Читать книгу Лягушки - Мо Янь - Страница 7

Тетушка давно уже достигла возраста, когда поговаривают о замужестве. Но она сама зарабатывала себе на жизнь, столовалась за счет государства как госслужащий, да и происходила из такой прославленной семьи, что деревенские парни даже подумать о ней не смели. Мне тогда было уже пять лет, и я нередко слышал, как прабабушка с бабушкой обсуждают тетушкино замужество. «Ну вот скажи, невестушка, – озабоченно обращалась к ней прабабушка, – Синь-то уже двадцать два, ее одногодки по двое детей нянчат, а ей даже сватов никто не засылает!» – «Чего спешить, почтенная тетушка, – отвечала бабушка. – Такие, как Синь, могут и во дворец замуж выйти, императрицей сделаться! Тогда и ты свояченицей императора станешь, и мы императорской родней окажемся, вот уж наверняка с прибылью будем!» – «Ерунда это! – возражала прабабушка. – Император давно уже низложен, нынче народная республика, председатель у власти». – «Пусть и председатель у власти, вот мы за него Синь и выдадим». – «Ну что ты за человек, – злилась прабабушка, – сама в новом времени, а головой осталась до Освобождения». – «Я не ты, – отвечала бабушка. – Я в жизни нашей тихой деревушки не покидала, а ты вон в освобожденные районы ездила, в Пинду побывала». – «Ты при мне про этот Пинду лучше не заговаривай, у меня от одного названия кожа на голове немеет! Меня туда японские дьяволы затащили, я там мучилась, а не наслаждалась!» Так у них за разговорами и до ссоры доходило. В первый день прабабушка так рассерчала, что ушла, словно никогда больше и видеть бабушку не желала, но на другой день вернулась. А матушка, глядя, как они обсуждают тетушкино замужество, всякий раз потихоньку посмеивалась.

Помню как-то ввечеру наша корова принесла теленка. Не знаю, то ли корова взяла с матушки пример, то ли теленок мне подражал, но он тоже стал выходить ногой вперед и застрял. Старая корова нетерпеливо мычала, видно было, как тяжело ей приходится. И дед, и отец места себе не находили, потирая руки и притопывая ногами, ходили кругами, не зная, что предпринять. Корова – основа жизни крестьянина, а эту тем более производственная бригада определила в нашу семью на содержание. Сдохнет, так хлопот не оберешься. Матушка шепнула моей старшей сестре: «Доченька, слышала я, твоя тетушка вернулась…» Та даже не стала ждать, что мать скажет дальше, и убежала. Отец раздраженно глянул на жену: «Ты соображаешь, что делаешь? Она же у людей роды принимает!» На что матушка бросила: «Человек, скотина – одна малина».

Тут за старшей сестрой появилась тетушка.

«Вы что, загонять меня до смерти хотите? – выпалила она сразу как вошла. – Я тут с ног сбилась у людей роды принимать, так еще у коров!»

«Кто ж виноват, что ты из нашей семьи, сестренка? – улыбнулась матушка. – К кому еще обращаться, как не к тебе? Люди тебя воплощенным бодхисатвой называют, а бодхисатва приходит ко всем, спасает всякого сущего. Корова, она хоть и скотина, тоже живая тварь, разве ты сможешь не прийти на помощь умирающему!»

«Хорошо, что ты неграмотная, сестрица, – сказала тетушка. – Имей ты на две корзины знаний, как бы ужилась в тихой деревушке!»

«Да будь у меня знаний хоть на восемь корзин, и то не сравниться с пальцем на ноге моей сестренки», – парировала матушка.

На лице тетушки хоть и оставалось сердитое выражение, но она уже явно отошла. Стемнело, матушка зажгла имевшуюся в доме лампу, поправила фитиль и принесла в сарай.

Завидев тетушку, корова согнула передние ноги и опустилась на колени. При виде коленопреклоненной коровы у тетушки брызнули слезы из глаз.

Мы все тоже не смогли сдержать слез.

Осмотрев корову, тетушка сочувственно, но в шутку заключила: «Еще один вперед ногой идет».

Нас она выставила во двор, опасаясь, что увиденное шокирует. Слыша ее громкие распоряжения, мы пытались представить, как отец под ее руководством помогает корове родить. То был вечер пятнадцатого дня по лунному календарю, и когда на юго-востоке взошла луна, залив ярким светом небо и землю, тетушка крикнула: «Ну вот, родился!»

Мы с радостными воплями рванулись в сарай, где обычно мололи муку, и увидели позади коровы маленькое тельце, покрытое липкой жидкостью. «Вот и славно, телочка!» – удовлетворенно воскликнул отец.

«Вот уж диво дивное, – раздраженно откликнулась тетушка. – Как женщина родит девочку, мужчины пригорюниваются; а как корова принесет телочку – улыбаются во весь рот!»

