Читать книгу Дни нашей жизни - Микита Франко - Страница 5

Благодаря тому что Слава работал в основном из дома, я не посещал никаких государственных учреждений для содержания детей дошкольного возраста. Лишь изредка, когда меня совсем некуда было деть, я проводил время в частном детском садике, куда можно было закинуть ребенка на пару часов.

Поэтому преимущественно социализировался я на детских площадках. Надо сказать прямо, происходило это со скрипом, потому что другие ребята меня пугали. Как сейчас помню: увидев больше трех детей в одном месте, я прятался за Славину ногу, а слишком настойчивые предложения присоединиться к игре или хотя бы подойти поближе могли довести меня до слез.

Но общение тет-а-тет давалось мне неплохо, а моим частым собеседником на детской площадке стал Илюша, с которым нас приводили туда почти в одно и то же время.

На тот момент мы общались уже целый месяц и повидали в жизни многое. Точнее, повидал Илюша. За время, проведенное с ним, я стал свидетелем того, как он заехал сам себе по носу качелями, как его укусила собака и как он кинул шифер в костер, не отбежав при этом на безопасное расстояние. Я же всегда оставался цел, потому что в наших передрягах был тем, кто стоит за спиной и неуверенно говорит: «А может, не надо?»

Илюшу на детскую площадку приводил отец, целью жизни которого было стремление уничтожить у сына инстинкт самосохранения. Он всегда очень радовался «успехам» сына. Когда Илюша подошел к нему с разбитой от качелей переносицей, отец одобрительно похлопал его по плечу и сказал:

– У-у-у-у, мужи-ы-ы-ык!

Илюша радовался и продолжал размышлять над тем, какой бы еще физической боли ему натерпеться, чтобы порадовать папу. Меня же он считал трусом.

– Ты всегда всего боишься, – говорил мне Илья с нотками презрения.

Как раз перед этим разговором он дразнил собаку, которая укусила его за колено, порвав штаны.

– Тебе нужно в больницу, – ответил я.

– Да мне не больно. – Сказав эту фразу, он даже выпрямился от гордости за себя.

– Не в том дело. Она может быть бешеной.

– И что?

– Ты можешь заболеть.

Илюша хмыкнул и еще раз повторил, что я трус. Тогда я сбил шаг, отстал от него. Специально, чтобы подумать: сказать или не сказать?

Решил сказать:

– Слава говорит, что глупость и смелость – это разные вещи.

Илюша не понял этой фразы и еще раз хмыкнул. Это было признаком того, что он не знает, что ответить.

– Почему ты называешь своего отца Славой? – спросил он.

– Он мне не отец. Он мой дядя.

– А где твой отец?

Тут можно было бы подумать, что я наверняка задавался этим вопросом и раньше. На самом деле он меня мало волновал. Когда обстоятельства складываются так лихо, отсутствие отца кажется мелочью на фоне всех остальных событий. И впервые я осознал, что у всех детей отец есть, а у меня нет, именно тогда – в пять лет, во время этого разговора.

– У меня нет отца, – просто ответил я.

– У всех есть отец. – В голосе Ильи чувствовалась готовность спорить.

– Не у всех. У меня же нет.

– Когда нет отца, значит, он бросил.

– В смысле?

– Отказался от тебя.

Эту информацию было слишком тяжело принять. Что я такого сделал, чтобы от меня отказываться? Я даже этого не помню.

Я решил, что, скорее всего, Илюша сам не понимает, о чем говорит. Он ведь не очень умный. Он собак дразнит и качели раскачивает, стоя позади них.

Поэтому я сказал:

– От меня точно никто не отказывался, его просто сразу не было.

Илья прыснул:

– Так не бывает. Если сразу отца нет, то секса не получится.

– Чего не получится?

Тут, на самом интересном месте, нас и прервали. Грозная фигура Илюшиного папы нависла над нами, сообщая, что пора на бокс. Илья вскинул руки и радостно запрыгал.

– Его собака укусила, – сказал я, задрав голову и пытаясь посмотреть мужчине в лицо. – Надо врачу показать.

Папа Илюши окинул меня насмешливым взглядом и снисходительно покивал.

Сидя на скамейке у детской площадки, вытряхивая песок из сандалий и собираясь домой, я все равно продолжал думать о судьбе Илюши. Рядом сидел Слава, складывая в рюкзак с Микки-Маусом игрушки, и слушал мой вдохновенный рассказ про собаку. Закончив, я спросил:

– Может, ты все-таки скажешь им, что надо к врачу?

Слава улыбнулся и только сказал:

– Хочешь, расскажу про естественный отбор?

Если кто-то забеспокоился об Илюше, то спешу сообщить, что он в порядке, вот только после удара качелями носовая перегородка у него так и осталась искривленной.

А у меня так и остался осадок после того разговора, и тревожные мысли об отце, который почему-то решил от меня уйти, поселились в моей голове. Смутно я начинал догадываться, что если бы у меня был отец, то после смерти мамы я остался бы с ним. Но его не оказалось рядом, и я, как говорила бабушка, «повис в воздухе».

По ночам мне начали сниться кошмары: в них я шел по длинному коридору, но он никогда не кончался, и чем дольше я шел, тем страшнее мне становилось, хотя ничего больше не происходило. Когда это случилось в первый раз, я так и не смог уснуть и решил попроситься лечь со Славой.

