Читать книгу Рожь во спасение - Миша Сланцев - Страница 5
Дорожная карта кота Батона
Глава 2. Согласно штатному расписанию и служебному распорядку
Оглавление– Как у нас жарко!
Фаина Петровна явилась с новой причёской, и это сегодня должно стать одним из предметов для обсуждения. Клочков поздоровался и ничего не сказал про причёску. А что тут скажешь? К злобному лицу и противному характеру ни одна причёска не шла, говорить дежурные комплименты не было никакого желания, не канун Восьмого марта. Да, перед Международным женским днем здешние обитательницы кабинета вдруг вспоминали, что они «слабый пол», наряжались расфуфыренней обычного, были добрее и даже пытались неуклюже кокетничать: «А не нальёт ли наш единственный мужчина дамам шампанского?!». Конечно, нальёт. В этот день он ещё более пресмыкающееся существо, чем обычно. Нальёт, куда он денется. Максимгеннадич централизованно поздравит всех дам министерства – «от лица сильной половины в преддверии светлого весеннего праздника хочется пожелать здоровья, счастья и тепла близких». Всем будут подарены типичные тепличные тюльпанчики, потом все разойдутся по своим отделам, Клочков возьмётся за разлитие шампанского, а дамы будут соревноваться в том, чей салатик вкуснее. «А это, Агния Афанасьевна, у вас селёдочка под шубой? С майонезом? Не люблю майонез, он сейчас весь ненатуральный…» – «А это у вас салат с чесноком? – Что вы, никакого чеснока. – Не может быть!». Но чем был прекрасен день Седьмое марта – он был официально коротким, и можно было попасть домой пораньше.
Вот какие мысли навеяла причёска Фаины Петровны.
– Доброе утро, коллеги! – это уже Катерина Львовна, некогда учитель русского языка. Каждое утро она ругает или водителей маршруток, или их пассажиров. То один мужик попадётся пьяный, то от другого плохо пахнет, то молодая девка место уступать не хотела, то рядом женщины громко болтали. «Я ехала-ехала, и всё, моё терпение лопнуло, я говорю им: послушайте, вы не могли бы говорить потише, мне неинтересны подробности вашей личной жизни! А они мне (когда Катерина Львовна голосом изображала другого человека, её интонации становились особенно противными): «Не ваше дело! Не нравится – ездийте на такси!». Я говорю: «Послушайте, это моё дело, на чём ездить, а вам бы следовало научиться грамотно изъясняться. Нет такого слова – «ездийте». А они, хамки, мне, такие: «Мы сейчас тебя пошлём в место, для которого точно слова не придумали, а если уже придумали, то не успели поместить в словарь Ожегова…».
Однако в этот раз надо было сначала отдать словесную дань причёске: «Фаина Петровна, вы прям помолодели! Ну-ка, повернитесь! А где, у какого мастера? Мелирование просто чудо!».
К похвалам и славословию присоединились Агния Афанасьевна и Леночка. Тем самым они избежали замечания от Фаины Петровны за опоздание на пять минут. Растроганная начальница объявила о начале производственного совещания. Оно состояло из монолога Фаины Петровны и угодливых поддакиваний и кивков остальных обитателей кабинета.
«Итак, рассмотрим наши текущие вопросы. Напоминаю вам, что через неделю – первомайская демонстрация. Явка, сами понимаете, строго обязательна, неявившиеся будут писать объяснительные вплоть до депремирования. Наше министерство пойдёт отдельной колонной, вы, Павел Петрович, как мужчина и в качестве поручения понесёте флаг. Далее. Завтра, напоминаю, ответственное мероприятие – региональный педагогический форум. Регламент уже доступен. Мы все должны быть в числе участников, тем более что губернатор будет вручать почетную грамоту Максимгеннадичу. Потом Максимгеннадич вручит благодарственные письма выдающимся педагогам. Мы все должны активно аплодировать. От вас, Павел Петрович, жду отчета по результатам реализации проекта «Электронный дневник» в среднеспециальных образовательных учреждениях нашей области. Есть сведения, что педагоги проявляют недовольство, якобы им приходится тратить свои выходные и в Интернете заполнять формы по оценкам знаний, умений и навыков. Необходимо развеять такие сомнения и ещё раз подтвердить целесообразность этого проекта. Напомним, что именно наше управление выступило его инициатором, и мы не вправе допустить его дискредитации в глазах вышестоящего руководства. Поэтому, Павел Петрович, саккумулируйте все сведения по заполняемости электронных дневников, стрясите с директоров не только статистику, но и положительные отзывы, организуйте в СМИ кампанию по поддержке электронных дневников. Наша задача – учёт и контроль, формирование актуальных и действенных механизмов мониторинга в сфере образования. Нам за это, напомню, если кто забыл, зарплату платят, аванс, поднимают коэффициенты…
Теперь далее. Из управления региональной политики нам спущена контролька, мы обязаны представить информацию о состоянии нашей профсоюзной организации, о количестве членов, о наличии коллективного договора. Нам настоятельно рекомендуется создать комиссию по анализу деятельности профсоюзной организации, провести анкетирование сотрудников и направить наверх результаты. Насколько я понимаю, этим у нас займётся Леночка, Павлу Петровичу, боюсь, не хватит ответственности и терпения.
