Читать книгу Минтака. Закатный рассвет - Мила Гейбатова - Страница 3

Утром я с трудом разлепила веки – во всем теле было такое дикое ощущение усталости, будто бы я всю ночь не спала в своей родной кровати, а занималась непонятно чем. Летала. Пришла вдруг на ум шальная мысль. Да ну, приснится же такое. И прогнав странные образы из головы, я помчалась вниз.

– Доброе утро, мама, папа! – проговорила я радостно, на что те в ответ лишь вяло кивнули.

Поругались. Как пить дать, поругались ночью. Они всегда такие, когда между ними возникают разногласия. Хм, интересно, из-за чего на этот раз. Я почесала голову, пытаясь найти причину, пока мать мне накладывала завтрак – подгоревшую чечевичную кашу (кулинарным мастерством в совершенстве у нас в семье никто не владел), но ничего дельного на ум не шло. Разве что, да! Точно! Наш с папой разговор! Она была очень недовольна, когда поняла, что мне тут рассказывает отец. Блин, вот засада! Теперь-то мне точно никто ничего не расскажет. Хорошее настроение совсем пропало, уступив место хандре и усталости.

– Можно я сегодня останусь дома? Я что-то неважно себя чувствую, – пробормотала я жалостливо.

– Что с тобой, дорогая, заболела? –тут же озабоченно встрепенулся отец. – Дай-ка я твой лоб потрогаю. Хм. Нет, температуры явно нет, но она может и позже подняться.

– А мне что-то сдается, что ты симулируешь, Лола! – высказала свое мнение мать, строго на меня посмотрев.

– Ну что ты в самом деле, Мария! Посмотри, ребенок бледный какой! – возразил отец.

– Ничего, это со сна. Сейчас поест, выйдет на воздух и придет в норму. Я не собираюсь позволять вам халявничать, юная леди! Сегодня очередь нашей улицы разгребать городской мусор, и я не желаю, чтобы кто-то говорил мне потом, что наша семья явилась на общественные работы неполным составом!

– Но она же еще совсем ребенок, не будь такой жестокой. Вон, Элис и Джозеф никогда не берут своих детей на эти дурацкие работы.

– А мне все равно на Элис и Джозефа, – отчеканила мать стальным голосом, – если они решили вырастить из своих отпрысков несознательных и избалованных членов общества, это их дело. Но это совершенно не значит, что мы будем поступать также! Надеюсь, меня все услышали. Так что, Лола, доедай и собирайся! Через полчаса мы все должны выйти из дома! И не смотри на меня такими жалобными глазами, девочка. Вот пойдешь на учебу, и тогда в дни обучения будешь освобождена от общественных работ, но не ранее!

Который раз за свою жизнь я поймала себя на мысли, что меня растит монстр вместо матери. Отец частенько говорил, что раньше она такой не была, когда-то она была милой и доброй. Но что же так повлияло на поведение матери, он никогда не рассказывал. И я постепенно в своей голове нарисовала жуткого монстра, который вселился в мою любимую славную мамулечку, и нужно вести себя хорошо, тогда, возможно, он уйдет и вернет мне добрую мать. Но время шло, а монстр все не уходил. И сейчас мне уже начало казаться, что монстра никакого вовсе нет и не было.

Я проглотила с трудом несъедобный завтрак и понуро поплелась обратно в свою комнату. Да уж. Ни настроения, ни сил действительно не было. Может, я и впрямь заболеваю? Хотя лучше бы, конечно, нет. Не знаю, как в других семьях, а у нас болеть не весело – вкусности никто не носит тебе на блюдечке (правда, их у нас никогда и не бывало), и пичкают тебя все время жутко горьким настоем по древнему семейному рецепту прапрабабушки Гризеллы. Гадость редкостная, скажу я вам, но действенная. Ставит на ноги, практически моментально.

