Читать книгу В скорбные дни. Кишинёвский погром 1903 года - Моисей Слуцкий - Страница 13

Прошли каникулы 1869 года, и в конце июля надо было готовиться к отъезду в университет. В Бессарабии тогда железных дорог не было, и ближайшей железнодорожной станцией был Тирасполь, куда нужно было ехать на почтовых. И вот три закадычных приятеля: Артур Захарьянов, Константин Балтага и я, решили выехать вместе, хотя я направлялся в Харьков на медицинский факультет, а первые двое – в Петербург, на юридический. Местом отъезда мы выбрали усадьбу Ильинской церкви, настоятелем которой был отец нашего товарища прот. Феодор Балтага. Не могу не сказать несколько слов об этом замечательном священнослужителе. В скромном домике, который он занимал, особенно в ещё более убогом флигельке, постоянно происходили собрания молодёжи обоего пола, сначала гимназистов, а потом студентов, и что удивительнее всего, постоянными участниками этих собраний бывали евреи. Занимались мы политикой, то есть читали сказку о трёх братьях и другие запрещённые книжки, которые не прятались, а лежали открыто на столе в более чем скромной гостиной. Старик Балтага брал эти книжки, просматривал их, клал обратно на стол, замечая лишь: «Э, чем занимаются!» Это был удивительный бессребренник. В качестве настоятеля церкви, учителя Закона Божия, сначала в гимназии, а потом в семинарии, он успел сколотить маленький капиталец, который отдал своему родственнику В. Последний и не думал возвратить, и когда дети приставали к отцу, чтоб он потребовал свои деньги, то старик разводил такую философию: «Если б он имел, то возвратил бы, а не возвращает, значит не имеет». Когда же дети стали настаивать, то старик вооружился храбростью и отправился к должнику. Когда он возвратился домой, то на вопрос детей ответил, что один из членов семьи В. заметил ему: «Батюшка, просим вас оставить нас». Это было рассказано вполне добродушно, и этим окончились попытки получить свои деньги. Особенно характеризует старика Балтагу следующий факт. Его дочь Маша окончила гимназию в 1871 году. Мы уж тогда были студентами и стали упрекать её, что стыдно молодой здоровой девушке сидеть на харчах у отца, ничего не делать и ждать жениха. И под нашим влиянием она объявила отцу, что решила ехать в Цюрих изучать медицину. Надо помнить, что во всей обширной России не было тогда ни одного высшего женского учебного заведения, что во всём Кишинёве не было примера, чтобы женщина, а тем более девушка, затеяла подобную вещь. Дело дошло до Преосвященного44, который имел по этому поводу с протоиереем крупный разговор. Кончилось тем, что старик Балтага уступил, Маша поехала в Цюрих, а когда открылись высшие женские врачебные курсы в Петербурге, перевелась туда, окончила курс и была первой женщиной-врачом в Кишинёве. Итак, в назначенный день и час, мы, юные путешественники, и наши многочисленные родня собрались в усадьбе Ильинской церкви. Тут были представители и особенно представительницы трёх национальностей: армяне, родные Захарьянова, молдаване и албанцы, родственники Балтаги, и евреи, и между ними немало ортодоксов, мои родственники. Раздавались различные языки: турецкий (армяне), и молдавский, и еврейский. Сыпались благословения, пожелания и причитания. Проводы были многолюдные и весьма торжественные. Не сомневаюсь, что теперь проводы в Америку производят меньшее впечатление, как тогда наши проводы. И вот мы уселись в почтовую бричку и тронулись в путь.

На почтовых мы доехали до Днестра, через реку переехали на пароме, так как даже деревянного моста не было, и приехали в Тирасполь. Как ни слабы мы были в географии, всё же твердо знали, что путь на север не лежит на Одессу, но мы были молоды: старшему спутнику Захарьянову шёл двадцатый год, мне 19-й, а Балтаге лишь 18-й, так что по закону ему нельзя было поступить в университет по малолетству. И мы считали неудобным быть так близко от южной столицы и не заглянуть туда. Приехали мы в Одессу. Первым делом мы сочли нужным освободиться от бессарабских ковров, которыми почему-то все были снабжены. Мотив официальный – уменьшить багаж, перевозка которого дорого стоила, а действительный – увеличить наш оборотный капитал. В занятом нами номере гостиницы был устроен торг, в котором участвовали хозяин гостиницы и некоторые служащие, и вскоре наши ковры очутились в руках новых владельцев, не без выгоды для них. В Одессе мы провели 2 дня и отправились по железной дороге до Елисаветграда45, а оттуда на перекладных до Кременчуга. Здесь мы расстались, Балтага и Захарьянов поплыли Днепром до Киева, а оттуда поехали дальше в Петербург, а я на почтовых в Полтаву и Харьков. И вот я очутился в чужом большом городе. К счастью, благодаря рекомендательным письмам к моим богатым родственникам, я вскоре прекрасно устроился.

Предстояли вступительные экзамены, так как последовало распоряжение, что все окончившие гимназию, даже медалисты, должны им подвергаться. Нам, будущим медикам, необходимо было держать экзамен по латыни, физике и географии. Что будущим медикам необходимо знать латынь и физику, мы понимали, но при чём тут география? Этого мы тогда не понимали и теперь не понимаем. Я выдержал хорошо по латыни, а по физике настолько хорошо, что экзаменовавший профессор поинтересовался узнать, какой я гимназии. Услышав, что кишинёвской, профессор глубокомысленно поморщил лоб и произнес: «Ки-ши-нёв. Это какой будет губернии?» Я заявил, что Бессарабской области. «А, Бессарабской области… это на Кавказе». Можно представить себе моё удивление. Теперь мы привыкли видеть профессоров на каждом шагу, а тогда они были большой редкостью, и считалось, что профессора – это почти сверхчеловеки. И вдруг я должен был объяснить, что Бессарабия очень далеко от Кавказа. Но вот настал самый страшный экзамен – по географии, которую я знал очень плохо, а вид экзаменатора – серо-желтый, мрачный, не внушал ничего утешительного. Я был ещё более обескуражен тем, что до меня экзаменовался окончивший также с медалью одну из южных гимназий и срезался. «Ну, какие Вы знаете города Харьковской губернии», – обратился ко мне экзаменатор. «Харьков, Валки…» – больше я не знал. А Валки я знал потому, что мы там меняли лошадей. «Как же вам не стыдно не знать городов родной губернии?» Я уже считал себя погибшим, но потому ли, что я имел весьма удовлетворительные отметки по другим предметам, или по другой причине, экзаменатор на моё заявление, что я из Бессарабии, предложил мне перечислить города Бессарабии. И я начал перечислять: Кишинёв, Оргеев, Бельцы, Бендеры – тут последовала заминка, но вскоре я продолжал: Дубоссары, Тирасполь46. «Ну, будет с Вас», – сказал экзаменатор и поставил мне удовлетворительную отметку. Когда я отошёл и несколько пришел в себя, то стал размышлять, действительно ли Дубоссары в Бессарабии, не из соседней ли губернии позаимствовал я взятый наудачу город. Что же касается Тирасполя, то я твёрдо припомнил, что для того, чтобы попасть в Тирасполь, нужно было переправиться через Днестр, границу Бессарабии. И представление о профессоре у меня изменилось.