Леночка покорно кивнула и захлопала ресничками. Павел Петрович тоже кивнул: терпения, правда, может и не хватить.
– Но у нас в профсоюзе на всё министерство членов всего три человека, – заметила Катерина Львовна.
– Катерина Львовна, это никого не интересует. Контролька – это святое. И наша с вами задача – её «закрыть».
«Это вообще смысл нашей жизни», – добавил про себя Павел Петрович.
Клочков машинально блуждал взглядом от окна, за которым пробуждалась весна, набухали почки и резвились воробушки, к несколько излишнему вырезу на костюме Фаины Петровны. «Интересно, – подумал Клочков, – как из юных прелестных бабочек вырастают такие бабы-гусеницы». Он перевёл взгляд на Леночку – вот она и правда хороша, без особой косметики, в строгом костюме, под которым многое угадывалось.
Неожиданно Павел Петрович почти отключился, и у него в голове замелькали слова, и показалось, что они звучат как стихотворение. И было это примерно так:
«На скучном – аж до отчаянья – присутствую совещании. Повестка и ряд вопросов. Клюю сквозь дремоту носом. Регламент: ни влево, ни вправо. Докладчик бормочет вяло. Здесь просьба представить отчёты, внести в протокол чего-то. А за окном-то – веснища! И щебетом воздух насыщен. Коктейль: воробьи и солнце. Всё брызжет, сверкает, смеётся! А что – и у птиц со-вещание, со-клёкот, со-стрекотание. Повестка у них прекрасная: с вопросом единственным – «разное». Они беззаботны, им – весело, у них же – весенняя сессия. Направят воззванье на имя небес голосами своими, чтоб жить было клёво, крылато. К чему им, пернатым, зарплата? И пусть далеко до июня. Они – гомонят, гамаюнят! И мне (снисходительно малость иль снислетально), каюсь, послышалась ли, показалась усмешка: «Эх, ты, homo sapiens!».
– Павел Петрович, я для кого рассказываю? – тоном строгой училки спросила Фаина Петровна и покачала своими сочленениями. – Я два раза повторять не буду. Отчёт должен быть сдан к пятнице. И ещё: в течение двух дней нам надо утвердить и подписать в отделе кадров график отпусков.
При слове «отпуск» у Клочкова заныло сердце. Одна двенадцатая настоящей жизни, совсем не той, служебно-унылой, нервной и унизительной, а светлой, с дальними краями, солнечными странами, перелётами, магазинами дьюти-фри, и даже дачей, где копание в землице – радость, где сбор ягод и фруктов – благо, где пивко вечерком и шашлычок – величайшее из наслаждений. Скоро ли? Через три месяца… Целая вечность, можно не дожить. А если не дожить – ради чего все эти мучения? Опытные коллеги говорили, что всё это ради повышенной пенсии. Достойная цель, нечего сказать. Смысл из смыслов. Господи, как страшно, когда отрываешься от бумаг и клавиатуры, и начинаешь думать…
Но думать мешали. Совещание окончилось, открыв шлюзы обычным разговорам внутри отдела.
– Девочки, – обратилась к возрастным коллегам Катерина Львовна. – Оказывается, не нужно считать калории, успевать есть до шести и ограничивать себя. За день, я прочитала, необходимо съедать два стакана сырых или варёных овощей: допустимы все виды листового салата, капусты, зелени и пряных трав, огурцы, кабачки, помидоры, репа, баклажаны, сладкий перец, оливки. Исключение – картофель, кукуруза, зелёный горох…
– А я пока решила вообще отказаться от мяса, – мгновенно поддержала разговор Агния Афанасьевна, – и такое ощущение, что стало как-то легче, самочувствие улучшилось. А я вот читала, что надо обязательно принимать пребиотики и пробиотики.
– Всё это пропаганда и реклама, не надо читать Интернет, – наставительно подключилась Фаина Петровна, оторвавшись от Интернета. – Тут, кстати, пишут, что офисные кондиционеры опасны для здоровья. В них размножаются опасные бактерии, и потом они попадают в воздух, и мы ими дышим.
– Ничего подобного! – взбудоражилась Катерина Львовна. – Их моют специальным раствором, я знаю!
