Читать книгу Минтака. Закатный рассвет - Мила Гейбатова - Страница 4

Здание школы было выложено из старого желтого кирпича. Местами он начал крошиться, что придавало строению небрежный вид. Территория учебного заведения была довольно обширной, и здание тянулось практически вдоль всего забора. Эта была единственная школа в районе трущоб, но больше и не нужно было. Ее корпусов с лихвой хватало на всех учеников.

Занятия обыкновенно длились с восьми утра и до трех часов дня. Здесь же учеников кормили обедом и предоставляли время для самостоятельной работы над домашним заданием. Инициатива обеспечения бесплатного питания принадлежала городским властям, и учеников, как правило, кормили жидкой похлебкой на слабом мясном или рыбном отваре и порцией какой-нибудь каши. Во дворе школы по инициативе уже директора школы, которая была родом из трущоб, был разбит фруктовый сад. Благодаря этому на столах учеников частенько были свежие фрукты в сезон, а в холодное время года все с удовольствием угощались сухофруктами и вкусным домашним вареньем.

Класс нас с Дейлом встретил довольно равнодушно – несколько вялых приветствий, скучающие брошенные по нам вскользь взгляды и, пожалуй, все. Еще бы, они ведь уже давно стали коллективом, разбились на группы, кто кому ближе по духу и тому подобное. К тому же мы пришли вдвоем, а значит, поможем друг другу влиться в процесс сами.

Уроки, на удивление, оказались не такими сложными, как я ожидала, как-никак столько учебного материала пропустили. Но мне без особого труда удавалось постигать науки, да так хорошо, что вскоре я стала одной из лучших учениц в классе, за что учитель меня всегда хвалил и ставил в пример другим. Дейлу же учеба давалась нелегко. Я даже сочувствовала немного парню, видя, как сильно он напрягается и переживает по этому поводу. Поэтому после занятий я, как могла, помогала Дейлу, стараясь его подтянуть хотя бы до удовлетворительного уровня.

– Ох, Лола, и чего ты со мной возишься? Не надоело еще? Я безнадежен! Иди вон лучше погуляй во дворе, чем со мной тут сидеть, – говорил мне не раз Дейл.

– Мне совсем нетрудно, Дейл! И не называй себя так! Немного терпения и старания, и мы вытянем тебя, обещаю тебе – подбадривала я друга.

– А может тебе проще плюнуть на все и перейти на следующую ступень обучения без меня в качестве балласта? Ты подумай, я совсем не обижусь, – в сотый раз причитал Дейл.

– Ну уж нет! Без тебя я пропаду в этой жуткой школе!

– Да ну! Тебя учитель любит, с чего бы тебе пропадать.

– Меня только учитель и любит, остальные же любят тебя! А я, наоборот, всем не нравлюсь! Только вот никак не возьму в толк в чем причина. Я вроде ни с кем не ругалась, старалась помогать.

– Ты все преувеличиваешь!

– Ни капельки! Зуб даю, что так и есть! Когда ты приболел на той неделе и отсутствовал два дня, я думала, что сойду с ума от всеобщего игнорирования. Ты представляешь себе, как странно и тяжело находиться с одной стороны в окружении людей, но с другой стороны понимать, что ты одинок. За оба дня со мной никто так ни разу и не заговорил, представляешь! У меня даже столик за обедом был личный! Личный! Я ела в полном одиночестве, и это при всей загруженности школьной столовой! Я так больше не выдержу. Так что как хочешь, Дейл, но тебе придется заниматься со мной и переходить в следующий класс, иначе мне придется резко снизить свою успеваемость, чтобы остаться с тобой в этом.

И это была истинная правда. Как бы я ни старалась наладить контакт с одноклассниками – у меня ровным счетом ничего не выходило. В лучшем случае они меня не замечали в упор и дружно игнорировали, в худшем же случае бросали злые взгляды и перешептывались обо мне за спиной. Что я им такого сделала – ума не приложу! Ребята в классе были набраны со всей территории трущоб, и меня с Дейлом они видели в первый раз. Дети как правило всегда гуляли рядом с домом, далеко никто без взрослых не ходил. Можно предположить, что ко всем новеньким складывалось по началу такое отношение, но нет, Дейл довольно быстро влился в общий коллектив и стал душой компании и всеобщим любимцем. Впрочем, чего уж тут удивительного, мой друг всегда был хорошим компанейским парнем.