«Так телочка вырастет, может телят наплодить!» – сказал отец.

«А у людей что? Маленькая девочка вырастет, разве не сможет тоже детей нарожать?»

«Это дело другое», – сказал отец.

«И чего тут другого!» – не отступала тетушка.

Увидев, что она разволновалась, отец не стал больше с ней спорить.

Корова, повернувшись к телочке, вылизывала ее мокрое тельце. Ее язык, похоже, имел чудодейственное воздействие, придавая силу тем местам, где он прошелся. Все наблюдали за этим, вздыхая от нахлынувших переживаний. Глянув украдкой на тетушку, я увидел, как она стоит, раскрыв рот, и ее взгляд исполнен любви, словно это ее корова облизывает своим языком или она сама облизывает телочку. Когда корова облизала ее почти всю, телочка, дрожа, встала на ноги.

Мы нашли таз для умывания, налили воды, принесли мыло и полотенце, чтобы тетушка могла помыть руки.

Бабушка сидела у очага, раздувая мехами огонь, а матушка стояла перед каном и раскатывала тесто для лапши.

Помыв руки, тетушка заявила: «Умираю, как есть хочется! Сегодня в вашем доме поужинаю».

«А разве это и не твой дом?» – спросила матушка.

«Так-то так, – сказала бабушка. – Только вот она уже сколько лет ни разу ложки в котел не запускала».

Прабабушка в это время стояла у окружавшей двор стены и звала тетушку вернуться в дом и поесть. «Я же не задаром на вашу семью работаю, – отвечала тетушка. – Вот здесь и поужинаю». – «Тетка твоя завсегда переживает, – продолжала прабабушка. – Съешь у нее чашку лапши, так всю жизнь поминать будут». К стене с кочергой в руках подлетела бабушка: «Коли голодна, зайди да съешь чашку, а коли нет – катись отсюда». – «Не буду я ничего твоего есть», – отвечала та.

Когда лапша поспела, матушка положила с горкой большую чашку и велела старшей сестре отнести прабабушке. Лишь через много лет я узнал, что она так спешила, что грохнулась, как собака кидается за кучкой дерьма, лапша рассыпалась, а чашка разбилась. Чтобы ее не ругали, прабабушка принесла другую чашку из дома и велела сестре отнести обратно.

Тетушка поговорить любила, а мы охотно ее слушали. Поев лапши, она села сбоку на край кана, опершись спиной о стенку, и открыла свою шкатулку с рассказами. Она сотни дворов исходила, с какими только людьми не познакомилась, столько преданий и любопытных случаев слыхивала, а при рассказе не скупилась что-то приукрасить для красного словца, и это делало ее рассказы увлекательными, как у сказительницы. В начале восьмидесятых, когда мы смотрели по телевизору серию выступлений знаменитой сказительницы Лю Ланьфан, матушка не преминула заметить: «Ну вылитая ваша тетушка! Если не врачом, то прекрасной рассказчицей бы стала!»

В тот вечер она начала рассказывать с того, как в Пинду состязалась в уме и смелости с командиром японцев Сугитани. «Мне тогда семь лет было. – Она глянула на меня. – Почти такая же, как Сяо Пао. И вот вместе с вашей прабабушкой и вашей бабушкой попали мы в Пинду. По приезде нас заперли в какой-то темной комнате с двумя огромными овчарками у входа. Этих овчарок обычно кормили человечиной, при виде маленького ребенка они тут же высунули языки. Ваши прабабушка с бабушкой всю ночь проплакали. А я не плакала, как легла, тут же заснула и проснулась, когда уже был день. Не знаю, сколько дней и ночей нас продержали взаперти в этой темной комнате, пока не переместили в изолированный дворик. Там росла сирень, от нее разносился такой аромат, что кружилась голова. Потом пришел какой-то шэньши[17] в длинном халате и в цилиндре и сказал, что командующий Сугитани изволит пригласить нас на банкет. Ваша прабабушка с бабушкой только и знали, что плакали и боялись идти. Тогда этот шэньши обратился ко мне:

– Барышня, поговори ты с бабушкой и матерью, пусть не боятся, командующий Сугитани не желает причинять вам зла, он лишь хочет завести дружбу с господином Вань Люфу.

Я и сказала:

– Бабушка, мама, не плачьте, какая польза от вашего плача? Крылья у вас от этого вырастут? Великая стена от ваших рыданий рухнет?

– Хорошо сказала! – захлопал в ладоши шэньши. – Маленькая, а во всем разбираешься. Вырастешь, наверняка незаурядным человеком станешь.