– Чё ты знаешь?! – вскипела в ответ Фаина Петровна. – Всё-то она знает! Говорю тебе – там живут бактерии, которые потом оказываются в лёгких!
– Вы всегда со мной спорите! – то ли оборонялась, то ли нападала Катерина Львовна, – Я знаю, вы думаете, что я и во Франции не была, всё придумала, а я просто не показываю личные фотографии, потому что это – примета плохая, могут сглазить!
– А я тут последние фото Пугачёвой видела – это безобразие. Потолстела, кожа висит. Как с ней Галкин живёт?! – кинула в костёр перепалки новую тему Агния Афанасьевна.
– Ну прям живёт он с ней! – запричитала Фаина Петровна. – У самого поди тыща любовниц, а с Пугачёвой – так, для телевизора, чтобы люди не забывали.
– А Лариса Долина ничего выглядит, – это уже Катерина Львовна. – Ну, подтяжку, наверно, сделала, золотые нити вставила, на диете сидит кремлёвской, денег-то куры не клюют…
– Зато, говорят, характер у Долиной отвратительный…
– … А смотрели вчера «Секрет на миллион» с Лерой Кудрявцевой? Оказывается, у Кристины Орбакайте был курортный роман…
– …Не люблю Леру Кудрявцеву, какая-то она деланная, ненатуральная, вопросы глупые задает…
– Агния Афанасьевна, давайте перестанем худеть. Оказывается, британские ученые нашли связь между потерей веса и развитием слабоумия…
– … И всё-таки в кондиционере вирусы…
– А вы берёте колготки сколько ден? Из нейлона, шёлка или спандекса?..
– … Ненавижу маршрутки с утра. Там бывают мужики, от которых пахнет…
– … А я вчера себе салатик сделала, фасоль, петрушка, оливковое масло свежего отжима. Муж сказал: чё за силос, ешь сама…
– … А тут, говорят, в отделе по надзору у Татьяны Васильевны Галкиной с сердцем плохо стало. Говорят, прямо в министерство «скорую» вызывали. Говорят, с больничного может не выйти…
– …Да, с молочкой, конечно, беда. Ни творога, ни сыра, ни молока. Все лекарства подделывают. Вода плохая.
– А у меня, девочки, такие гортензии распустились.
– А я не люблю гортензии!
– И какие у тебя претензии к моей гортензии?
– А я тут такую блузку видела, обалдеть! Такой шифон!
– … А меня, наверно, сглазили. Как на работу прихожу – голова болит и давление скачет. Надо сейчас померить. Ни у кого таблетки от головы нет?..
– … Сосед пса завёл, гуляет с ним, без намордника! Я говорю, почему у вас собака без намордника? А вдруг сорвётся с поводка, покусает?! Слюнявая такая, противная…
– … Эх, сейчас бы торт шоколадный-шоколадный! Или трубочку с заварным кремом!..
– … А вы были сегодня в женском туалете? Что там за неряхи завелись? Жидкое мыло разбрызгано где попало, бумага на полу… После такого даже в туалет заходить противно, руки помыть. А руки не помоешь – паразиты заведутся, гельминты…
Тема паразитов была традиционная, словообильная и почти ежедневная. Обсуждались не только черви, вши и клещи, ногтевые грибки, но и образные паразиты – правительство (хоть госслужащим ругать его вроде как нельзя), олигархи, богатые «звёзды» шоу-бизнеса. Чехвостили всех – с упоением, ожесточённо, подпитываясь друг другом, словно исполняли некий совместный злобный танец, который нельзя танцевать в одиночку и который можно лишь в одиночку прекратить.
Клочков надел наушники и включил музыку, уйдя в себя и в очередной отчёт. Он, к счастью, не знал, кто такая Лера Кудрявцева, и не хотел участвовать в «кондиционерных конфликтах». Бывало, что на женщин в кабинете нападал зуд чистоты: они вдруг начинали стирать пыль, ругались на уборщицу, приходившую в конце рабочего дня, опрыскивали цветы. В то же время после выпитого кофе немытые чашки могли лежать целыми днями, привлекая мух. Несмотря на диеты и словесную щепетильность в отношении еды, они часто, чуть ли не каждый день, покупали тортики. Повод для этого искался с легкостью слов алкоголика, который оправдывает своё возлияние. Обычно это происходило после склоки, и коллегам Клочкова надо было «заесть стресс». В итоге или шоколадка, или тортик всегда присутствовали. И, конечно, кусочек всегда доставался Клочкову: накормить мужчину – это всё-таки инстинкт такой же древний, как и умение пресмыкаться перед начальником. Павел Петрович ощущал тошноту при одном слове «тортик», его воротило от этих искусственных сладких жиров и кремов, от пальмового масла. Как правило, «тортик» (не «торт»! ) подвергался критике, каждая на публику норовила съесть кусочек поменьше, стараясь сохранить фигуру, хотя сохранять её уже не имело смысла. Когда кулинарное изделие безвозвратно пропадало в бездне пищеварительных систем, женщины любили порассуждать о вреде тортов, о том, что они закупоривают сосуды, вызывая риск заболеваний. Далее обычно следовал длинный список заболеваний, далеко не все из которых были связаны с тортиком.
