Читать книгу Она – Пристань. Ambo Valentia - N. Merilion - Страница 6

День 16 ведения дневника

Сегодня Кайт так и не вышел на связь…

Сообщения все еще были непрочитанными. А значит, он не заходит не из-за них. Неужели из-за вчерашнего разговора?

На нервах я просидела всю ночь, никак не могла успокоиться. Почему он не появился в Сети?! Он никогда еще так не делал за все полгода нашего общения.

На следующее утро в Архиве я была сама не своя – рассеянная, потерянная, что, конечно же, не ускользнуло от внимания господина Альба. Но мне было все равно, что он там думает. Скорее бы закончился этот день, я бежала домой сломя голову, залетела в квартиру и снова уселась перед «Зеркалом».

Но… он и тогда не появился в Сети…

Эмоции стали брать верх, как бы я их ни сдерживала. Что случилось с Кайтом? А вдруг его поймали как эмоционального преступника! А вдруг его отправили на вакцинацию или ликвидацию? Он же потратил столько единиц на «Зеркало», на свой доступ, на мой доступ…

Я снова не спала всю ночь, караулила его.

А утром, убитая, снова поехала в Архив.

– Пристань, с тобой все хорошо? – обеспокоенно спросил господин Альба.

– Да, все отлично, – равнодушно произнесла я. – Спасибо.

Пошла третья ночь. Третья мучительная ночь без него. Нет сил. Под утро я, кажется, уснула. Пронзительный звон городского будильника чуть не вызвал у меня сердечный приступ.

Нет! Не было его в Сети.

Третий. Очередной. День.

– Господин Альба, – все-таки решилась я в обеденный перерыв. – Откуда у вас такой доступ к «Зеркалу»?

Смотритель Архива, казалось, ничуть не удивился моему вопросу.

– У нас у всех такой.

– В смысле? У меня вот нет…

– Ты не умеешь притворяться, ты очень добрая и чистая девочка. Что ты хочешь спросить? Спрашивай.

– Господин Альба, как можно узнать, что случилось с человеком?

– Расскажи подробнее? Какой у него ник и что произошло?

– Нет, я не буду говорить его ник! Он пропал внезапно. Третий день его нет.

– Невозможно будет тебе помочь, если ты не скажешь его ник.

– Значит, есть способ узнать?

– Да, есть.

– Как?

– Обратиться к тому, кто может вычислить, хотя бы примерно, где именно обитает владелец ника.

– Правда? Есть такие возможности?

– Да, Пристань. У Подземных есть множество возможностей.

Четвертая ночь без Кайта окончательно довела меня, и я поняла, что это предел. Я должна говорить с господином Альба более открыто.

– Я готова.

– Что? – господин Альба вздрогнул, он сидел за стопкой книг и не заметил, как я приблизилась.

– Я готова сказать ник. AK1874. Он исчез. Я знаю, он бы так просто не исчез. С ним что-то случилось.

– Даже если так… Как ты собираешься ему помочь? Все, что я могу выяснить, – это из Подземных он или нет. И если он из Подземных, то да, есть шанс помочь ему.

– Помогите… как можете, узнайте, что сможете. Пожалуйста.

– Хорошо. Завтра поделюсь всем, что смогу узнать.

Вечером я вернулась домой без особой надежды. И, открыв «Зеркало», увидела заветное сообщение от него!

Он сожалел о том, что пропал, говорил, что ему не хватало наших бесед, спрашивал, как мои дела. Он был в Сети… А я… Я испугалась как никогда.

Ну почему я так поспешила сказать его ник господину Альба! Какую же ошибку я совершила! И если я ему скажу, он просто исчезнет… Я уже пожила без него четыре дня! Я не выдержу без него… И я скрыла от Кайта, что разболтала его ник…

Знаю, что поступила просто ужасно, и таких мерзких эмоций на душе не ощущала раньше никогда, но я слишком боялась его потерять. Я не стала расспрашивать его о причине отсутствия и просто наслаждалась нашим разговором, нашим очень теплым в ту ночь общением.

– Пристань, какие у тебя глаза?

– Серые, Кайт. А у тебя?

– А волосы?

– Серые… А у тебя?

– А какой у тебя рост?

– Кайт, ну хватит. Маленький рост.

– Бывает такое, что ты улыбаешься, когда читаешь мои сообщения?

– Конечно, бывает, я даже смеюсь. Но делаю это очень аккуратно и тихо, чтобы соседи не услышали. Не переживай.

– А бывает, что плачешь?

– Нет… Ты что… я просто не знаю даже, как это. Такого не было. Наверное, человеку должно быть очень больно?

– А пока меня не было с тобой, ты не плакала?

– Нет… А это плохо?

– Это хорошо. Спокойной ночи. До завтра.

На следующее утро, когда я зашла в Архив, господин Альба уже ждал меня.

– Пристань, доброе утро. Послушай, я тут поискал про твоего друга…

– Нет-нет, ничего не нужно искать больше! Все в порядке, он на связи!

– Да нет, тут дело в том, что…

– Господин Альба, не нужно ничего больше искать про него. Забудьте, пожалуйста…

Архивариус замолчал и задумчиво посмотрел на меня.

– Что-то не так?

– Давно вы общаетесь?

– Я бы не хотела обсуждать это.

– Я понял. Что ж, хорошо, что все хорошо. Тогда спокойно приступай к работе.

Я отправилась к своему столу, а господин Альба тяжело вздохнул, покачал головой и удалился в недра Архива.

Он задумчиво прошаркал мимо множества похожих друг на друга полок, оглядываясь несколько раз.

Подошел к своему «Зеркалу» и напечатал:

– Девочка полностью ослеплена. Не подобраться.