Под моими уговорами ваши прабабушка с бабушкой плакать перестали. В сопровождении этого шэньши мы сели в запряженный черным мулом экипаж и поехали, поворачивая туда-сюда не знаю сколько раз. Въехали в роскошный особняк с высокими воротами с двумя часовыми на входе – слева „желтопузый“[18], справа – японский солдат. От ворот мы проследовали в глубь особняка, пересекали дворик за двориком, казалось, это будет длиться вечно. Наконец попали в большую приемную в виде сада – резные двери, окна и перегородки, глубокие кресла из сандалового дерева. Командующий Сугитани в кимоно, со складным веером в руках, по неторопливым движениям можно судить, что человек культурный. Несколькими вежливыми фразами на литературном китайском он пригласил нас занять места за большим круглым столом, уставленным изысканными яствами. Ваши прабабушка с бабушкой не смели к палочкам прикоснуться, а мне на это дело наплевать, поем у этого сукина сына! Палочками орудовать неудобно, так я предпочла загребать щепотью – и в рот. Сугитани с рюмкой вина, улыбаясь, смотрел, как я ем. Наелась, руки о скатерть вытерла, и на меня навалилась усталость. Тут Сугитани спрашивает:

– Барышня, если предложить твоему отцу прибыть сюда, хорошо это или плохо?

Я уставилась на него:

– Плохо.

– Почему? – спросил Сугитани.

– Мой отец – Восьмая армия, – заявила я, – а ты – японец. Восьмая армия бьет японцев. Не боишься, что мой отец придет и побьет тебя?»

Тут тетушка задрала рукав и глянула на наручные часы. В те времена во всем уезде таких часов было не больше десятка, и одни из них на руке моей тетушки.

– Ого! – удивился старший брат. У нас в семье только он видел такие. Он тогда ходил в уездную среднюю школу, там наручные часы носил советский учитель, который приезжал преподавать русский язык. – Наручные часы! – воскликнул брат.

– Наручные часы! – подхватили мы с сестрой.

Тетушка, сделав вид, что не принимает этого всерьез, опустила рукав:

– Ну часы и часы, чего шум подымать?

Ее намеренно пренебрежительные слова еще больше подстегнули наш интерес. Сначала пробный шар запустил старший брат.

– Тетушка, я видела часы у учителя Цзи, но только издалека… Разрешите глянуть…

Запросили вслед за братом и мы:

– Тетушка, позвольте посмотреть!

– Ну вы озорники, – усмехнулась тетушка. – Всё углядите, какие-то никудышные часы, что там смотреть!

Но часы все же сняла и подала старшему брату.

– Осторожно смотри, – громко предупредила со стороны матушка.

Брат с превеликой осторожностью взял часы, сперва рассмотрел на ладони, потом поднес к уху послушать. Когда он насмотрелся, настала очередь старшей сестры, потом второго брата. Второй брат лишь глянул одним глазом, не успел и к уху поднести, как старший отобрал у него часы и вернул тетушке. Я от злости аж расплакался.

Матушка меня изругала.

– Сяо Пао, вырастешь, еще дальше пойдешь, – утешала меня тетушка. – Стоит ли переживать, что у тебя нет часов?

– Такому, как он, и часы носить? – хмыкнул старший брат. – Да хоть завтра тушью ему на руке нарисую.

– Внешность обманчива, нельзя по малому судить о целом, как говорится, море мерой не перемеришь. Не смотрите, что Сяо Пао некрасив, вырастет – непременно больших успехов добьется! – сказала тетушка.

– Если он добьется больших успехов, то и свинья в хлеву тигром станет! – съязвила старшая сестра.

– Тетушка, а где они сделаны? И что за марка? – спросил старший брат.

– Швейцарские, – отвечала тетушка. – «Эникар».

– Ого! – снова поразился старший брат. Ему вторили другой брат с сестрой.

– Расквакались, жабы! – насупился я.

– Сестренка, и сколько же стоит эта штуковина? – спросила матушка.

– Не знаю, друг подарил.

Матушка смерила ее взглядом:

– Это какой, интересно, друг может дарить такие дорогущие вещи? Не их ли дядюшка?

– Скоро двенадцать, – поднялась тетушка. – Надо спать ложиться.

– Слава небу и земле, – резюмировала матушка. – Сестренка наконец пристроена, как говорится, у знаменитой красавицы появился хозяин.

– Вот только не выноси этого за порог, все только начинается, как говорится, даже первая черта иероглифа «восемь» еще не начертана! – И тетушка повернулась к нам: – Вы тоже смотрите не болтайте, не то шкуру спущу.

На другой день поутру старший брат, которого, наверное, мучила совесть, что он накануне не дал мне посмотреть тетушкины часы, нарисовал мне часы авторучкой на кисти. Нарисовал очень похоже, смотрелось красиво. Я эти свои «часы» очень берег, старался, чтобы на них не попадала вода, когда мыл руки, прятал от дождя, подрисовывал братниной авторучкой, когда рисунок стал выцветать, и он продержался у меня на руке месяца три.