Вторым моим предположением было то, что все дело в моем высокой успеваемости. Я никак не могла вместе с остальными сетовать по поводу сложностей программы, всем было прекрасно видно, что мне учеба дается легко. По началу я так и думала, что причина в этом. Пыталась как-то наладить контакт с остальными и завоевать их доверие, помогая им. Но даже принимая мою помощь, ученики смотрели на меня по-прежнему агрессивно, и я перестала к ним лезть. Помимо меня в классе было еще два ученика, справлявшихся с занятиями лучше других. Но их никто не игнорировал и не таил во взгляде злость.

В итоге я решила просто забить и не обращать ни на кого внимание. Ведь у меня рядом всегда был верный Дейл. Но когда он заболел, мне пришлось по-настоящему тяжело. Под конец второго дня я уже почти решилась задать своим одноклассникам прямой вопрос – что во мне не так. И задала бы его, но на третий день Дейл вернулся в школу, и я передумала.

– Ммм, мне кажется, ты все-таки преувеличиваешь масштабы катастрофы, – неуверенно пробормотал друг, неуклюже пытаясь меня утешить.

– Преувеличиваю? Дейл ты сам-то себе веришь? По-моему, я ее сильно преуменьшаю!

На это мой одноклассник не нашел, что сказать, и мы вернулись к учебе.

Занимались мы в основном у меня дома, так как у Дейла семья была большая – брат с сестрой, да еще и бабушка помимо родителей, которая всегда была дома. Своей отдельной комнаты у моего друга не было, и в его доме постоянно кто-то нам мешал. Так что попробовав пару раз, мы засели с учебниками у меня. Отец был не против, а матери никогда не было, она вообще с начала моей учебы лишь приходила ночевать, и то, так поздно, что я почти всегда уже спала. Я бы и вовсе подумала, что она нас с отцом бросила, но каждое утро встречала ее неизменно стоящей у плиты за приготовлением завтрака. Настроение у нее даже как будто улучшилось, по крайней мере каждое утро она мне тепло улыбалась и желала успехов в учебе. Я была рада за нее и думала, что они с отцом помирились и наладили отношения. Но отец, наоборот, стал еще более замкнутым, на него частенько нападали приступы меланхолии, и он запирался в своем кабинете с книгами на все более продолжительное время. Это сильно озадачивало меня. Но восьмилетний ребенок разве может увидеть всю суть глубины взаимоотношений между людьми, даже если эти люди его родные родители? Нет. Конечно, нет.

– Мама, ты в таком хорошем настроении в последнее время, я так рада за тебя, – сказала я осторожно однажды утром.

– Ох, спасибо тебе, моя милая, на добром слове. Не поверишь, я и чувствую себя гораздо лучше, чем раньше, такая легкость во всем теле и я, как будто, помолодела даже! – ответила мне мать с озорной улыбкой, так не похожей на ее прежнее угрюмое выражение лица.

– Это потому что вы с папой больше не ругаетесь, да? – спросила я робко.

– Папа? Ах нет, солнышко, твой отец тут совершенно ни при чем. Хотя мы действительно больше не ругаемся. Тут ты верно подметила.

– Тогда почему же? – продолжала я упорствовать.

Почему-то выяснить причину такого радикального изменения настроении матери казалось мне тогда очень важным, не смотря на то, что я всерьез опасалась, что она вот-вот разозлится и станет прежней.

– Лола, Лола, я бы тебе с удовольствием рассказала, но ты еще у меня слишком маленькая. Вот вырастешь и поймешь свою мать, как женщина.

На этом наш разговор закончился. Что именно я должна понять, когда вырасту, я не знала и думала об этом весь день, практически не обращая внимание на учебу. Но ничего дельного мне так и не пришло в голову. Так что я махнула на слова матери рукой и решила попытать счастье в разговоре с отцом.

Но если во время занятий с Дейлом папа частенько выходил из своего кабинета помочь нам или просто посмотреть да послушать, то, когда мы оставались с ним одни, он снова уходил в себя.

