, а из леса выскочило человек четыреста лучников; соратники Чезаре, увидев, что попали в засаду, кинулись наутёк, трусливо бросив своего предводителя.

– Вот козлы! – вознегодовали разбойники. – Да разве бы мы когда оставили своего атамана?!

– …Через некоторое время его лошадь, изрешечённая арбалетными стрелами, упала и придавила Чезаре ногу. Враги тут же набросились на него…

– И вбылы? – с ужасом спросил Грыцько.

– Все так думали, – сказал Тремба. – Но был у Кесаря верный слуга и клеврет, доблестный испанец дон Мигель Коррельо, прозванный итальянцами за праведную жизнь Микелотто. То был подлинный рыцарь клинка и пинка! Не одного противника отправил он в пекло во имя своего господина. Уверенный, что, несмотря на смелость хозяина, с ним случилась беда, Микелотто решил в последний раз доказать свою преданность и не оставлять тело Чезаре на съедение волкам и хищным птицам. Поскольку стало уже совсем темно, он велел зажечь факелы и в сопровождении десятка солдат отправился к лесу на поиски. Каково же было удивление верного Микелотто, когда он обнаружил своего господина не только целым и невредимым, но и окружённым неким потусторонним алым сиянием. Вокруг валялись сотни убитых лучников проклятого французского капитана Бомона во главе со своим предводителем. Было это возле Папой забытой деревушки под названием Виана десятого марта, и день этот с тех пор считается праздничным, как и Первое мая – день рождения божественного Кесаря…

– Вот молодец! Нам бы так!

– И вам, панове банда, будет так, коли примете ватиканскую веру и бычьей головой храмы свои увенчаете… С тех пор дела Кесаря пошли на поправку: незримо хранимый и безмолвно благословляемый лежащим в гробу Папой и парящим в ночи Внуком Святым, он не только вернул отнятые недругами земли, но и покорил всю Италию, всю неверную Францию, а испанский король добровольно признал себя его слугой. Потом пришёл черёд Германских земель и далее на Восток… С тех самых пор и пошла гулять в простом народе поговорка: «Aut Caesar, aut nihil»…

– Погоди, паныч, – с этими словами Лука вышел на поляну. – Ежели твой Кесарь такой победоносный, отчего же ерусланцы всегда лупят его кондотьеров в хвост и в гриву?

– Пан атаман! – вскочил Тремба. – Честь Платону Кречету, честь Новому Фантомасу!

– Слава! Слава! Слава! – тоже вскочили и дружно рявкнули разбойники.

– Атаман спросил, – напомнил Лука.

– Отчего? – Яцек Тремба растерялся, но ненадолго. – Да оттого, что вы воюете неправильно! Где же это видано, чтобы вместе с витязями шли мужики, вооружённые лишь вилами и косами да, простите, дубинами? Это не война, а нонсенс какой-то… Кондотьеры привыкли к тому, что мужичьё при виде их разбегается в страхе за своё ничтожное существование…

– Тем не менее, – сказал Радищев. – И вообще, чему ты моих бойцов учишь, покуда атаман на утёсе себя народу демонстрирует? К чему ты клонишь? Вера у нас своя – пусть покуда несовершенная, зато искренняя. Но ни Кесарю, ни Папе его смердящему, ни Внуку незримому мы не кланяемся… Или забыли наш уговор, панычи? Так я напомню!

С этими словами он схватил Яцека Трембу и Недослава Недашковского за вороты и потащил в избушку. В углу спал поэт, измученный ночным стихосложением.

Будить его Лука пожалел. Панычей же он швырнул в другой угол и навис над ними самым угрожающим образом, как подлинный кречет над жалкими мышами.

– Так вот какую вы «пропагацию» ведёте? Вот к чему клоните? К государственной измене? Чтобы мы, верные ерусланцы, да к Ватикану поганому…

– Погоди, пан атаман, – ухмыльнулся Недослав Недашковский. – Лучше подумай, кем бы ты был без нашей пропагации? Штаны бы протирал в Академии?

– Так, – подхватил Тремба. – Думаешь, Филька, Афонька и прочие к тебе по своей воле пришли? Это мы их на резон наставили. А деньги, думаешь, откуда берутся? А мужикам кто платит за приношения, а оружие откуда? Из Ватикана, от божественного Кесаря всё идёт. Ждёт он, ждёт, покуда народ вокруг тебя объединится. Тогда и ударим на Солнцедар с двух сторон, и сбросим с трона тирана, и тебя туда посадим как наместника и десницу Кесаря…

– И то если народ примет, – буркнул Недашковский.