– Спасибо. Значит план Б.

– Может, все-таки будут другие варианты, Хак?

– К сожалению, нет.

День 17 ведения дневника

– Порой мне кажется, что я тебя выдумала, все твои ответы – они такие родные. Не представляю, как можно ощущать к человеку, которого ты никогда не видел, то, что я чувствую к тебе. Я не хочу забывать тебя! Не хочу… Я подам заявление на какую-нибудь простую работу, где не понадобятся профессиональные знания… Но ты… Ты забудешь меня…

– Пристань. Не скажу, что меня радует твое письмо. Скорее, оно настораживает меня. Нельзя давать волю эмоциям.

– Ты самое дорогое и самое светлое, что случилось со мной! Самое яркое и острое! Самое волшебное, нереальное и в то же время реальное!

– Не стоит продолжать!

– Ты прости, но я и так слишком долго молчала! Восемь месяцев постоянного общения! И ты – единственный человек на всем этом одиноком свете, с которым я так общаюсь! Ты – единственный родной мне человек! И «Зеркало» – оно прекрасно. Ведь здесь ты любишь именно душу человека: тебе неважно, кто он, как он выглядит, где работает. Тебе ничего неважно, ты ничего не знаешь! Разве это не прекрасно?

– Предпочитаю не вдаваться в такие детали.

– Кайт, это не детали, это основа.

– Мне не нравится наш разговор.

– Почему? Потому что я говорю правду?

– Потому что вся эта правда к хорошему не приведет.

– Я понимаю! Понимаю! Так устроен наш мир. Но даже так… он прекрасен, ведь мы тут… говорим.. и я знаю тебя.

– Ты ничего обо мне не знаешь!

– Пусть я ничего не знаю о тебе, но я знаю тебя! Это важнее.

– Спокойной ночи, Пристань. Разговор заходит в тупик.

Я дышала нашим общением и не мыслила жизни без него. И я упорно не хотела замечать его очевидно невзаимную реакцию на все мои пылкие письма.

Женщина на Окраине Пустоши. Сектантка? Изгнанница? Не знаю. Но здесь никому неважно, кто ты, кем ты был, кто ты есть, кем ты будешь.

Людям важно выжить – и только. Каждый сам за себя.

А Женщина на Окраине Пустоши меня заинтересовала. Точнее не меня. Пересмешника.

…тише ты, тише…

Он упорно твердил мне, что она нам нужна. И заставлял меня при любой возможности навещать ее.

…делать все, что он попросит…

Вот и сейчас я нехотя зашел в эти каменные развалины, в которых она обитала.

Она сидела на камне, возможно, считая это троном.

Она была удивительно и вместе с этим жутковато красива.

Высокий тонкий стан, изящные руки, костлявые плечи, выступающие ключицы.

В этом была какая-то хрупкая прелесть.

Ее хотелось оберегать и хотелось сломать. …и да, и нет…

У нее были длинные холодные пальцы.

И длинные… слишком белые волосы…

…у кого-то такие были…

Неестественно белая кожа, неестественно черные глаза… …слишком белые волосы…

И Пересмешник вечно звал меня к ней. Я горько смеялся над ним, подумав было, что он влюбился в нее! Это было бы крайне дико, учитывая то, где мы с ним находились.

Но он был не так прост, чтобы влюбиться.

В его голове рождался план. И Женщина на Окраине Пустоши каким-то образом была его частью.

– Обрати. Внимание. Как. Она. Непоколебима и царственна. Даже. В таких обстоятельствах, – говорил он мне. – Я. Хочу. Чтобы. Ты. Взял. Себе. Эту. Манеру.

Мы стояли посреди серых развалин, утративших последний оттенок надежды.

Издалека доносились голоса Пустоши. Крики боли, стоны разврата, мольбы о помощи, песнопения, смех, ругань.

А она оставалась неизменно прекрасной, невозмутимой. Всегда идеально выглядела. Это восхищало Пересмешника.

Но пришли мы не за тем, чтобы на нее глазеть и восхищаться.

…я слушал камни под собой…

Мы пришли за ее Идеей. Она здесь пожизненно, а вот мы… мы выйдем!

И Женщина на Окраине Пустоши была не против поделиться своей Идеей с нами.

Конечно, она не стала раскрывать ее суть сразу. Она заставляла приходить нас к себе при каждом удобном случае.

И просила раз за разом проделывать бесполезную, на мой взгляд, вещь.

…делать все, что он попросит…

Она бросала на землю маленькие железные коробочки и просила меня складывать одну в другую. Самую маленькую я складывал в коробочку побольше, затем эту коробочку – в еще одну, и так до тех пор, пока коробочек не останется.

Потом она разбрасывала их вновь, в одном и том же порядке, и просила повторить, каждый раз происходило одно и то же.

– Бесконечная игра! – с ненавистью я бросал коробочки о глиняную землю, и они разлетались в разные стороны. …тише ты, тише… …оно жужжало оно…

– Потерпи, – успокаивал меня Пересмешник. Он фанатично любил Игры. А это была именно Игра, правил которой мы оба не понимали!

Женщина с Окраины Пустоши лишь смеялась своим монотонным стеклянным смехом.

– Мой маленький Сизиф. Разгадаешь Загадку – открою Идею, – ее глаза схватили меня и отпустили…

Это все, что она говорила! Никакой загадки не было в этих бесконечных коробочках!

Порой меня так уничтожало это бесконечное действо, что я не приходил к ней так долго, как только мог.

Но Пересмешник умолял меня вернуться!

…делать все, что…

…что делать?

Он был уверен, что в загадке и прячется ее Идея!

…я слушал камни…

Поэтому мы снова возвращались и складывали одну коробочку в другую под мелодичное пение хаоса.