– Папа, постой, пожалуйста, не уходи! Мне так грустно ужинать каждый раз в одиночестве, – все-таки остановила я его от побега однажды.

– А? Что, дочка? Ты хочешь, чтобы я поужинал с тобой? Ну хорошо. Я-то думал, что уже надоел тебе, пока вы с другом занимались учебой.

– Ну что ты! Как ты можешь надоесть? – искренне воскликнула я.

– Кому-то очень могу, оказывается, – пробормотал тихо отец, садясь за стол.

– Знаешь, я сегодня впервые сварила суп. Я же часто видела, как мама его готовит, так что решила попробовать сама. Рискнешь попробовать его со мной вместе? Очень надеюсь, что никто не отравится!

– Да конечно не отравишь, супом трудно отравить. Давай уже наливай, с удовольствием попробую, что там у тебя получилось.

Вкусным мое варево можно было назвать с большим трудом, все-таки готовка дается мне определенно хуже учебы. Хотя должна признаться, что и у матери суп никогда не получался объедением. Либо мы обе лишены кулинарного дара, как я всегда и подозревала, либо еще может быть дело в самих продуктах. Думаю, самый лучший повар в городе не смог приготовить шедевр из наших скудных ингредиентов. Тем не менее с солью мой супец был вполне съедобен. И от души посолив его, я мужественно проглотила всю порцию, искренне надеясь на то, что позже мне не станет плохо.

– Ммм, да ты у меня совсем уже взрослая выросла! Кулинаришь совсем как мама! – сказал отец, подчистив свою миску.

– Скажешь тоже, – хмыкнула в ответ я, – давай лучше дождемся утра и убедимся, что я не обеспечила нам обоим расстройство желудка, вот тогда меня и похвалишь.

Несколько раз за ужином я порывалась спросить отца про их отношения с матерью, но так и не решилась. Что-то меня останавливало. Пускай уж лучше сами разбираются, не хочу ничего знать, внезапно решила я.

Дни летели за днями, и незаметно мы перескочили на следующую ступень обучения. Не зря я почти каждый день занималась с Дейлом – с моей помощью он легко перешел вместе со мной.

Одноклассники по-прежнему не любили меня, а учеба шла своим чередом. Дома была такая же обстановка, в общем, ничего не менялось. Так незаметно прошло еще два года. И мы с Дейлом вступили в активный возраст проявления сверхъестественных способностей.

Теперь нам оказывалось пристальное внимание со всех сторон – учителя обязаны были присматриваться к каждому ученику, родители должны были делать тоже самое, из города периодически приходили с проверками. Все было направлено на то, чтобы распознать малейшие признаки одаренности как можно раньше. Но только если люди из города вместе с дронами сильнее всего желали обнаружить подобных учеников, то родители и школьные учителя приглядывались с опаской, всей душой искренне надеясь на то, что все дети окажутся обычными, и им позволят остаться со своими семьями в трущобах.

– Лола, мы с тобой должны выполнять каждый день одно упражнение, оно будет очень полезно для тебя. Но только никто не должен знать об этом, хорошо? Будем тренироваться после ваших занятий с Дейлом. Как раз и матери еще не бывает обыкновенно дома, – заговорил со мной как-то вечером отец.

– Ммм, ладно папа. А что это за упражнение такое таинственное? Оно должно помочь мне пробудить мои особые способности? И маме тоже нельзя ничего говорить, что ли? – спросила я озадаченно.

– Мама в первую очередь не должна ни о чем знать! Мы как-то разговаривали с ней давно, очень давно, и в общем, не пришли к согласию. Ну да неважно это все сейчас. Просто у нас с тобой появится общая маленькая тайна.

– Поняла, тайна так тайна, я не против. Так что за упражнение, ты не ответил, сложное? Для чего оно? Для пробуждения сил, да? Я угадала? – спросила я в радостной надежде.

– Нет, оно совсем легкое, по крайней мере практически не требует физических затрат.

Ответил осторожно отец. Чувствовалось, что он что-то не договаривает, как будто боится моей реакции на правду.

– Скажи, Лола, а тебе бы хотелось, чтобы ты обладала какими-нибудь сверхспособностями, да? Только честно ответь, пожалуйста, со мной ты можешь быть предельно откровенной.