– Как же не примет? – возмутился Лука. – Я ли народу добра не желаю, я ли его не стремлюсь освободить от помещичьего гнёта? Я ли не Платон Кречет – Новый Фантомас?

– Вот ты какой Фантомас! – крикнул Тремба и достал из-за пазухи какой-то листок. – Дывысь, атаман, каков ты герой!

На листке большими буквами было тиснуто: «Их разыскивает царская стража». Под надписью искусно пропечатан яркий цветастый рисунок, изображавший отвратительное чудовище – имевшее, впрочем, явное сходство с атаманом. Глаза чудовища были выпучены, в одной руке оно держало пузею, из которой летела в народ крупная картечь, в другой – окровавленную саблю, на конец клинка её надета была девичья голова с полными ужаса глазами. Из оскаленного рта монстра торчали застрявшие между клыков ручки и ножки – не иначе, детские.

Ниже мелкими буквами перечислялись все преступления шайки во главе с атаманом: беззаконные казни, грабежи, поджоги, насилия, сношения с Ватиканом и басурманами, работорговля и, наконец, кощунства в виде ограбления церквей: кража яшмового чудила на бронзовой цепочке, серебряной гумозницы с мощами святой Мавродии и золотого шитья перетрахили. За голову чудовища назначена была солидная награда.

Лука и слов таких не слышал, и святой такой не ведал, и что так дорого стоит, не знал.

– Сладко кушал, пан атаман, мягко спал? Пора пришла платить! – с этими словами панычи поднялись и протянули свои лапки к Радищеву.

– Весь ты теперь в наших руках, со всеми потрохами! И шайка твоя давно с нами согласна – никому не охота на плаху идти за чужие злодейства! А вот достойные паны Филимон и Афанасий зато прослыли подлинными народными заступниками, теперь с ними дело делать будем! Под знаменем Быка!

От шума арап Тиритомба давно проснулся и теперь с ужасом глядел то на панычей, то на Луку.

– Измена! – шёпотом вскричал он, и поражённый Лука пришёл в себя.

– Ну, пока-то вы, мерзавцы, в моих руках! – сказал он и подтвердил слова делом.

Выволок панычей на крыльцо, как следует стукнул головами и швырнул в кусты – пусть полежат до законной народной расправы. Потом обвёл взглядом и Куприяна Волобуева, и Грыцька Половынку, и Редко Редича с Хворимиром Супницей, и мелочь пузатую, и прочих безымянных и бессловесных разбойников – набиралось их изрядно.

– Судить будем изменников! – воскликнул он и пустил в конце петуха, отчего восклицание получилось неубедительным.

– Отчасти они правы, – буркнул Куприян Волобуев. – Дороги-то у нас другой нету…

– Нема иншей дорози, – вздохнул Грыцько.

– Эх, братушки, братушки… – развели руками Редко Редич и Хворимир Супница.

Остальные благородные разбойники глухо и неразборчиво роптали. Несмотря на неразборчивость, произношение было явно матерное.

– Зато как мне здесь писалось! – мечтательно сказал Тиритомба. – Вот это была осень! Она войдёт в историю словесности…

Только сейчас Лука понял, что и сам попал в историю. Вернее, влип. И отвечать за весь разбой заочный придётся ему.

– Вязать его… – неуверенно пискнул кто-то из мелочи пузатой.

Лука метнулся в сторожку и выскочил оттуда с пузеей.

– Стоять, – скомандовал он. – Не то всех положу.

Уйти следовало красиво.

– Я сам отдамся в руки правосудия, – сказал он. – Я не сомневаюсь, рано или поздно правосудие настигнет меня, если так угодно провидению. Я желаю добровольно умереть во имя правды. Вы разбогатели под моим начальством и можете провести остальную жизнь в трудах и изобилии. Но вы все мошенники и, вероятно, не захотите оставить ваше ремесло.

Потом подумал и добавил:

– По дороге сюда я, помнится, разговорился с бедняком. Он работает подёнщиком и кормит одиннадцать ртов… Тысяча золотых обещана тому, кто живым доставит знаменитого разбойника. Что ж, бедному человеку они пригодятся!

С этими словами он сошёл с крыльца и двинулся в сторону тропинки. Его злодеи почтительно расступались перед своим атаманом.

Мельком Лука взглянул на кусты.

Никаких панычей там уже не было, только вонь осталась.