Все соседи давно уже выспросили рецепт у матери. Оно и понятно, современные чудеса медицины трущобским не по карману, а местный лекарь может лишь примочки на лоб ставить, да причитать на тему, за какие такие грехи его отправили работать в эту клоаку. В городе, говорят, болезней вообще нет. Они там при малейшем недомогании вставляют в организм специальные микрочипы – и все! Человек снова здоров и полон энергии и сил. Оттого-то лекари совсем разучились лечить по-старинке, как говорит мой отец, только и умеют, что смотреть в свои микроскопы и другие жутко умные навороченные приборы. Ну а в трущобах-то само собой чипов и прочей электроники нет. Так что приходится спасаться самим. Но у меня есть подозрение, что мать недорассказала соседям какой-то ингредиент, иначе как объяснить то, что эта ядрёная настойка ставит на ноги нашу семью всего за пару-тройку дней, а других лишь за пять-семь. Отец, правда, и тут имеет свое компромиссное объяснение – гены, говорит он. Сколько поколений нашей семьи лечилось подобным образом, настойка укрепляла иммунитет из года в год. А соседи же попробовали подобное ноу-хау относительно недавно, если сравнивать с нами. Я не знаю, прав ли он. Что такое гены я себе плохо представляю, надеюсь хоть в школе расскажут, а то папа вроде знает много, а обучать меня не торопится – мол, иди гуляй, отдыхай, пока можешь. Так что моя версия относительно причины неодинакового воздействия настойки на организм мне все же понятней.

– Собралась? Прекрасно! Пойдемте.

И мы втроем вышли из дома. Мать шла чуть впереди, бодро шагая, будто бы ей не мусор поручили убирать, а какую-то жутко важную и полезную миссию доверили. Мы же с отцом как обычно плелись сзади.

Я с завистью взглянула на учеников, спешащих на занятия в школу, да уж, стоит пожелать скорее вырасти, лишь бы избавиться от этой противной обязанности. Ну ничего, еще всего лишь несколько месяцев, и я окажусь среди них! Мои друзья по играм на улице почему-то искренне сочувствовали мне, еще бы каникул у учащихся нет совсем, лишь один выходной в неделю. Для детей, которые еще вчера были полностью предоставлены сами себе целые дни напролет – это звучит, как катастрофа, словно в тюрьму заточили, не иначе. Может оно и так, но зато я буду ограждена от подобных общественных работ и еще целой кучи бредовых занятий, что любит придумать моя милая матушка, чтобы вырастить из меня достойного члена общества, как любит она говаривать.

Вскоре мы пришли на место, как мудрено его назвали городские власти – «сортировочный перевалочный пункт предметов жизнедеятельности и прочего». По мне, как не назови, а свалка она свалка и есть. Именно тут работали по очереди несколько семей из трущобы. Мы должны были перебирать мусор за городскими жителями, а заодно и за собой тоже. Почему же с этим не могли справиться роботы, назревает сам собой логичный вопрос. А потому, что не хотят их пачкать. Ну или еще как вариант – чтобы мы не забывали, где наше место. Так мне объяснили родители, когда в пять лет впервые взяли меня с собой. С тех пор я вот уже почти три года хожу с ними в это вонючее место.

Самым удивительным было для меня открытие того, что здесь, на свалке среди кучи всякого разномастного мусора отличие городских жителей с жителями трущоб заметно как нигде больше. И вовсе не из-за того, что мы должны заниматься такой нелицеприятной и даже в чем-то унизительной работой, нет. Наше яркое отличие в самом мусоре.

Ну что может выкинуть на свалку среднестатистический житель нашего района? Пачку безвкусной крупы, вконец износившуюся совсем неподдающуюся уже ремонту обувь, и тому подобные вещи. В городских же отходах порой попадались совсем новые хорошие вещи, игрушки, даже еду некоторые выбрасывали запечатанными пачками, даже не притронувшись к ней. Видно сразу, кто как живет. Но мы люди негордые, и подобным находкам только радовались.

