Читать книгу Лягушки - Мо Янь - Страница 5

Сенсей, историю прадеда рассказал бегом, чтобы уже не торопясь поведать о тетушке.

Тетушка родилась тринадцатого июня тысяча девятьсот тридцать седьмого года, в пятый день пятого лунного месяца, ее детское имя – Дуаньян[13], взрослое – Вань Синь. Имя ей предложил прадед – и с уважением к местным традициям, и с глубоким значением. После гибели прадеда прабабушка захворала там, в Пинду, и умерла. Благодаря активным действиям агентурной сети Цзяодунского района бабка и тетушка были вызволены. Их переправили в освобожденный район, тетушка пошла в начальную школу антияпонского Сопротивления, а бабка стала в пошивочной мастерской прошивать подошвы для тапок. После Освобождения для таких, как тетушка, потомков пламенных бойцов открывалось немало возможностей куда-то поехать, но бабка родные места покидать не хотела, а тетушке тяжело было с ней расстаться. Когда уездное начальство спросило тетушку, чем она хочет заниматься, она сказала, что желает пойти по стопам отца, и поступила в медицинское училище особого района. Когда она его закончила, ей было всего шестнадцать, и она стала врачом в амбулатории городка. Уездное управление здравоохранения организовало курсы по новым методам родовспоможения, и тетушку послали учиться туда. С тех пор она связана с этим священным ремеслом неразрывными узами. Начиная с четвертого числа четвертого месяца 1953 года, когда она приняла первого ребенка, до прошлогоднего Праздника весны тетушка, по ее словам, помогла появиться на свет десяти тысячам малышей, а вместе с другими – двух считай за одного. Это она сама сказала. Думаю, десять тысяч – все же цифра несколько преувеличенная, но тысяч семь-восемь она приняла наверняка. У нее было семь учениц, среди них одна по прозвищу Львенок – волосы взъерошенные, плоский нос, квадратный рот, прыщавое лицо. Перед тетушкой она преклонялась, скажи ей тетушка убить кого, тут же схватила бы нож и убила бы, не раздумывая.

Я уже говорил, что тогда, весной 1953 года, многие женщины у нас противились родам по-новому. Да еще эти повитухи со своими тайными измышлениями и наветами. Тетушке хоть и было всего семнадцать, но благодаря приобретенному с детских лет незаурядному опыту, а также блестящему, как золото, происхождению, она уже имела у нас в дунбэйском Гаоми огромное влияние, и народ смотрел на нее как на важную персону. Она, конечно, и внешностью выделялась среди других. Я имею в виду не прическу, не лицо, не нос и не глаза, речь о зубах. В наших местах высоко содержание фтора, и у всех от мала до велика полон рот черных зубов. Тетушка же в детстве долго прожила в районе Цзяодун, пила воду из горных источников, да еще по примеру бойцов Восьмой армии научилась чистить зубы. Возможно, по этой причине зубы у нее не подверглись пагубному воздействию, и ее белозубому рту завидовали все, особенно девицы.

Первым ребенком, которого она приняла, стал Чэнь Би. Тетушка не раз выражала сожаление об этом. Говорила, что этим первым ребенком должен был быть потомок революционеров, никак не думала, что придется принимать помещичье отродье. Но в то время требовалось найти, как покончить с деторождением по-старому, и раздумывать было некогда.

Узнав о том, что Ай Лянь скоро разрешится от бремени, она вскочила на велосипед – редкость по тем временам, – закинула на плечо сумку с лекарствами и помчалась как ветер. Десять ли пути от фельдшерского пункта до нашей деревни она преодолела всего за десять минут. Жена секретаря деревенской партячейки Юань Ляня как раз стирала белье на речке Цзяохэ и своими глазами видела, как тетушка пронеслась мимо по узкому каменному мостику, а игравшая там собака с перепугу упала в воду.

Когда тетушка с сумкой в руках влетела в двухкомнатный флигель, где жила Ай Лянь, там уже была деревенская повитуха Тянь Гуйхуа. Этой старухе с заостренным личиком и впалыми щеками в то время было уже за шестьдесят, теперь давно уже во прахе лежит, амитофо! Она была из тех, кто активно вмешивается во все, и тетушка с порога увидела, как та, оседлав тело Ай Лянь, изо всех сил давит ей на вздувшийся низ живота. У этой старухи был хронический трахеит, ее тяжелое дыхание мешалось с визгом верещавшей как свинья под ножом роженицы, и это создавало героически-печальную атмосферу. Помещик Чэнь Э стоял в углу на коленях и раз за разом низкопоклоннически стукался головой в стену, бормоча что-то нечленораздельное.

