Читать книгу «И уйдешь ты в поля…». Биография Леи Гольдберг. Серия «Серебряный век ивритской поэзии» - Мири Яникова - Страница 7
Ночная птица
Оглавление«Я нахожусь между двумя любовями, но вторая если и придет, то не в Бонне. Я хочу любить, это странно, но я наконец ясно почувствовала женщину в себе и знаю, что любовь – это важная сила для моего творчества, но мне кажется, что я опять полюблю того, кто этого не захочет, и я не буду счастлива», – пишет она в дневнике в начале своего боннского учебного года. От прежней, детской любви к учителю Моше Франку остались грусть и пустота:
Вот состарился день понемногу, и нету писем,
и поэтому буду на дождь и на слякоть смотреть в окно.
Одинокий ворон сидит на антенне, горд, независим.
Он как я – утомлен, и не любит тебя давно.
Он такой же как я, в своей черноте, ироничный, трезвый,
высоко над людьми, далеко от сиянья звезд.
Ждет его в гнезде, что висит на вершине облезлой,
ненавистный гость – молчание осени, полное слез.
Что шептал ему мир шаловливый весенним утром,
что ему, птенцу желтоклювому, пела весна?
Знает сердце его, что стало холодным и мудрым:
всех тех, кто не любит – не вспоминай!
Стихотворение, в котором появляется намек на ее первого возлюбленного, индийского студента Дататрайа Падке, начинается со слов «некрасивая женщина двадцати двух лет»:
Некрасивая женщина
двадцати двух лет,
как прозрачный месяц среди светил,
как свеча, что погасла
на субботнем столе,
и всегда над бездной тебе идти.
В твоем смехе тоска
нашла себе кров,
как мольба о дожде —
в твоем сердце сны,
в ожидании восхищенных слов,
что не будут завтра произнесены.
Есть и тот, кто стучится
ночами в дверь,
а наутро – лед
на его следах.
Раной губ ты целуешь их,
ты теперь
и не молишься, чтоб он
вернулся сюда.
«…Он по неизвестным мне причинам вспомнил о моем дне рождения и пригласил к себе меня, американского друга и швейцарскую подругу, и мы решили создать новое объединение народов, лучшее, чем Лига Наций», – пишет она Мине.
Они старались держаться вместе – литовская еврейка, два индуса, американец и две девушки – из Англии и из Швейцарии, – иностранные студенты Боннского университета. Эту их неразлучную компанию Лея Гольдберг описывает в «Письмах из выдуманного путешествия» и в двух автобиографических рассказах. Они проводили вечера в кафе, отдыхали и танцевали. А Дататрайа Падке стал героем ее первого романа, не выдуманного и не сочиненного, а произошедшего в реальной жизни.
Этот запах весеннего ливня,
встающий с камней тротуара,
утонувшая в ярком сверканье стакана звезда,
эта песнь фонарей, эта сказка под звуки гитары —
я запомнила их навсегда.
Но не знаю совсем, был ли твой это взгляд, в самом деле,
что зажег эти искры в крови,
и не знаю, действительно шла я – с тобой ли, к тебе ли
переулком, немым от любви?
Это было весной, в каждой почке был смех сокровенный,
кровь смешалась с вином золотым,
и о каждом прохожем, что взор поднимал вожделенный,
я считала, что он – это ты…
Они впервые встретились во время учебы в Берлине, и во второй раз в Бонне, куда оба независимо друг от друга переехали, сменив берлинский университет на боннский. После их повторной встречи в Бонне Лея пишет подруге: «Ну ладно, в этом семестре я приобщусь к Дальнему Востоку немного в большей мере, чем к Белостоку или Тель-Авиву».
«…Единственный близкий мне человек не еврей и не европеец, а как раз индус. Наша с ним дружба основана на том, что мы сознательно или бессознательно дразним друг друга. Но это не страшно, мы часто встречаемся, и все его мимолетные „симпатии“, подружки, которых он часто меняет, проходят тщательную проверку с моей стороны. Их так много, что мои критические способности получают хорошее развитие. Но в основном темами наших бесед являются психология, философия и литература, и при этом я больше слушаю, чем говорю».