Конечно, про вонь свалки я преувеличила, как правило дроны летали сверху над нами и опрыскивали чем-то специальным мусор, после чего он практически не издавал запаха. Но все же работка эта была не из приятных. Думаю, все-таки подобное добровольно-принудительное занятие придумали, чтобы лишний раз подчеркнуть, на какой низкой ступени общества мы находимся. Потому что я уверена, что у роботов была куча возможностей, чтобы не просто не испачкаться о горы мусора, но и даже не прикасаться к нему, при этом вполне успешно утилизируя его. Да и не верится мне, что такое малое количество отходов производит такой большой город. Лично моя теория, что основная часть поддается полной утилизации сразу же, наверное, что-то типа того, как работает канализация, ну а нам остается уже меньшая часть, которая после сортировки отправляется на частичную утилизацию и переработку.

– Лола, опять зависла? Давай дуй сюда, работа сама по себе не испарится, – услышала я окрик матери.

Эх, а жаль. Надо будет вечером уличить момент и поделиться своими мыслями с папой, он смеяться не будет. Наоборот, он частенько говорит, что я умна и сообразительна не по годам, вот только все равно при этом ничему меня учить не хочет.

– О, привет, Дэйл! Энтони и Эшли тоже тут?

– Привет, Лола. Конечно, все тут, а как же иначе, – невесело усмехнулся паренек чуть выше меня.

С Дейлом мне предстояло идти в школу, у нас с ним разница в возрасте всего несколько дней. Что ж, радует, что хоть одно знакомое лицо там будет.

Помимо меня на свалке присутствовало еще лишь три ребенка, все мои собратья по несчастью, как мы себя невесело называли на улице. В остальных же семьях по всей видимости не стремились вырастить ответственных членов общества, как выражалась моя мать. Хотя лично я им всем завидовала.

Вот кстати, берет меня постоянно на эти дурацкие работы, а никогда не рассказывает, почему же мы должны их делать, чем провинились перед властями республики. Вот возьму сегодня вечером и потребую ответа! Здесь, конечно, не стоит, а дома ведь можно, наверное? Или же лучше дождаться, пока мы с отцом снова будем одни дома и попросить его продолжить рассказ.

Так за нехитрыми размышлениями и прошел день. Вот уже все и погрузили, а наши разбирали сегодняшние трофеи. Славно. Наконец-то можно будет запереться в комнате и отдохнуть.

Но ни позже дома, ни на следующий день я так и не возобновила разговор с отцом, и уж тем более не решилась требовать ответа у матери. Шло время, дни сменялись неделями, а мы все так же жили себе спокойно в нашем болоте. Мать все чаще была чем-нибудь раздражена, а отец все больше замыкался в себе.

Как мне сказала Анна-Мария, девочка с соседней улицы, у моих родителей кризис среднего возраста и все признаки назревающего развода. В свои неполные восемь лет я плохо представляла себе, что такое мудреное слово как кризис может означать, но то, как оно трагично было произнесено Анной-Марией, позволило мне понять, что дело плохо. Что такое развод объяснять не потребовалось – я видела, как он произошел в том году между родителями все той же Анны-Марии. Ее отец с матерью ругались друг с другом каждый день на протяжении, наверное, семи месяцев, пока наконец кто-то из них не закричал о разводе.

В трущобах, кстати, редки такие основательные разлады внутри семей, но отнюдь не потому, что все тут такие уж образцы терпимости и любви к ближнему, совсем нет. Наоборот, скандалы случаются периодически в каждом доме по эту сторону границы, разве что не такие громкие и частые, как в семье Анны-Марии. Но в подавляющем большинстве случаев люди предпочитают налаживать между собой худой мир, а не разжигать пламя доброй ссоры, доводя дело до развода. В каждой семье есть на то свои собственные причины, конечно же, ведь и люди все разные. Но есть несколько одинаковых мотивов абсолютно для всех – это, во-первых, сама трудность получить официальный развод у властей. Вот уж не знаю почему, но я не раз слышала, как взрослые сетуют на их неуступчивость в этом вопросе. Ну а вторая причина, пожалуй, даже более важная и весомая, чем первая – это банальная невозможность разделить имущество или просто куда-то отправиться жить в другое место. А все потому, что и денег, само собой, ни у кого особо нет, и попросту некуда.

