Читать книгу Дни нашей жизни - Микита Франко - Страница 3

О себе до четырех лет я помню довольно мало.

Три ярких эпизода, никак не связанных между собой.

Первый: я сижу в прогулочной коляске и болтаю ногами. Коляску катит мама. Мы, кажется, в центральном парке нашего города, тогда там еще стоял памятник Ленину – так что я был действительно довольно маленьким. Впереди нас резво клюет зерно стая голубей. Когда моя коляска подъезжает ближе, они разлетаются, а я радостно поднимаю руки вверх, будто пытаясь поймать хотя бы одного. Дальше ничего не помню.

Второй эпизод: кто-то из маминых друзей подарил мне на день рождения двухколесный велосипед с прикручивающимися колесиками по бокам заднего колеса. Кажется, это был четвертый день рождения. Чтобы кататься на четырех колесах, много ума не надо, так что это мне быстро наскучило. Я подошел к маминому брату, который был тогда гостем на моем празднике, и попросил его открутить дополнительные колеса. Он, не растерявшись ни на секунду, так и сделал. Радостный, я взгромоздился на велик и, проехав меньше метра, свалился на асфальт, разодрав левый локоть до крови. Пока я, лежа и глядя в чистое ясное небо, размышлял над главным детским вопросом: зареветь или не зареветь, – мой дядя где-то неподалеку откровенно задыхался от смеха, мол, нужно было предупредить, раз я не умею кататься. Глядя на него, я тоже засмеялся. Дальше ничего не помню.

Третий эпизод: больничный коридор, мама уже болела. Наверное, это был третий или четвертый этаж – точно помню, я устал подниматься по лестнице. Первое, что увидел: капельницы прямо в коридоре; мимо меня кого-то быстро провезли на каталке. Я никак не мог объяснить себе происходящее, но радоваться было нечему, и я стал внутренне тревожен и напряжен. А мамин брат – как будто бы нет. Он наклонился, хлопнул меня по плечу и сказал, что кто последний добежит до маминой палаты, тот старая черепаха. Жизнь сразу стала лучше. Кажется, кто-то прикрикнул на нас за эти гонки, но все сделалось неважным перед целью прибежать первым.

Пожалуй, это все, что я мог бы рассказать самостоятельно о том периоде жизни. Остальное я знаю лишь со слов других людей.

Когда я был маленьким, я не знал, что после родов у моей мамы начал развиваться рак молочной железы. Сейчас его считают «нестрашным» раком, и, возможно, четырнадцать лет назад ей бы тоже смогли помочь, если бы врачи не отмахивались от ее жалоб, называя опухоль в груди «застоем молока». Об этом я могу с умным видом рассуждать сейчас, но в том мире, который окружал меня в детстве, не существовало рака и больниц. Я ничего об этом не знал и жил беззаботно.

Когда мама лежала в больнице, я жил у дяди. Говорят, я много кочевал, так как ей часто приходилось туда ложиться: пару недель жил с ней, потом снова у него. В какой-то момент, спустя недели, я не вернулся домой к маме. Мне сказали, что она очень слаба и пока не сможет обо мне заботиться. Что я об этом тогда подумал – не знаю. Вряд ли воспринимал происходящее серьезно, ведь когда простывал, тоже чувствовал слабость – и ничего страшного.

Я не помню, как мне сказали, что мама умерла. О моей реакции мне рассказали, только когда я стал старше. О смерти сообщил ее брат. Отвлек меня от игрушек, сел передо мной и сказал это.

Тогда по каналу «Никелодеон» вышел новый мультик – «Аватар: Легенда об Аанге», который сразу же стал моим любимым. Мы смотрели его вместе с дядей. И я спросил:

– Она умерла как Аанг?

– Нет, по-настоящему.

Если вы смотрели этот мультфильм, то знаете, что Аанг не умирал, а замерз во льдах на сто лет. Его лишь считали мертвым.

Тогда я спросил:

– Умерла как его семья?

И он сказал:

– Да.

А я сказал:

– Понятно.

Не знаю, пережил ли я тогда настоящее горе утраты. Я ничего не помню и слушаю об этом теперь как историю о ком-то другом. Говорят, я около месяца играл с одной игрушкой и перестал смотреть мультики, особенно «Аватара», но про маму почти не спрашивал.

Жизнь началась другая. Новая. Которую я уже запомнил сам.

Я повис в воздухе. Так про меня говорили другие. Бабушка говорила: «Вопрос касательно Мики висит в воздухе». Я не знал, как это, но атмосфера была напряженной, и я в самом деле ощущал себя подвешенным. Взрослые спрашивали, с кем я хочу остаться: с бабушкой или с дядей. Я не хотел никого обижать и отвечал, что не знаю. В конце концов бабушка поставила точку в этом вопросе. Она сказала, что у нее уже был один инфаркт и она не уверена, что успеет вырастить целого человека, а обрекать меня на потерю второй раз – жестоко.

Так я начал жить с дядей, которого называл просто Слава, и его другом. Хотя друг появился не сразу. Сначала все улеглось: прекратилась суета, со мной перестали разговаривать незнакомые, но очень серьезные люди, прошло состояние подвешенности, и новая жизнь мягко превратилась в привычную. Тогда друг и появился: высокий, аккуратный, даже причесанный, совсем не подходящий для дружбы с моим дядей, признававшим только один вид штанов: которые с дырками на коленях.

– Это Лев – мой друг, – сказал мне Слава. А потом ему: – Это Мики – сын моей сестры. Вам придется ужиться вместе. Выбора у вас нет.

Имя Славиного друга показалось мне глупым. Лев… Если тебя так зовут, то ты просто обречен отпустить бороду и стать писателем.

Но выбора не было, и я пожал руку, которую протянул мне Лев, своей маленькой ладошкой пятилетнего человека.