Каждая из четверых коллег по кабинету напоминала Клочкову собаку особой породы. Вот Катерина Львовна – типичный бультерьер. Бойцовский характер, вечно всем недовольная. Она всегда делала короткие, «гладкошерстные» стрижки, не чуралась нецензурных ругательств, была крепка костью и увесиста массой. Её лицо, ну прямо бультерьерское, выражало постоянную готовность ринуться в бой и перегрызть горло врагу. День проходил зря, если Катерина Львовна ни с кем не ругалась. И только перед Максигеннадичем она виляла хвостом и была покладистой. Но было ощущение, что если большой начальник потеряет власть, заболеет – она тут же с ним расправится. Агния Афанасьевна напоминала гончую: высокорослая, худая, с длинными конечностями. Она всю жизнь гналась за убегающими целями: муж, квартира, машина в кредит, карьерный рост на госслужбе, должность за должностью, обязательные поездки за границу, загар под пальмами. Она всегда словно отчитывалась и одновременно хвалилась перед другими «собаками». Но объектов для охоты становилось всё больше, здоровья не прибавлялось, и она гналась, гналась и гналась, задыхаясь, изматываясь, тяжело дыша, высунув язык. И вне этой гонки себя не мыслила, потому что постоянно хотела быть «успешной». Ну, и Фаина Петровна – это, конечно, немецкая овчарка. Вышколенная, безукоризненно исполняющая команды, и не понять по морде, о чём она думает на самом деле. И не приведи Господь чтобы она получила команду «фас!»: тогда у вас нет шансов. Клочков в этой компании чувствовал себя котом, он даже по гороскопу был Котом. Или Кроликом, по другой версии. Ну, каково коту среди собак в большой многоэтажной будке…
И только Леночка, большеглазая и длинноволосая, обычно молчала и не вписывалась в атмосферу тётко-стайла. В мире собак она была бы, пожалуй, английским кокер-спаниелем. Трое женщин её постоянно поучали: не стоит на работе носить столь вызывающую юбку, разводить дома надо такие-то цветы, готовить ужин надо эдак, а за помадой тебе, Леночка, надо идти в такой-то магазин ив-роше-лореаль-этуаль, там скидки 25%. Леночка кивала, соглашалась, но делала всё по-своему, потому что эта свекрово-тёщинская опека ей нафиг была не нужна. Её, молодую красавицу, учили, как надо одеваться. Говорили, что синий шарфик с кремовой блузкой – это тренд и в этом сезоне актуально. Слово «модно» было немодным, неэффектным, употребляли «актуально». Почему актуально – неясно. Но – актуально. На обед Леночка выпархивала из министерства и старалась с коллегами не сидеть. А трехголовая гидра даже в обед оставалась в отделе и не могла промеж собой наболтаться. Клочков тоже на обед выходил прогуляться. На свежем воздухе мозги проветривались, и подобие внутренней гармонии возвращалось. Он успевал пройтись по набережной Волги, посмотреть вдаль на проплывающие теплоходы, на величественный мост. Вот бы наоборот: восемь часов – обед, час – работа.
Вернувшись после перерыва, Клочков обнаружил непривычное молчание. Фаина Петровна, Катерина Львовна и «Барто» загадочно обменивались взглядами. Потом Фаина Петровна подозвала к себе Клочкова и доверительно зашептала (она называла это «шушукаться»):
– Павел Петрович, тут вот какое дело. Вызывает меня к себе Максимгеннадич, даёт поручения, а потом и говорит как бы между делом: «Ну, и сколько вы сегодня калорий сожгли, Фаина Петровна? Может, вам тортик купить, чтобы ваш отдел лучше работал, а не лясы точил?!». Или у нас прослушка стоит, или кто-то информацию сливает. Мы посовещались и решили, что это, скорее всего, Леночка. Так что, ничего ей не говорите, она коварная и, наверно, подлая. Нам тут ещё работать и работать, стаж до пенсии и так далее. Ей-то что, вертихвостке, завтра, глядишь, в декрет уйдёт.
Так из опекаемого молодого специалиста Леночка, сама того не ведая, стала врагом народа, против которого женщины стали «дружить». Этому они и посвятили вторую половину рабочего дня, оставив в покое мелкого служащего Клочкова Павла Петровича.