В наших трущобах, как объяснял мне отец, все дома подотчётны, они как бы принадлежат нам, семьям, живущим в них, но в то же самое время распоряжаться своим имуществом по-настоящему никто не имеет права. Люди могут лишь просто жить в своих домах, но продавать и брать к себе других жильцов – нет. Исключения бывают только при создании новой семьи. Тогда молодоженам иногда даже позволяют поселиться в пустующий незаселенный дом, таких осталось полно после конфликта повстанцев с властями республики.

Но до того славного времени, чтобы тебе позволили вступить в брак с твоим избранником, тебе нужно еще не оказаться одаренным ребенком, чтобы соответственно не уехать добровольно-принудительно в город. Потом, если ты остался в трущобах, и ты совершенно обычный человек, нужно полностью пройти обучение в школе и сдать все экзамены на положительные оценки, поскольку неучи, а также юноши и девушки, показавшие недостаточную прилежность в учебе, не способны построить здоровую ячейку общества. Затем нужно будет, конечно же, отработать обязательные три года по распределению на общественных работах. Только после этого, если желание вступать в брак еще не пропало, вы с избранником/избранницей можете попытать счастье и подать прошение властям о своем намерении. Когда его рассмотрят, примерно через полгода, к вам явятся официальные представители, которые проведут небольшие тестирования на готовность к браку и оставят дрона для более детального сбора информации о семье и ее членах минимум на неделю. На самом деле это, конечно, банальная слежка – а вдруг кто-то в доме из людей дерзнет выразить свое недовольство существующим режимом или вовсе подстрекает к новому восстанию. Тогда будет повод и в заключении брака отказать, а соответственно и пустующий дом сохранить, и под стражу человека взять.

Как говорит отец, взять и уничтожить трущобы одним махом республика не может – все-таки уж больно ценная генетическая информация в нас порой заложена. Но и давать нам беспрепятственно размножаться и крепнуть, тоже не в их целях и желаниях.

Так вот, родители Анны-Марии, с которых и начались мои рассуждения, несмотря на развод по-прежнему вынуждены жить под одной крышей. Разъехаться им никто не позволил. Анна-Мария со смехом рассказывала, как ее отец и мать провели в доме границу во всех помещениях и ругаются каждый раз, когда кто-то из них ее нарушает. Не знаю, правда, что в этом смешного, лично я не вижу никакого повода для веселья. Может, и не зря мне друзья говорят, что я слишком серьезная для ребенка. Но в любом случае, я искренне надеюсь, что мои родители смогут взять себя в руки и не довести наш дом до подобного цирка.

– Лола, завтра пойдем приобретать тебе все необходимое для учебы, – прервала мать мои мысленные рассуждения о насущных проблемах.

– Хорошо. Приобретать? Я не ослышалась? Я думала, мы возьмем все у соседей, у которых дети уже выросли.

– Хм, да, кое-что я уже взяла у Джексонов и Спенсоров, но основную часть принадлежностей мы все же купим тебе новую. И не смотри на меня такими удивленными глазами, оказывается, наш отец все эти годы делился с семьей не всем своим заработком, а откладывал тебе на учебу, – добавила мать с недовольным выражением лица.

– О, Мария! Что же ты за женщина такая? Это ведь и твоя дочь тоже! Она умная и хорошая девочка и заслуживает такого подарка к школе, – отец возвел глаза к небу, покачал головой и зашел в дом.

– Мы могли питаться чуть лучше все эти годы, Эдгар! В том числе и наша дочь, – сказала мать, тоже зайдя в дом и плотно притворив за собой двери.

– Не могли! И перестань говорить так, будто бы я ограбил собственную семью! Если бы я тратил все отложенное на еду, максимум чтобы прибавилось у нас на столе это еще одна жалкая четвертинка свинины раз месяц и все! Как будто бы сама не знаешь, какие цены на продовольственные товары установила республика.

