Читать книгу Инстинкт мести. Романтический детектив - Надежда Черкасова - Страница 6

Сергей Николаевич довёз Асю до загородного дома Берлицкого в ближайшем пригороде столицы. Ничего особенного, дом как дом в два этажа, высокий кирпичный забор, автоматически открывающиеся ворота. Их особняк в Барвихе выглядит даже солиднее. Правда, в их доме охранника возле ворот нет, так как дом на сигнализации.

Странно, что у такого большого человека, как управляющий банком, столь скромное жилище. Или это маскировка от излишне любопытных? Наверное, за границей настолько роскошные апартаменты, что под стать только царствующей особе.

Асю встретил охранник с непроницаемым лицом и, проверив документы, злобно смерил её взглядом. Она чувствовала, что этот верзила с трудом сдерживается от желания высказать всё, что он думает об Асе и её маме, а также газете, представителем которой она является. Но самая главная встреча ещё впереди, поэтому Ася пропустит мимо ушей невысказанные ругательства охранника и – хочешь не хочешь – приготовится отвечать за последствия всех прежних злобных публикаций теперь уже её газеты.

Охранник позвонил по телефону, доложив, что журналист Фомушкина ожидает у ворот. Минут через пять из дома вышел полицейский и направился по каменистой дорожке среди аккуратных клумб с цветами навстречу Асе. Выражение лица его не предвещало ничего хорошего, поэтому девушка и вовсе пала духом. Но делать нечего, придётся хотя бы притвориться, что она бесстрашна и напориста, уверена в своей правоте и должна непременно выполнить порученное ей задание.

Ася высоко задрала голову и гордо последовала за полицейским. Возле дома стояла машина скорой помощи и несколько полицейских. Они прошли через парадный вход, и полицейский подвёл её к носилкам посередине холла, где лежало тело, укрытое простынёй с пятнами крови в области головы. Ася почувствовала, как закружилась голова, а к горлу подступила тошнота.

Рядом стояли санитары, готовые к выносу тела, и только ждали команды. От группы в штатском отделились двое и подошли к Асе. Один из них высок и худощав, с цепким колючим взглядом серых холодных, как ледышки, глаз. Другой коренастый и с усмешкой на полноватых губах.

– Не стая воронов слеталась? – спросил второй.

Асе он приглянулся больше, так как в нём угадывался человек, не лишённый чувства юмора, поэтому она обратилась именно к нему, протягивая удостоверение:

– Я Фомушника Анастасия Антоновна, журналист газеты «Следопыт». У меня задание написать заметку о случившемся с Берлицким. Мне нужен Ростоцкий Борис Иванович.

– Пришли, значит, полюбопытствовать на плоды своей бурной деятельности? – не торопился представиться второй, разглядывая удостоверение и поглядывая то на первого, то на Асю. – Ну, вы, ребятки, и кровожадные. Что ж, смотрите, если уж так не терпится.

И он неожиданно для Аси рывком сбросил простыню, открыв окоченевшее полуголое тело с гримасой ужаса на синюшном лице и запекшейся струйкой крови вокруг пулевого отверстия у виска.

Ася, возможно, и пересилила бы эту неприглядную картину, но её чуткое обоняние подверглось такому небывалому испытанию в виде отвратительного запаха, что она не выдержала и, закатив глаза, повалилась в обморок. И если бы рядом стоящие мужчины не успели её подхватить, тоже оказалась бы на носилках, прямо на трупе.

Её перенесли на диван в зал и оставили с врачом. Пока ошеломлённое сознание девушки приходило в себя от пережитого потрясения, санитары вынесли тело Берлицкого из дома. Сначала хотели и нуждающуюся в медицинской помощи Асю отправить со «скорой», но врач воспротивился дополнительной обузе, уверяя полицейских, что у него и без того хлопот девать некуда. А потому лучше девушке остаться какое-то время в доме, так как она уже почти в сознании и даже открывает глаза.

– Она к тебе приехала, – заявил второй, старательно пряча улыбку. – Вот сам и разбирайся с этой кисейной барышней. Только смотри, как бы она тебя не расписала в своей будущей статейке. На вид слабенькая, а язычок, наверное, что жало у змеи. Давай, пока! Я завтра приеду с протоколом вскрытия… А она ничего. Если, конечно, лишнего не начнёт болтать. Вообще-то, они все сначала похожи на ангелов. Моя, пока были только знакомы, такую скромницу из себя разыгрывала, что я даже опасался за её излишнюю молчаливость. Сейчас вспоминаю об этих временах как о рае каком-то, который я не ценил.

Ася потихоньку приходила в себя, осознавая, где находится, и ей было ужасно стыдно. Первое задание – и такой конфуз. Она открыла глаза и встретилась взглядом с непонравившимся ей первым полицейским. Видимо, он и есть тот самый Ростоцкий Борис Иванович, с которым она собиралась встретиться. Даже в этом ей не повезло, потому что выглядит он бирюк бирюком.

