Читать книгу Лягушки - Мо Янь - Страница 10

Сорок лет спустя набор в ВВС проходил Сянцюнь, младший сын старшего брата. Хотя в мире произошло немало перемен, как говорится, где было синее море, там ныне тутовые рощи, многое из прежнего святого, за что можно было и голову не сносить, теперь подвергается осмеянию; многие профессии, на которые раньше многие смотрели с благоговением, нынче почитаются «низкими». Но «набор в авиацию» по-прежнему остается великим радостным событием, от которого домашние испытывают волнение, а соседи – зависть. Поэтому старший брат, который уже ушел на пенсию с поста директора отдела народного образования, специально вернулся в деревню и устроил банкет, созвал родственников и друзей, чтобы это событие отметить.

Банкет устроили во дворе дома второго брата, из дома протянули провод, повесили мощную лампу, все вокруг залило ярким светом, стало светло как днем. Составили вместе два обеденных стола, вокруг поставили двадцать с лишним стульев, где мы и уселись вместе, тесно, плечом к плечу. Угощение заказали в ресторане, стол ломился от вкусностей – тут и курятина, и утятина, и рыба, смешение всевозможных красок и ароматов.

– Особых деликатесов нет, но прошу отведать, – пригласила жена старшего брата своим яньтайским говорком.

На что мой отец крякнул:

– Не знаю, можно ли так выразиться, но вспомните шестидесятый год, в то время и председатель Мао не едал такого.

А прошедший отбор мой племянник ответил:

– Не надо листать старый календарь, дед.

Когда выпили по третьей, отец снова заговорил:

– Вот у нас в семье и летчик появился. Когда-то твой отец тоже проходил осмотр на летчика, да вот не прошел из-за шрама, а теперь Сянцюнь наконец осуществил мечту нашей семьи.

– Подумаешь, летчик, – скривил губы Сянцюнь, – ничего особенного. Чтобы действительно продемонстрировать свои способности, надо в большие чиновники идти, большие деньги делать!

– Как можно говорить такое? – Отец поднял рюмку, осушил ее одним глотком и грохнул об стол. – Летчик – это же дракон, феникс среди людей[24]. Если бы тогда Ван Сяоти, тетушкин избранник, стоял как зеленая сосна, обосновался как медный колокол, шел бы своим путем доблестно и браво… Не нашла бы на этого подлеца такая дурь, как улететь на Тайвань, вполне возможно, теперь был бы командующим военно-воздушными силами…

– Вот как? – поразился Сянцюнь. – Так бабулин муж не тот, что лепит глиняные фигурки? При чем здесь летчик?

– Дело прошлое, не будем об этом, – попытался закончить этот разговор старший брат.

– Ну уж нет, – не сдавался Сянцюнь. – Нужно порасспросить об этом бабулю. Ван Сяоти улетел на самолете на Тайвань? Ничего себе, просто потрясающе!

– Не ищи потрясающего, – с глубокой грустью сказал старший брат. – Человек должен любить свою страну, тем более солдат, не говоря уже о летчике. Люди могут заниматься воровством, грабежом, убийствами, поджогами… Я хочу сказать, никогда не нужно идти на предательство, предатели навеки покрывают себя позором, ничем хорошим это не заканчивается…

– Похоже, тебя запугали, – пренебрежительно заявил Сянцюнь. – Ведь Тайвань – часть нашей Родины, слетать туда посмотреть – очень даже неплохо.

– Даже думать не моги! – сказала жена старшего брата. – С такими мыслями нечего и в летчики идти. Погоди вот, я военкому Лю позвоню.

– Не волнуйся, мама, – отвечал мой племянник, – что я, глупый? Неужели ты считаешь, что я лишь о себе думаю и вас в расчет не принимаю? К тому же нынче Гоминьдан и компартия Китая – одна семья, если я улечу, меня должны вернуть обратно.

– Это традиционные устои нашей семьи Вань, – продолжал старший брат. – А этот Ван Сяоти – ублюдок, мерзавец безответственный, он твоей бабуле всю жизнь поломал!

– Кто тут меня поминает? – раздался звонкий голос, и вошла тетушка, прищурившись от яркого света. Она отвернулась и надела небольшие темные очки, отчасти перебарщивая и немного с юмором. – Кому нужна такая большущая лампа? Как ваша прабабушка говаривала, хоть и впотьмах ешь, мимо рта не пронесешь. Электричество – это уголь, а уголь люди добывают, дело нелегкое, три тысячи чи под землей, настоящий ад при жизни. Продажные чиновники нелегально владеют шахтами, а жизнь шахтеров не стоит и горсти праха. Каждый кусок угля в крови! – Она стояла, упершись правой рукой в бок, большой палец и мизинец с безымянным пальцем левой руки сложены, указательный со средним сложены вместе и вытянуты вперед, рукава широко распространенного в семидесятые годы «дакронового» армейского френча высоко закатаны, располневшая, седоволосая, она смахивала на партработника уездной коммуны периода после «культурной революции». В душе у меня поднялся целый сонм переживаний, такова уж наша красавица тетушка, этот полностью раскрывшийся цветок лотоса[25].