Мать явно порывалась продолжить спор, но папа проявил несвойственную ему твердость в этот раз.

– Хватит, я сказал! Я глава семьи и мне решать, на что тратить свои кровно заработанные деньги! И вообще, знаешь что, дай-ка мне список школьных принадлежностей для Лолы, покажи где лежит то, что ты уже приобрела, и мы сами с дочерью завтра добудем все остальное. А ты можешь отдохнуть от нас обоих, как раз ты все время жалуешься на то, как мы тебя, бедную, эксплуатируем.

Уау! Надо же и это мой отец! Не знала, что он может быть таким. Впрочем, мать, по всей видимости, тоже не знала, так как даже не нашла, что ответить, впервые на моей памяти. Она лишь молча положила на стол список, принесла вещи, взятые у соседей, и гордо удалилась в свою комнату. А я молча стояла и не знала, как мне стоит реагировать – прыгать и визжать от радости или идти со скорбным видом к матери и успокаивать ее. Первое пересилило чувство долга, правда, кричать я все же не стала, просто кинулась на шею к отцу с благодарностями.

– Ой, папочка, неужели мы и впрямь завтра пойдем за покупками и у меня будет что-то собственное и новое! – счастливо пробормотала я.

– Да, моя прелесть, только, боюсь, все равно придется весьма экономно тратить деньги и возможно, взять еще что-то у соседей.

– Ничего, это ерунда.

– А на маму ты не обижайся, дочка, ее слишком угнетает наша безрадостная жизнь, не все способны оставаться спокойными и позитивными в подобных условиях. Да по большому счету никто не может, но все же одни держатся и пытаются находить положительные вещи в происходящем, а другие окончательно поддаются меланхолии. Раньше она такой не была.

– Да я не обижаюсь, я привыкла. Ты часто говоришь, что мать была другой когда-то, только вот я-то ее другой и не помню. Для меня она всегда была такой.

– Что ты, дочка! Как только ты родилась, Мария души в тебе не чаяла, это ведь она назвала тебя таким красивым именем.

– Да, я помню эту историю. Ладно, пап, не надо, не продолжай, все нормально. Пообещай мне только, что вы с матерью постараетесь не дойти до развода, я не смогу вынести границы в доме.

– Ох, Лола, какая же ты у нас рассудительная и сообразительная не по годам.

Отец прижал меня нежно к себе на несколько минут, а потом мы оба молча кивнули друг другу и разошлись – он пошел сдаваться матери, а я к себе лежать и мечтать о том, чтобы поскорее наступило завтра.

Утром я подорвалась ни свет ни заря и в нетерпении забегала по комнате, собираясь в долгожданный поход по магазинам. От спешки я все никак не могла найти двое носков одинакового цвета. Если бы я отправлялась просто погулять на улицу как обычно, то плюнула бы и одела разные, но только не сегодня. Сегодня особенный день и мне хотелось впервые в жизни выглядеть опрятно и по возможности девочкой, а не худым растрепанным мальчишкой, за которого меня часто принимали из-за короткой стрижки.

Выбора одежды у меня особого, конечно, не имелось, но все же в шкафу одиноко висело одно единственное платье, которое нам досталось еще год назад от родителей Анны-Марии. Поскольку та уже выросла из него, а других девочек подходящей комплекции и маленького роста среди соседей не было. А на мне это платье висело, немногим лучше, чем на вешалке. Но за год я ведь вытянулась хорошо, как сетовала мать, меняя мне одежду, так что возможно, я уже не буду смотреться в нем столь плачевно, как раньше.

О-пля! Теперь осталось попытаться рассмотреть себя со стороны в небольшое зеркало на стене и оценить свой вид. По правде сказать, это вовсе и не зеркало, а так, осколок. Настоящие большие зеркала очень дорогие, но сейчас я была рада как никогда тому, что он у меня есть. До сегодняшнего дня мне не приходилось смотреться в него – одела, что есть, и нормально. Все равно выбора особо нет, так чего прихорашиваться. Но сегодня, опять-таки повторюсь, день особенный.