Я колебалась, не зная, что сказать отцу, ведь как он отреагирует неизвестно. Мать точно начала бы меня ругать, кричать и еще чего доброго ударила бы, как тогда, в четыре года. Отец же… Он, конечно, человек совершенно другой, спокойный, да и голоса на меня не повышал ни разу, но все же, но все же.

– Я не буду тебя ругать, обещаю. Я всего лишь хочу знать, что у тебя творится на душе, вот и все. Для наших занятий необходима предельная честность, иначе ничего не выйдет, – папа будто бы читал мои мысли.

Ну что ж, была не была. Побуду честной дочерью.

– Ну, как тебе сказать, пап. Скрывать не буду – с одной стороны да, мне хотелось бы, чтобы у меня проявилась какая-нибудь сверхсила, желательно что-нибудь поинтересней, чтобы все говорили «Уау!». Положа руку на сердце, кому бы этого не хотелось? Я думаю, многие втайне рассуждают, как я. Но в то же время я понимаю, что тогда мне придется покинуть наш район, Дейла, тебя, и этого мне совсем не хочется. Вот как-то так. Осуждаешь меня, да, папа? Недостаточно ответственным членом общества я у вас выросла, как сказала бы, наверное, сейчас мать? – я понуро опустила голову в ожидании реакции родителя.

– Милая моя девочка, ну чего ты нос повесила, а? Неужели всерьез думала, что я тебя за такие желания ругать буду, – отец ласково потрепал меня по голове.

– Но мама, она как-то очень сильно разозлилась на меня, когда я всего лишь сказала, еще будучи совсем маленьким ребенком, вот бы жить когда-нибудь в городе или что-то в этом роде. И добавила, чтобы я больше никогда не говорила такого, особенно при тебе. Вот я и подумала.

– Ой, твоя мать та еще, ай, короче, не хочу о ней разговаривать, – отец махнул рукой. – Я не мама, просто уясни это на будущее, ладно? Мы с ней давно находимся на противоположных полюсах по разные стороны баррикад.

Я неуверенно кивнула, не до конца понимая, что отец хотел мне этим сказать.

– Вернемся к делу. Твое желание вполне мне понятно, сам был таким же. Но, надеюсь, что стремление остаться здесь с нами все-таки сильнее, иначе наши упражнения не будут иметь никакого эффекта.

– А никак нельзя скрыть от города тот факт, что у меня проявилась сила?

– Нет, к сожалению, это невозможно. Можно обмануть человека, но не их чертовы летающие дроны. Эти машины безупречно запрограммированы. Поверь мне, я не просто так закрываюсь каждый вечер с книгами.

– Ммм, жаль, очень жаль. А, быть может, если бы я, допустим, научилась летать, ну к примеру, конечно, чисто гипотетически, то мы с тобой могли бы перелететь через стену и там зажить? И Дейла можно было бы взять, хотя у него же семья, да и монстры там за стеной поджидают. Короче глупость я сказала несусветную, пап, не слушай меня.

– Да нет, почему же, не такая уж и глупость. Только летать ты вряд ли научишься, милая, это уж слишком невероятная способность. Я много прочитал книг на эти темы, и могу сказать практически со стопроцентной уверенностью, что подобная суперсила едва ли у кого-нибудь разовьется. Причина банальна – все дело в строении человеческого организма, не приспособлены мы к подобным действиям, абсолютно. Да и силу притяжения никто не отменял. А за стеной, моя дорогая, никаких монстров нет, я тебя уверяю. И пройти через нее можно, если знаешь как. Но пока что давай мы не будем о столь важных и опасных вещах разговаривать, вернемся к этому обсуждению позже, когда придет время.

– Хорошо, папа. А как я узнаю, что пришло время и можно тебя снова спросить?

– Я сам тебе расскажу, – рассмеялся отец, – вот же ты у меня любопытная. Но ни в коем случае не рассказывай ни о чем таком своим друзьям! Даже Дейлу!

– Не переживай, я давно научилась не быть болтливой.

