Читать книгу В скорбные дни. Кишинёвский погром 1903 года - Моисей Слуцкий - Страница 11

Итак, я поступил в казённое еврейское училище. Здесь мне жилось хорошо. Я был в некотором роде персона грата, так как «начальство» рассчитывало, и не без основания, что моему примеру последуют дети других состоятельных фамилий. Учился я хорошо и переходил из класса в класс с «наградой первой степени», то есть с похвальным листом и книжкой, на переплёте которой золотыми буквами было напечатано: «За благонравие и отличные успехи в науках». Что значит «отличные успехи», я знал, но что такое «благонравие»? Это такое слово, что даже трудно выговорить. И мне объяснили.

Из событий этого времени в моей памяти запечатлелось одно – посещение нашего училища Попечителем Учебного Округа знаменитым Пироговым. Я так много слышал о нём и дома, и в училище, что рассчитывал увидеть какого-нибудь «сверхчеловека». К приезду высокого гостя готовились в училище. В один класс он должен был явиться на урок чистописания. Все ученики были снабжены тетрадями с несколькими прекрасно исписанными страницами, а на последней странице были написаны лишь несколько строк. Ученики должны были держать в руках гусиные перья (других тогда не было), намоченные в чернила, как будто продолжают писать. В моём классе учитель должен был присутствовать на уроке географии. По «программе» один ученик должен был нарисовать на доске карту Великобритании, а я должен был перечислить города Англии. И вот прибыл высокий гость и зашёл в наш класс. Я столько раз повторял свою роль, что, по предложению учителя, «отбарабанил» без передышки чуть ли не 20 важнейших городов Англии и победоносно посмотрел на гостя, но был крайне удивлён и обижен, когда увидел, что мой ответ далеко не произвёл ожидаемого впечатления. Гость лишь улыбнулся, потрепал меня по плечу и предложил мне сказать какую-нибудь басню, расспросил меня о значении этой басни и отдельных слов. С такими же вопросами обратился он и к другим ученикам. Таким образом, наивная хитрость наших педагогов оказалась бесцельной. Но, по-видимому, попечитель остался довольным; он послал нам – ученикам – несколько добрых пожеланий, а с учителями любезно попрощался31. Всё же я пришёл домой несколько разочарованным. Второй факт, запечатлевшийся в моей памяти, это появление, насколько припоминаю, в 1861 году, большой кометы32, вызвавшей сильную панику в народе. Одни утверждали, что это знамение, что скоро будет новая война, по своим размерам превосходящая недавно минувшую, другие говорили, что комета пройдёт мимо земли и своим огненным хвостом сожжёт всё живущее на ней. Дед осмеивал эти предрассудки и старался по мере возможности рассеять их.

Ещё одно событие имело место в то время, именно празднование в 1862 году тысячелетия России. Но, видимо, это торжество прошло в нашем городе настолько бледно, что не оставило значительных следов в моей памяти.

В том же 1862 году умер дед. После шумных похорон дом наш опустел. И хотя суровый старик никогда не проявлял по отношению ко мне особенно нежных чувств, тем не менее смерть это произвела на меня сильное впечатление, И я почувствовал себя осиротелым. Вскоре после смерти деда мать моя вместе со мной и старшей сестрой переехали в Бельцы, где проживала старшая замужняя сестра. Здесь на семейном совете решено было определить меня в Кишинёвскую гимназию, тогда единственную не только в Кишиневе, но во всей Бессарабии и потому именовавшуюся Кишинёвской Областной гимназией33, а директор, в ведении которого находились не только гимназия, но все остальные училища Бессарабской области, – именовался директор Кишинёвской Областной гимназии и училищ Бессарабской области. Дома считали, что я подготовлен в третий класс, но так как я совсем не учился по-французски, а в гимназии этот язык преподавали с первого класса, то меня на время отдали в частный пансион, где я приобрёл некоторые познания во французском языке.

К началу 1863–64 учебного года меня повезли в Кишинёв и повели на вступительный экзамен в гимназию, которая тогда помещалась в доме, где ныне находится Швейцарская гостиница34. Я, конечно, захватил с собою все свои регалии, похвальные листы и награды, которые я получил в училище, и был крайне удивлён и обижен, что на них не обратили никакого внимания. По всем предметам я выдержал экзамен прекрасно, особенно по французскому языку, что, как увидим, причинила мне впоследствии много горя, и тем не менее суровый учитель русского языка Славинский признал меня подготовленным лишь во второй класс, куда я и был принят.