Ах! Платье хоть и не было полностью мне по фигуре, но уже по крайней мере не болталось так свободно, как год назад. А как красиво эти зеленые веточки оттеняют мои глаза! Прелесть! Я мало что смыслю в красоте и одежде, но то, что я увидела в зеркале меня очень обрадовало. Теперь-то никому не придет в голову, что я мальчик! Сегодня я буду самой настоящей девочкой. И неважно, что платье сильно износилось и ткань кое-где стала полупрозрачной, главное, что оно мне очень идет! Ох, надо только поаккуратней ходить, а то мать сильно разозлится, если я испачкаюсь или, что еще хуже порву невзначай платье.

Погода за окном стояла чудесная. И мое хорошее настроение лишь улучшилось в несколько раз. Казалось, сегодня ничто не сможет омрачить столь прекрасный день. Когда я спустилась вниз, отец уже ждал меня одетый и полностью готовый к выходу.

– Доброе утро, Лола. Прекрасно выглядишь. Будешь завтракать? Я не силен в приготовлении каши, сказать по правде, но мать с самого утра ушла куда-то из дома, так что сегодня я полностью за нее, – сказал папа и весело подмигнул мне.

Наскоро пожевав малосъедобную стряпню, мы наконец вышли из дома. Наш дом стоял примерно в середине района трущоб, а единственные магазины теснились все вместе на окраине, практически на границе с городом. Так что путь нам предстоял неблизкий, но это только лишь если шагать по главной дороге. Мы же, местные и хорошо ориентирующиеся на местности товарищи, знали, как можно срезать значительные расстояния, передвигаясь по дворам и закоулкам. Теоретически власти республики выделили на наш район общественный транспорт, который должен был обеспечивать удобство перемещений по трущобам. Но практически этим несчастным транспортом оказался один единственный обшарпанный автобус, который был до того ветхим, что, казалось, что он вот-вот развалится на ветру. Да и ездил он, как не трудно догадаться, еле-еле, можно было целый день простоять на остановке и дождаться его только к вечеру. Так что все по-прежнему предпочитали передвигаться на своих двоих – и быстрее, и надежнее.

Торговая зона трущоб состояла всего из десятка магазинов и большого рынка/ярмарки, который в одни дни ломился от изобилия различных продовольственных товаров, а в другие был настолько пуст, что там невозможно было найти даже приличного хлеба.

Необходимые нам с отцом магазины, к счастью, работали и были забиты товарами под завязку. Я бы даже сказала, что вещи тут пылились и грустили в надежде, что кто-нибудь когда-нибудь придет и купит их. О нашем вторжении в этот сонный торговый мир оповестил одинокий колокольчик, тихо звякнувший где-то в глубине помещения. Тем не менее на встречу к нам выходить никто не торопился. Должно быть решили, что это дети забежали в очередной раз поглазеть и пощупать. Воровства никто не боялся, в каждом магазине стояла хитрая система – человек, задумавший вынести вещь из помещения, не заплатив за нее, попросту не мог переступить за порог. Не знаю, как точно срабатывал защитный механизм, но факт оставался фактом – выйти из магазина было невозможно даже с одной единственной крохотной неоплаченной скрепкой. Уж в чем в чем, а в сохранении частной собственности власти республики не поскупились и обеспечили торговые точки необходимой навороченной электроникой.

– Так-с, давай-ка посмотрим, дочь, что тебе нужно купить по списку. Я посмотрел вещи, которые оставила мать – там школьная форма и обувь, довольно неплохого качества. Но пока что они тебе будут большими, уж очень ты у нас худенькая и изящная уродилась, прямо тростиночка. Да и теплые они, эти вещи, так что, глядишь, зимой и сносишь. Но сейчас на первое время нам все равно придется купить еще один комплект.