Старший брат с женой долго обсуждали, приглашать тетушку на банкет или нет. Обратились к отцу, который, поразмыслив, сказал:

– Да пусть ее, она теперь… Все равно она и в деревне-то не живет… Потом еще поговорим…

При ее появлении всем стало неловко. Все сразу встали, обомлев от неожиданности.

– Что же это, всю жизнь прожила на чужбине, а вернулась в родной дом, так и сесть некуда? – съязвила тетушка.

Все тут же откликнулись, стали наперебой уступать место, возникла суматоха.

– Первая, кого мы собирались пригласить, были вы, почтенная, – торопливо объяснялись старший брат с женой. – Вы у нас в семье Вань главная, первое кресло всегда за вами.

Тетушка с треском плюхнулась на место рядом с отцом и обратилась к старшему брату по имени:

– Дакоу, твой батюшка жив-здоров, моя очередь занимать первое кресло еще не пришла. Даже после его смерти до меня очередь не дойдет! Выданная замуж дочка – что пролитая вода, верно ведь, старший брат?

– Ты у нас дочка не простая, ты в нашем роду персона с особыми отличиями. Из этого младшего поколения, – отец указал на всех присутствовавших, – есть ли кто, кого ты не приняла?

– Настоящий герой прошлыми достижениями не хвалится, – отвечала тетушка. – Если подумать о дне сегодняшнем… А что делать, если говорить о дне сегодняшнем! Пить вино! Как, у меня и стопки нет? А я еще с вином пришла! – Она достала из широкого кармана бутылку «Маотай»[26] и поставила на стол. – Пятидесятилетняя «Маотай», чиновник из Тинланя подарил. Его любовница, на двадцать восемь лет моложе, мечтала о мальчике, считала, что у меня есть тайное средство заменять плод женского пола на мужской, вот и пристала, мол, замени да замени! Я говорю, это шарлатаны так людей надувают, а она не верит, вся в слезах, не уходит ни в какую, умоляет чуть ли не на коленях, говорит, что жена чиновника родила двух дочерей, и если ей удастся родить мальчика, то сумеет его отбить. Мужчина этот ценит мальчиков и смотрит свысока на девочек, у него преобладают феодальные взгляды, а вообще-то у такого большого чиновника сознательность могла бы быть и повыше, тьфу! – сердито выговорила тетушка. – Так или иначе деньги этих людей неправедными путями нажиты, кого же еще надувать, как не их?! Подобрала ей лекарство из нескольких ароматов на девять приемов, всякого дудника, ямса, корня наперстянки, солодки – все по одному мао[27] за пачку, все вместе и тридцати юаней не стоит, – и за каждый пакетик получила с нее сотню. Та обрадовалась донельзя, забралась в свой красный лимузин и умчалась. А сегодня после полудня этот чиновник и его любовница с пухлым сыночком на руках заявились изъявлять благодарность с хорошими сигаретами и хорошим вином. Говорит, мол, хорошо, что приняла мое чудодейственное средство, иначе как бы смогла родить такого славного сына! – И, расхохотавшись, тетушка схватила стопку, которую со всем почтением поставил перед ней старший брат, опрокинула и хлопнула себя по ляжке: – Рассмешили, сил нет. Ну сами посудите, эти чиновные, все якобы с каким-никаким образованием, почему они такие тупые? Ну как можно изменить пол плода? Будь у меня такие способности, давно бы уже Нобелевскую премию по медицине получила, верно? А ну плесни мне! – стукнула тетушка пустой стопкой. – «Маотай» не открывайте, оставим старшему брату.

– Нет-нет, – торопливо запротестовал отец. – Для моего брюха пить такое вино – пустая трата.

Тетушка сунула «Маотай» ему в руки:

– Тебе даю, тебе и пить.

Отец погладил ленту на бутылке и осторожно спросил:

– Сколько одна такая бутылочка стоит?

– По меньшей мере тысяч восемь, наверное! – ответила тетушка. – Слыхала, недавно цена еще повысилась.