В доме у Чэнь Би я был много раз и хорошо представляю, как у них все устроено. Флигелек из двух комнатушек, двери на запад, карнизы низкие, комнатки тесные. Сразу при входе очаг, за ним стенка в два чи[14] высотой, за стенкой – кан. Вот тетушка, войдя, и увидела, что творится на кане. А увидев, была вне себя от ярости, по ее собственному выражению, разозлилась так, что «пламя взметнулось на три чжана»[15]. Отбросила сумку, одним махом рванулась вперед, ухватила старуху левой рукой за левое предплечье, правой – за правое, с силой потянула назад и сбросила ее с кана. Та стукнулась головой о ночной горшок, пролила его, и комната наполнилась вонью. На голове выступила черная кровь. Ранка вообще-то была пустяковая, но взвыла старуха с преувеличенным остервенением. Услышав такое, обычный человек мог бы и в обморок свалиться от страха, а тетушке хоть бы что, она человек бывалый.

Встав у кана, она натянула резиновые перчатки и строго сказала Ай Лянь: «Давай-ка не верещи, это делу не поможет. Хочешь остаться в живых, слушай, что я говорю, что велю, то и делай». Ошарашенная Ай Лянь, конечно, знала о славном происхождении тетушки и ее удивительном жизненном опыте. «Ты роженица великовозрастная, – разъясняла тетушка, – положение плода неправильное. У всех дети сначала головой идут, а твой сперва руку просунул, головой в сторону». Потом она не раз посмеивалась над Чэнь Би, мол, голова еще не вышла, а руку уже высунул, будто хотел выпросить чего у этого мира. И Чэнь Би неизменно отвечал: «Да поесть, поесть я просил!»

Тетушка хоть и первый раз принимала роды, но действовала с холодной головой. Взялась она за дело неторопливо, знала свое дело на ять и могла раскрыть способности на самом высоком уровне. Талантливый гинеколог, тетушка руководствовалась и интуицией, и тем, что подсказывали чувствительные руки. Все женщины, видевшие, как она принимает роды, или рожавшие с ней, испытывали к ней благоговейное уважение. Моя матушка при жизни не однажды говорила нам: «У вашей тетушки руки не такие, как у всех. У людей руки бывают холодные, бывают горячие, бывает, из них все валится, бывает, все в поту. А у вашей тетушки руки круглый год одни и те же – мягкие, прохладные, не то чтобы разболтанно мягкие, нет… Как бы тут выразиться…» На помощь пришел образованный старший брат: «Может быть, то, что называется „иголка в куче ваты“, „мягко стелет да жестко спать“?» «Вот-вот, – кивнула матушка. – Да и прохладные они у нее не как кусок льда, нет…» Образованный брат снова добавил за нее: «Это внутренний жар и внешний холод, это как шелк, как холод драгоценного камня». «Да-да, именно так, – кивнула матушка. – Стоит ей провести рукой по телу больного, на семь десятых болезнь уходит. В наших краях женщины тетушку чуть ли не боготворили».

Ай Лянь – женщина везучая, но в первую очередь она женщина умная. Как только руки тетушки коснулись ее живота, она сразу ощутила какую-то силу. Потом она всем встречным рассказывала, мол, тетушка что твой главнокомандующий. По сравнению с ней эта верещавшая рядом с ночной вазой старуха – просто клоун. Под вдохновением и потрясением от научного подхода тетушки и ее строгого отношения в голове Ай Лянь будто просветлело, она исполнилась мужества, пронизывающая боль в печени и легких, казалось, стала значительно меньше. Она перестала плакать, выполняла тетушкины распоряжения, делала движения, как велено, и произвела на свет большеносого младенца.

Чэнь Би родился бездыханный, и тетушка, подняв его, принялась шлепать по попе и по груди, пока тот не запищал как котенок. «И откуда у этого молодца такой носище? – дивилась она. – Ну чистый янки!» Тетушка была исполнена радости, словно завершивший свое изделие мастеровой. Изможденное лицо роженицы осветила улыбка. Тетушка была человек несгибаемый в классовом подходе, но, извлекая ребенка из родовых путей, она забыла о классах и классовой борьбе, испытываемая ею радость была чистой, непритворной.

Услышав, что жена разрешилась мальчиком, из угла поднялся Чэнь Э. В крайней растерянности он крутился туда-сюда в узком пространстве у очага. Из иссохших глазниц каплями меда выкатились две дорожки слез. Ему было не выразить словами царившее в душе ликование. Сказать хотелось так много, но он и рта не смел открыть. Какие там ароматные свечи, какие предки, для таких, как он, грех даже помянуть такое.