– Да ну, пап, может, можно что-то сделать с теми вещами? Мама часто их как-то перекраивает так, чтобы можно было носить и сейчас, и потом.

– Знаю я, как она это делает, у всех вещей после ее вмешательства вид становится жутким. Так что нет, ты же не хочешь, чтобы в первый день в школе тебя все запомнили страшной оборвашкой, – нетерпеливо оборвал меня отец.

– Мне казалось, я нормально выгляжу среди своих друзей на улице, – расстроенно пробормотала я.

– Солнышко, ты у меня всегда чудесно выглядишь, но улица есть улица, а официальное учреждение есть официальное учреждение. Ты же почему-то надела на себя сегодня это прелестное платьишко, а не свою привычную одежку. Так что давай, не спорь со мной, если папа говорит, что надо купить, значит, он знает, что делает.

Я лишь кивнула в ответ.

– Так что тут у нас еще – ага, книжки, кое-какие есть у меня в загажнике, некоторые тебе отдадут соседи, им ведь уже не надо, ну а оставшиеся возьмем в соседней лавке. Девушка, девушка! Кто-нибудь! Можете к нам подойти, мы вообще-то покупатели, а не так, случайно зашедшие товарищи.

Спустя несколько минут откуда-то из недр магазина выплыла необъятная тетя в обтягивающих блестящих лосинах и такой же синей кофточке. Волосы у женщины были жгучего черного цвета, а челка выкрашена в насыщенный красный оттенок. Губы у продавщицы были такие же яркие, а на глазах блестели черные тени. Полностью образ дамы завершал невообразимый маникюр – ногти у нее были длинные, загнутые, словно у какой-то хищной птицы, и все разноцветные, в аккурат под цвет камней на кольцах, которыми были усыпаны пальцы незнакомки. У меня так и зарябило в глазах от этого варварского великолепия. Да уж, мне в моем юном возрасте трудно судить об истинной женской красоте, но одно я могла сказать наверняка – эта женщина явно не жила в трущобах, она была городской и лишь работала тут.

– Здравствуйте поближе, я бы хотел подобрать школьную форму для дочери, она пойдет впервые на учебу, и хочется, чтобы все было идеально, ну вы понимаете, – приветливо заговорил с продавщицей мой отец.

Но она судя по всему не понимала или не хотела понимать. Женщина лишь смерила нас обоих высокомерным взглядом и пошла вразвалочку куда-то вглубь рядов. Как только ей удается не задевать ничего с такой-то обширной попой, подумалось мне.

Мы с отцом переглянулись и, немного потоптавшись на месте, решили отправиться вслед.

– Вот, – единственное произнесенное слово этой приветливой дамой. Она привела нас к складу с одеждой, судя по валяющимся тут и там тюкам.

– Хм, спасибо, а как по-вашему мы здесь должны найти подходящие вещи? Мы тут у вас в первый раз вообще-то, и, надеюсь, что в последний, – добавил тихо отец себе под нос.

Женщина цокнула, закатила к верху глаза, но стала рыться в одной из куч. Надеюсь, в поисках одежды, а не какого-нибудь оружия, а то вид у нее уж больно недовольный.

Наконец еще примерно спустя полчаса нам все-таки удалось подобрать вполне приличную форму, подходящую мне по размеру. Она лишь чуть-чуть болталась на фигуре, но это не сильно бросалось в глаза. Расплатившись с противной дамой, смотревшей на нас так подозрительно, будто бы мы у нее из-под носа воруем, мы с отцом буквально выбежали на улицу.

– Фух! Не думал я, что это будет так сложно, но мы сделали это, – воскликнул отец с явным облегчением.

– Да уж, вот же мерзкая жаба, смотрела на нас, как будто мы воры.

– Лола! Нельзя так отзываться о взрослых! Но хотя в данном случае я с тобой полностью согласен. Нет, ну вот что за люди – захочешь потратить у них свои кровно заработанные деньги, так они еще и носы воротят.