– Силы небесные! – охнул отец. – Какое же это вино, это просто нектар, как говорится, слюна дракона и кровь феникса, да и то не может столько стоить! Цзинь пшеницы стоит восемь мао, а бутылка вина – десять тысяч за цзинь, что ли? Это мне целый год горбатиться, и то на полбутылки не заработаю. – И двинул бутылку тетушке: – Забери-ка ты ее лучше обратно. Я такое вино пить не стану, много чести, помру еще раньше времени.

– Тебе даю, тебе и пить, – повторила тетушка. – Да и не я тратилась, покупала. Не станешь пить, ну и зря. Это как в свое время в Пинду на банкете у японских чертей: не хочешь есть, ну и зря. А я поела, хоть и на дармовщинку. Разве поесть задаром не значит поесть?

– Так-то так, – не сдавался отец, – но вот подумать только: как может такая малость ядреной водицы стоить стольких деньжищ?

– Вот что тебе непонятно, брат, – кивнула тетушка. – Скажу тебе так: ни один из тех, кто пьет это вино, сам за него не платит, сами они могут позволить себе лишь такое. – Она подняла стопку и снова выпила одним махом. – Тебе уж за восемьдесят, будешь откладывать, отказываться пить, сколько тебе еще лет остается? – И стукнула себя в грудь: – Перед всем этим младшим поколением я, твоя сестра, вот что скажу: с сегодняшнего дня буду носить тебе «Маотай»! Чего нам бояться? Прежде мы боялись то волков, то тигров. Чем больше боишься, тем больше нечистой силы является страх нагонять. Налей-ка еще! Или сами не видите? Из-за вина, что ли, переживать?

– Как можно, тетушка, вы же сами отказывались от вина…

– Ха, если бы отказывалась, разве могла бы столько выпить! – Было видно, что это ее задело. – В те времена, если вспомнить, было дело, пьянствовала я вместе с этой бандой ублюдков из народной коммуны. Вся эта шайка господ хотела, чтобы я опозорилась, а в результате я так их напаивала, что рукой шевельнуть не могли, сползали под стол и тявкали там, как собаки! Давайте, молодежь, выпьем!

– Тетушка, вы бы поели.

– Какое поели, в свое время вы, господа, под перышко лука полкувшина гаоляновки уговаривали, вот уж пить умели, откуда было закуску взять? Вам же всем теперь закуску подавай! Старший брат. – Тетушка разгорячилась от выпитого, расстегнула одну пуговицу на груди и похлопала отца по плечу: – Раз говорю – пей, значит, пей. Из нашего поколения только мы вдвоем и остались, вся эта экономия – ни поесть, ни выпить – зачем, спрашивается? Если деньги не тратить, это лишь бумага, а когда тратишь, становятся деньгами. Мастерство при нас, нам ли бояться, что денег нет? Любой чиновник или служащий – все могут заболеть, а заболеет – обратится к нам. Тем более, – тут она расхохоталась, – наше величайшее мастерство позволяет изменять пол плода с женского на мужской, такая сложная техника, что хоть десять тысяч запросим, все равно им придется раскошелиться.

– Ну а если бы она приняла твое снадобье по изменению пола плода, а родила все же девочку, тогда как быть? – озабоченно поинтересовался отец.

– Так ты не понимаешь, – хмыкнула тетушка. – Что такое китайская народная медицина? Это наполовину гадалка, что говорит все вокруг да около, и если что, это ее надувательство, мы то здесь при чем?

Пока тетушка прикуривала, этим воспользовался мой племянник Сянцюнь:

– Бабуля, а вы не могли бы рассказать про того летчика? Может, однажды мне придет в голову слетать на Тайвань и увидеться с ним!

– Глупости говоришь! – бросил старший брат.

– Совсем распустился! – поддержала его жена.

Тетушка умело затягивалась, клубы дыма струились по ее всклокоченным волосам.

– Сейчас подумаешь об этом, – сказала тетушка, после того как выпила еще одну стопку, – он не только погубил меня, но и спас!

Она еще пару раз ожесточенно затянулась, потом средним пальцем с силой отбросила окурок. Прочертив темно-красную дугу, он улетел далеко к виноградным шпалерам.

– Ладно, – сказала она. – Выпила немало, банкет закончен, пора домой. – Она встала и, неуклюже покачиваясь дородным телом, побрела к воротам.

Мы повскакали вслед, чтобы помочь ей.

– Думаете, я и впрямь напилась? – обернулась она. – Ничего подобного, я и с тысячи чарок не пьяна.

За воротами мы заметили ее мужа, мастера Хао. Этот ваятель глиняных скульптур, которому не так давно присвоили звание «мастер искусств в области народных промыслов», тихо и незаметно стоял там и ждал.