Читать книгу Если судьба выбирает нас… - Михаил Валерин - Страница 6

Нервное напряжение сказалось незамедлительно – я почувствовал головокружение: волной накатила слабость. Меня качнуло. Чтобы не упасть, пришлось ухватиться за опорный столб крыльца.

Окружающая действительность сильно искажалась фиолетовыми кругами в глазах и все время норовила расплыться до полной потери четкости. Обняв полированное резное дерево, я прикрыл веки и попытался привести мысли в порядок. В голове бурлило, как в перегретом паровом котле, который взорвется с минуты на минуту. Какая-то чудовищная воронка закружилась в моем сознании, увеличиваясь в размерах. Я чувствовал, что сейчас может произойти что-то необратимо ужасное…

Неожиданно меня прорвало:

– Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли, – сами собой шептали непослушные губы. – Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, яко же и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого. Аминь! – сказал и, не открывая глаз, медленно перекрестился…

Отпустило…

В голове всплыла глупая фраза из известного фильма: «Вот что крест животворящий делает!»[14]

Переждав внезапные последствия своего вынужденного мнемонического кретинизма, я осторожно спустился с крыльца и, пройдя с десяток шагов, с облегчением присел на завалинку.

– Фу-у-ух. Эвона как меня торкнуло…

– Я прошу прощения, но мне показалось, вы что-то сказали? – Неуверенный ломающийся голос прозвучал совершенно неожиданно.

Я повернул голову, пытаясь разглядеть говорившего. В воротах стоял высокий нескладный молодой человек в форме с погонами вольноопределяющегося. Обмундирование топорщилось на нем, в полной мере олицетворяя идиому «как на корове седло». Маленькие круглые очки-велосипеды на носатом веснушчатом лице усиливали впечатление общей несуразности.

– Э? Да… – только и смог я выговорить.

– Ах, простите! – Он подошел ближе, смешно, по-птичьи, переставляя ноги. – Мы, кажется, незнакомы. Засим разрешите представиться. Комаровский Георгий Сергеевич, вольноопределяющийся при штабе полка.

– Очень приятно! Прапорщик фон Аш Александр Александрович. – Я сделал попытку встать, чтобы поздороваться, но был остановлен собеседником:

– Сидите-сидите! Мне показалось, что вы чувствуете себя не совсем хорошо!

– Спасибо. – Я с облегчением плюхнулся обратно.

– Собственно говоря, господин прапорщик, меня направил к вам мой непосредственный начальник – полковой адъютант. Доктор доложил, что ваше обмундирование утрачено в результате боевых действий. Я вызвался оказать содействие. – Комаровский извлек из-за спины доселе невидимую пухлую полевую сумку, расстегнул ремешок и с заметным трудом вытащил тетрадку в картонной обложке. – Вы позволите?

– Присаживайтесь!

– Благодарю! – Он по-сиротски примостился рядом, раскрыл тетрадку на чистой странице, заложенной карандашом. – Итак, вы не могли бы поведать мне все подробности произошедшего?

– В каком смысле?

– В прямом. Ваш рассказ станет основой для разъяснительной записки об обстоятельствах приведения в негодность действительного обмундирования. На основании данной записки вам выдадут внеочередные «мундирные». Военная бюрократия, так сказать.

– Ну что ж… Я не очень хорошо помню произошедшее, но… – И я принялся рассказывать.

Выслушав краткое изложение события, Комаровский попросил рассказать поподробнее, то и дело задавая наводящие вопросы. При этом он непрерывно чирикал карандашом в своем «кондуите»[15]. Обессиленный, я почти не сопротивлялся и лишь под конец вежливо спросил – неужели получившийся рассказ на пять страниц необходим для соблюдения всех формальностей?

– Ну что вы! – Мой собеседник смущенно улыбнулся. – Для отчетности мне бы и трех строк хватило. Дело в том, что я в некотором роде летописец полка. Записываю все важные события или занимательные происшествия. А ваше чудесное спасение вполне достойно быть занесенным в анналы. Я, возможно, несколько злоупотребил вашим вниманием, но поверьте – это же живая история.

– М-да… – Я не нашелся что ответить. Все сказанное вольноопределяющимся было столь искренне и непосредственно, что я даже раздумал возмущаться. – Георгий Сергеевич, а давно ли вы ведете свою хронику?

– В полку я менее полугода, однако мои записки пополняются ежедневно. Собственно, записи я начал вести с самого первого дня войны, еще будучи студентом. – Комаровский поправил очки. – Я просто почувствовал, что должен непременно составить отчет о столь тяжком для отчизны времени.

– А где вы учились?

– Историко-философский факультет Московского университета. Я верю в свое призвание и в действующую армию пошел, дабы стать непосредственным участником событий. Вот посмотрите. – Вольноопределяющийся достал из своей сумки кипу тетрадок. – Общий ход военных действий, мои размышления о судьбе Отечества, жизнь в тылу. А вот тут уже фронтовые записи.

– Любопытно. Георгий Сергеевич, не могли бы вы одолжить мне для первичного ознакомления хотя бы вот это? – Я взял из его рук тетрадку с надписью «ВОЙНА. 1914–1915 –1916».

– Да-да, конечно! – Собеседник аж покраснел от смущения. – Буду рад.

– Премного благодарен.

– Прошу прощения я, кажется, отнял у вас много времени. Впрочем, меня, наверно, и так уже ищут. – Вольноопределяющийся стал судорожно засовывать свои тетрадки в полевую сумку. – Ах да! Я готов забрать ваши документы для зачисления в полк и соблюдения всех формальностей. Завтра же вы сможете получить у полкового казначея казенные средства на приобретение обмундирования и снаряжение, а как только доктор сочтет возможным – будете представлены командиру полка и офицерскому собранию.

– Извольте.