В книжном магазине и отделе канцелярии делать покупки было гораздо приятней. Нет, здесь нам никто не улыбался, и выражение лиц у продавцов было примерно такое же, как и у первой дамы, но по крайней мере мы могли искать подходящие товары самостоятельно.

– Ну что, Лола, поздравляю нас с тобой, мы все купили!

– Да, папа, спасибо тебе большое, – я нежно обняла отца.

– Все для тебя, моя хорошая. Чем теперь займемся? У меня осталось еще немного свободной наличности, я знаю, день рождение у тебя только в среду, но предлагаю заранее отпраздновать его мороженым. Смотри, вон там как раз сегодня приехал мороженщик!

Я посмотрела, куда указывал отец, действительно, вокруг небольшого фургончика уже скопилась целая толпа из зевак, отчаянно желающих приобрести вожделенное лакомство.

– Так что скажешь, дочь? – весело подмигнул мне отец.

– Скажу, что лучшего дня рождения у меня еще не было, – искренне ответила я.

И это была абсолютная правда. Когда мы отстояли очередь и уселись на лавочку неподалеку, чтобы спокойно насладиться лакомством, счастливей меня не было ребенка на все целом свете. Я уже и не помнила, когда я ела мороженое в последний раз, может, в пять лет? Когда мы семьей ходили на площадь для обязательного просмотра на проекторе выборов новых членов правления республики. Да, наверное, как раз тогда. Помнится, фургончик мороженщика подъехал, и к нему ломанулись толпы детей, прямо как сегодня. Умеет же этот парень подгадать наиболее выгодное время для своего приезда. Ведь так трудно отказать и без того неизбалованным детям в такой маленькой радости, когда она так и манит своей близостью и доступностью.

Обратно мы шли не спеша, наслаждаясь погожим денечком. Матери дома по-прежнему не было. Интересно, где это она запропастилась? Я думала, она сегодня будет целый день дома, мне казалось, что кучу общественных занятий она себе придумывает только, чтобы нас поменьше видеть. Но, впрочем, возможно, я слишком строга к ней, и у нее просто напросто действительно очень много дел и обязанностей. Я не раз слышала, как мать упрекает отца, в том, что тот слишком мало работает и предпочитает свое свободное время проводить за книгами, а не на второй работе.

Мы с отцом молча поужинали остатками вчерашнего супа с едва уловимым запахом мяса (бульон мать делала из одних и тех же мясных косточек по несколько раз) и разошлись по своим комнатам. Мне не терпелось пересмотреть все покупки, померить еще раз обновки, ну а отец спешил к своим любимым книгам. И как они только ему не надоедали. В нашем доме книг было, почти как в трущобской библиотеке. Да собственно, мне кажется, отец был единственным посетителем этой библиотеки, так что книги ему всегда давали с радостью и абсолютно бесплатно, работникам было искренне приятно, что они нужны хоть кому-то. Остальные-то жители трущоб в основном предпочитали проводить личное время за более незамысловатыми занятиями.

Ох, неужели еще всего неделька и мы с Дейлом пойдем в школу! Жду не дождусь этого момента! Хорошо, что я там буду не одна. Классы формировались в течение всего года, по мере исполнения детьми восьми лет, и мы с Дейлом попадали туда уже во второй трети года, а значит, основная масса учеников уже была набрана и прилежно грызла гранит науки. Новеньким традиционно было несладко в новой среде, особенно тяжело тем, кто приходил под самый конец года, ведь им приходилось наверстывать упущенную программу самостоятельно. Не знаю, почему так сложно и неудобно придумали, возможно, из-за того, что у учеников нашей школы каникул не было, как у городских, и в течение года с нами повторяли один и тот же материал по нескольку раз. Это было сделано для лучшего усвоения знаний и искоренения лентяев. Но мой отец говорил, что это лишь отговорки, такая странная система получения знаний еще одна попытка уничтожить народ трущоб, только и всего.

Ладно, чего уж об этом думать сейчас. Нужно провести последнюю свободную недельку, нагулявшись вдоволь с друзьями, и все.