Спросонья и в темноте я не сразу удивился тому, что они со Львом спят в одной кровати. Благодаря какой-то внутренней, видимо, природной тактичности я молча прикрыл дверь и вернулся в свою кровать. Даже страх прошел, уступив место новым размышлениям: разве мужчины спят в одной кровати? Спят, конечно, но только в экстремальных условиях. В фильмах это обычно случается, когда идет война или ремонт в квартире и людям просто негде спать, кроме как рядом. Но у нас не тот случай – у нас есть диван.

Не то чтобы я тогда много понимал об отношениях между людьми, но я считал, что любовь бывает лишь между мужчиной и женщиной, а теплые отношения между людьми одного пола – это дружба. Разница между любовью и дружбой в том, что мужчина и женщина целуются и у них общая кровать, а друзья только жмут друг другу руки и никогда не находятся слишком близко. То, что Слава и Лев спали вместе в одной кровати, когда в этом не было никакой необходимости, не подходило ни под один шаблон.

С трудом я дожил с этой информацией до утра, а за завтраком все-таки выдал:

– Почему вы спите вместе?

Лев закашлялся и перестал есть. Тяжелым взглядом он посмотрел на Славу, глубоко вздохнул и встал из-за стола.

– Объясняйся сам, как ты там хотел…

Провожая его взглядом, Слава проговорил:

– Ты мастерски уходишь от ответственности.

– На работу опаздываю, – сказал Лев уже из прихожей.

Хотя не опаздывал. Я как раз недавно время выучил – он не опаздывал совсем.

Слава молчал, пока не хлопнула входная дверь. Потом сказал:

– Мы со Львом любим друг друга.

– Это как?

Я почувствовал, что у меня начинают неприятно потеть ладошки.

– Так, как это обычно и бывает, – сказал Слава. – Помнишь, мы читали «Золушку»? Она полюбила принца, а принц – ее. Так влюбляются многие люди.

– Но вы же мальчики…

– Иногда мужчина может полюбить другого мужчину. А женщина – женщину. Это не часто, но случается.

– Так не бывает, – жестко сказал я. – Ты врешь.

Сейчас мне сложно понять, почему я тогда так отреагировал, но я очень хорошо помню чувство обиды. Горячей такой обиды, в груди. От которой даже слезы закипают.

– Я не вру. – Слава оставался спокоен. – В жизни тебе будут встречаться разные люди. И такие – тоже.

– Не будут! Потому что их не бывает!

– Мики…

– Почему тогда такого никогда нету в фильмах и книгах? – запальчиво перебил я. – Никто больше так не говорит! Кроме тебя! Потому что ты сам это только что выдумал!

– Мики, такое бывает в фильмах и книгах, – заговорил Слава громче и вкрадчивее. – Если хочешь увидеть – давай посмотрим фильм.

– Не хочу! – Из глаз у меня очень быстро текли злые слезы. – Не хочу смотреть твои дурацкие выдуманные фильмы! – Я опустил взгляд на тарелку с яичницей перед собой. – Не хочу больше есть!

Потом вскочил со стула и убежал в свою комнату, громко хлопнув дверью. Слава за мной не пошел.

До вечера я больше не выходил из комнаты. Впрочем, нет, выходил – но только дважды: один раз, чтобы пописать, а второй – чтобы взять на кухне банан. Остальное время я перечитывал книги, где есть любовь, и не понимал, зачем Слава мне врет. На месте Золушки не может быть мальчик, ведь на него бы даже не налезли хрустальные туфельки. Хотя, с другой стороны, он наверняка пришел бы на бал в дурацких футбольных бутсах, а у старших мальчиков во дворе они постоянно слетают с ног, когда они с силой пинают мяч. Вот такую обувь уж точно легко потерять, не то что туфельку…

Я был вынужден признать, что Золушку можно поменять на мальчика без потери основной сюжетной линии. Или принца – на принцессу. Но если все это правда, почему тогда писатели пишут только про мальчиков и девочек? Писатели – умные люди, они точно знают, что правда, а что нет.

Я слышал, как вечером вернулся Лев и они со Славой стали о чем-то нервно переговариваться. Наверное, обо мне.

Когда совсем стемнело, я все-таки вышел из комнаты. Было слышно, как в зале работает телевизор. Слава сидел там один.

Я остановился на пороге комнаты и посмотрел на экран телевизора. Мелькали кадры с мужчиной в крупных очках и строгом костюме; он выглядел очень грустным и смотрел на фотографию какого-то парня. А потом замелькали черно-белые кадры, будто фильм снимали лет сто назад.

Я медленно прошел в комнату и сел рядом со Славой, продолжая смотреть на экран.

– Почему ему грустно?

Слава, не ожидавший моего вопроса, даже сел прямее.

– Потому что его любимый человек умер.

– Тот парень на фотографии? – Спросив это, я улыбнулся. Чуть-чуть.

Слава тоже чуть-чуть улыбнулся. И сказал:

– Да.

– Он теперь там же, где моя мама?

– Да, наверное.

– Может, они подружатся.

Слава откинулся на спинку дивана и притянул меня к себе. Я лег затылком ему на грудь, и мы молчали до конца фильма.