– Раз ребенок с таким большим носом родился, пусть и зовется Чэнь Би! – обратилась к нему тетушка.

Она сказала так в шутку, но этот Чэнь Э, словно получив высочайшее повеление, закивал в поклоне: «Благодарствую за имя! Благодарствую за имя. Чэнь Би так Чэнь Би!»

В то время как он продолжал рассыпаться в благодарностях, а Ай Лянь умываться слезами, тетушка собрала свою сумку и хотела уходить. На глаза ей попалась Тянь Гуйхуа. Та сидела перед разбитым ночным горшком, опершись спиной о стену, и будто спала. Тетушка и не заметила, когда та успела принять такую позу, и не помнила, когда прекратились ее душераздирающие вопли. Тетушке даже показалось, что у той уже и душа вон, но в полумраке блеснули зеленым, как у кошки, глаза, и она поняла, что старуха жива. У тетушки в душе поднялась волна гнева. «Как, ты еще здесь?!» – воскликнула она. «Половину работы я сделала, – наконец выдавила из себя старуха, – а половину ты; мне вообще-то полагается одно полотенце и пяток яиц. Но ты мне голову расколотила, глянь только. Но я в управу жаловаться не пойду, а ты за это должна положенным тебе полотенцем мне рану перевязать, а свой пяток яиц отдать мне на поправку». Только тут тетушка вспомнила, что эти повитухи вымогают у рожениц их добро, и ее охватило отвращение. «Стыд-то какой, совсем совести нет! Это какую такую половину работы ты сделала? – проскрежетала она сквозь зубы. – Если бы я дала тебе довести эту твою „работу“ до конца, сейчас на кане два трупа лежали бы! Ты, ведьма старая, считаешь, женское влагалище что куриная гузка, посильнее надавишь, яичко и выкатится? Это у тебя принимать роды называется? Убийство, вот что это такое! А ты еще жаловаться на меня вздумала? – И пнула старуху в нижнюю челюсть. – Еще полотенца, яйца ей подавай!» Пнув ее еще и в зад, тетушка схватила одной рукой сумку, а другой вцепилась в пучок волос у старухи на затылке и поволокла ее во двор. Чэнь Э выскочил следом, чтобы примирить их, но тетушка гаркнула на него: «А ну катись отсюда! Иди вон, жену обихаживай!»

По словам тетушки, она впервые в жизни кого-то ударила, даже не думала, что сможет вот так ударить человека. И отвесила старухе еще один пинок в зад. Та перекатилась, уселась и, колотя руками по земле, завопила на всю округу: «Помогите! Убивают… Дочка бандита Вань Люфу жизни лишить хочет…»

Уже наступили сумерки, садилось солнце, в свете вечерней зари дул легкий ветерок, деревенские в это время по большей части ужинали, стоя во дворах с чашками в руках. На шум быстро собралась толпа. Подошли и секретарь партячейки Юань Лянь вместе с бригадиром большой производственной бригады Люй Я (Зубом). Тянь Гуйхуа приходилась Люй Я дальней родственницей, а, как говорится, ворон ворону глаз не выклюет, вот Люй Я и стал укорять тетушку: «Вань Синь, молодая девушка – и бьешь старушку, не совестно?»

«Надо знать, что за дрянь этот Люй Я, – пояснила нам тетушка. – Жену колотил, скотина, так, что она у него на четвереньках ползает, а еще осмеливается меня поучать!»

«Какая старушка? – взвилась тетушка. – Ведьма старая, одно зло от нее! Поспрошай-ка сам, каких она делов натворила! Сколько народу своей рукой на тот свет отправила! Да будь у меня, старой, пистолет, вмиг бы прикончила!» И, вытянув указательный палец правой руки, наставила в голову старухи. Тетушке тогда было всего семнадцать, и когда она назвала себя «старой», многих это рассмешило.

Люй Я хотел было вступиться за Тянь Гуйхуа, но тут заговорил партсекретарь Юань Лянь: «Доктор Вань права, только такой строгостью и надо наказывать старых колдуний, которые шутят с человеческими жизнями! Ты, Тянь Гуйхуа, хватит дурака валять да бездельничать, считай, легко отделалась, в каталажку надо бы тебя отправить! Чтобы отныне все рожающие посылали за доктором Вань! А ты, Тянь Гуйхуа, если еще хоть раз посмеешь роды принимать, все твои собачьи когти пообрубаем!»

По словам тетушки, этот Юань Лянь хоть и неграмотный, а разбирался, что к чему, умел восстанавливать справедливость, хороший партработник.