В это время появляется ее стихотворный цикл, повествующей о некоей сопернице и о ревности к ней:
Она тиха, как луч, скользящий по воде,
она легка, как свет весны, что реку дразнит.
Она поет, благословляя каждый день,
а мой мотив звучит лишь раз в году на праздник.
И будет праздник сердцу моему:
он для меня зажжет, возможно, свечи, —
но к ней вернется, позабыв мою тюрьму,
и будет горечь изливать ей целый вечер.
Я утешать умею, как она,
прощать умею и не ждать ответа.
И все ж ее покой и тишина
Мне показали, что за ней – победа.
Из дневниковых записей Леи Гольдберг ясно видна ее низкая самооценка – что вступает в противоречие с реальностью, отображенной на ее фотографиях школьных и студенческих лет, с которых на нас смотрит тоненькая и очень привлекательная девушка с библейскими чертами лица. Причины такой ее самооценки уходят корнями в детство. Героиня романа «И это свет» рассказывает своему другу о том, как в детстве тетя, с целью воспитания в ней скромности, подчеркивала ее неуклюжесть. Плоды подобного «воспитания» не замедлили о себе заявить.
Он обидел меня и ушел, и теперь
и не важно ему, что будет со мною,
ведь решил он в сердце: назавтра дверь
он другой раскроет.
Я видала ее, я видала не раз
посреди танцевального зала,
как в победном взгляде веселых глаз
пустота сквозь улыбку сияла.
Искривленный рот в глубине зеркал,
борозду на лбу не скрывает локон…
Нынче ясно мне, почему сказал:
«Мне с тобою плохо».
В «Письмах из выдуманного путешествия», где Дататрайа Падке выступает под выдуманным именем – не совсем выдуманным, а именем своего друга, второго индийского студента из их компании, – она так описывает встречу с ним: «Мне казалось, что вот-вот он начнет беседу, усыпанную цитатами из Ницше, или расскажет о своих вчерашних сумасшедших приключениях, или восторженно и иронично начнет описывать золотые кудри какой-нибудь Эрны или Фридл, начнет дразнить меня, себя самого, всех. Но он только спросил, как дела, и печальным депрессивным тоном заговорил о необходимости вернуться в Бомбей. И я почувствовала, как и в те дни, его сильную ностальгию по душному воздуху Индии…»
Именно Дататрайа Падке посвящено это ее знаменитое стихотворение, впервые опубликованное ею уже в Тель-Авиве через несколько лет после их расставания, наделавшее тогда столько шуму в богемных кругах и ставшее причиной сплетен, поскольку его героем ошибочно сочли одного из тех, кто окружал ее в те годы (об этом речь пойдет дальше):
1.
Светом в очах – твое появленье,
как окно и как зеркало – тело твое,
птице ночной ты – ночи явленье,
чтоб она разглядела свое бытие.
Я узнала: есть имя у каждой ресницы,
ногтю и волосу имя нашлось,
запах детства и сосен, который мне снится —
аромат ресниц и волос.
Если даже и были, отплыли страданья —
белый парус твоей поглощается тьмой.
Дай уйти мне туда, где меня ожидает
берег прощения мой.
«Стихотворение более всего похоже на любовь – в нем, как и в любви, труднее всего понять, где кончается тело и начинается душа, где лежат границы между формой и настроением. Поэтому настоящее стихотворение эротично по своей сути, будь оно религиозным, философским или же описывающим природу», – это строчки из «Писем из выдуманного путешествия».
Лея не включила это стихотворение в свой первый сборник, а позже сделала его частью цикла под названием «Прощение». Продолжение цикла, возможно, навеяно более поздними событиями, поскольку в нем явно видны тель-авивские реалии – морские купания, песчаный пляж и прочее:
Конец ознакомительного фрагмента. Купить книгу