– Отлично, об общих вопросах поговорили, теперь давай о деле. Начну с небольшой предыстории. Знаешь ли ты, почему детей забирают так рано? Ведь с возрастом их естественные зачатки способностей растут и крепнут, и допустим, в те же лет шестнадцать можно было бы уже легко определить, стоит ли тратить время на особое обучение или же ребенок обладает совсем непримечательными способностями и вполне может ужиться среди посредственностей, не причинив никому вреда. Ведь больших успехов достигают далеко не все дети, которых забрали в город. Из кого-то да, они лепят выдающиеся пешки, ну а кто-то попросту прозябает и элементарно чахнет, не выдерживая сильного напора в обучении и тренировках.

– Да? А я думала, что все мальчики и девочки становятся сильными и получают хорошие места.

– Нет, совсем нет. Десять-двенадцать лет не тот период, когда виден весь будущий потенциал ребенка. В этом возрасте внутри каждого из вас загорается маленький огонек, и лишь через несколько лет будет ясно, разгорится ли внутри пожар или же потухнет, едва зажегшись.

– Почему же тогда не ждут до того, когда будет ясно наверняка? Сколько людей тогда бы меньше страдало.

– К сожалению, Лола, наши чувства никого не волнуют, их волнует лишь собственная выгода и возможные риски. А инициируют деток так рано потому что в этом возрасте еще очень трудно что-то скрыть, ребенок элементарно не может еще управлять собой и как следствие не может противиться зову. Тогда как примерно к шестнадцати годам способности уже не просто полностью сформировались, но и подвластны подростку, их легче скрыть от посторонних – да ведь никому и не придет в голову проверять ребенка в таком возрасте. Плюс внутренний стержень уже более крепкий в этом возрасте, и запудрить мозги, чтобы воспитать послушную марионетку уже гораздо сложнее и рискованней. А ну как взбрыкнет и наделает шуму, а если их несколько таких будет, вышедших из-под контроля? Что тогда? Власти республики не любят рисковать.

– Дай-ка попробую угадать! Если я правильно поняла, к чему ты мне все это подробно рассказываешь – наше упражнение будет направлено на то, чтобы не дать моим способностям проснуться сейчас, да? Они будут дремать до того, как мне исполнится шестнадцать? И тогда мы сбежим за стену?

– Тшш! Ты что так громко кричишь! У нас все закрыто, конечно, но мало ли. Про стену я тебя уже попросил – забудь. Ну а сущность вопроса ты правильно уловила, молодец! Соображалка работает. Только возраст шестнадцать взят условно, это может произойти и в пятнадцать, и в семнадцать, а может и вовсе не произойти.

– В каком смысле? Упражнение полностью подавит мои способности? Навсегда? – спросила я чуть ли не плача.

– Нет, – принялся терпеливо мне втолковывать отец, – никакое упражнение в мире не способно лишить тебя силы, по крайней мере мне такое неизвестно. Но пойми, если у тебя внутри изначально нет никаких зачатков, того самого маленького огонька, о котором я говорил, то и пламени будет неоткуда взяться, ни в двенадцать лет, ни в шестнадцать, ни даже в двадцать. Постарайся не забывать об этом, чтобы потом не было неоправданных надежд и расстройств.

– Хорошо. А у тебя, выходит, не было огня внутри, да? И у матери тоже?

– У матери ничего не было, а у меня были зачатки когда-то, но весьма скромные и они угасли со временем. Но зато со мной остался недюжинный ум, способность быстро и легко усваивать и перерабатывать тонны информации за короткий промежуток времени и феноменальная память. В общем, у твоего папы настоящий компьютер вместо мозга!

И с того самого вечера мы приступили к ежедневным занятиям. Хоть они и не выматывали меня физически, но эмоционально действовали на меня очень изнурительно. Больше всего они напоминали медитацию с последующим впадением в транс. Мне казалось, что мы с отцом каждый раз превращаемся в крохотные копии самих себя и в таком виде путешествуем по недрам моей головы, каждый раз что-то там переставляя, убирая, записывая. По окончании упражнения я всякий раз не могла понять, был ли это сон или же все происходило на самом деле. Как-то даже спросило об этом отца.

– А ты сама как думаешь? Если все это происходит в твоей голове, почему же это не может быть правдой?

Был дан мне неоднозначный ответ.