Она поднялась, но, чувствуя головокружение, присела на диване. Ростоцкий устроился рядом, глядя в пол. Он, видимо, ещё надеялся, что благополучно избавится от Аси.

– Может, вас отвезти домой? Вы неважно выглядите.

– Извините. Просто я не привыкла к трупам.

– А зачем вам привыкать? От вас этого никто не требует.

– Вы Борис Иванович?

– Вынужден это признать.

– Я, конечно, понимаю, что вам сейчас не до меня, но…

– Дело в том, что у меня очень мало времени. Нужно работать. Поэтому давайте сразу приступим к делу. Мне приказано информировать вас о происшествии.

– А я, по-вашему, что делаю – отрываю вас от работы, что ли?

Ася понимала, что делает что-то не то, но остановиться уже не могла. Нет, что он о себе воображает?!

– Законом о средствах массовой информации, между прочим, журналист назван лицом, выполняющим общественный долг. Поэтому я попрошу вас уважительно относиться к нашей деятельности. У прессы появился реальный шанс стать настоящей «четвёртой властью», поэтому журналистика – один из мощнейших инструментов социального контроля над деятельностью…

– Извините, – перебил Ростоцкий, – я сегодня спал всего пару часов, а у меня ещё работы – до ночи не управиться. Поэтому весь этот бред я выслушивать не намерен. Если у вас есть ко мне какие-то вопросы – задавайте. Или я еду в Управление.

– А какие вопросы? – совсем растерялась Ася, готовая в любую минуту расплакаться. Этот непробиваемый и надутый как индюк полицейский просто смеётся над ней! – Впрочем, я вас не держу. Обойдусь и без вашей помощи. – Она стиснула зубы, дав себе слово, что больше не проронит ни слова.

– Ну, и что вы на меня надулись, словно мышь на гречку? – Ростоцкий удивлённо уставился на Асю. И какой из неё журналист, если она вот-вот расплачется?! – Это я должен на вас обижаться. Если бы вы не встряли со своим журналистским расследованием, и Берлицкий остался жив, и всех расхитителей банка мы бы уже вычислили. А теперь нам приходится расследовать убийство.

– Я не понимаю. Мне сказали, что это самоубийство.

– Это только предположительная версия. Ваша статья вышла вчера, то есть в четверг. А он умер от выстрела в висок ещё в среду. Вот и выходит, что если Берлицкий покончил с собой, то ему кто-то поведал о разгромной статье и безвыходной ситуации, в которую тот попал. Или его убили, инсценировав самоубийство.

– Но вы же можете теперь всё выяснить, раз мы вам передали доказательные материалы.

– Липу вы нам передали, и больше ничего. А также спугнули основных фигурантов преступной деятельности, настоящих расхитителей. Вы, например, знаете, что в банке были готовы к нашему приходу? И уничтожили всю имеющуюся документацию. Поэтому теперь мало что можно доказать. А ваша статья, кроме шумихи, никому никакой пользы не принесла. Только человека обмарали. Доказать-то уже почти ничего невозможно. Теперь на него можно свалить всё, что угодно, защититься-то он не может. Да и защитников у него, как я успел понять, совсем нет. Мы, конечно, со своей стороны будем предпринимать соответствующие меры, но работу нам ваша газета очень усложнила.

– Извините. Наши, наверное, даже не подозревали, что могут помешать. Наоборот, хотели помочь.

– А вы в этом уверены? Я, например, не очень верю в благие намерения прессы.

– Зря вы так… Извините, я хотела сказать, что если понадобится моя помощь, то я готова со своей стороны…

– Нет уж, вы своё чёрное дело уже сделали. И будет лучше, если теперь у нас под ногами путаться не будете. Да кстати, я тут немного лишнего наговорил, поэтому забудьте и не вздумайте с кем пооткровенничать о нашем разговоре. Если и в самом деле хотите помочь.

– Я не понимаю, о чём вы. Но помочь очень хочу. И прошу прощения за моих товарищей.

– Товарищей?! Вы работаете в редакции второй день и уже завели товарищей? Завидная коммуникабельность. Или у вас там кто-то из хороших знакомых, которых вы уже давно знаете? А может, даже родственник имеется?

– Нет, конечно! И друзей у меня на работе ещё нет. Просто к слову пришлось.

– Ну, хорошо. Где ваш блокнот? Открывайте и записывайте дословно. Ни строчкой больше, ни строчкой меньше в интервью быть не должно. Это понятно?

– Да-да, конечно.

Ася принялась писать под диктовку. Выходило совсем немного, но Зацепин и говорил, что нужно всего несколько строк. Главное теперь – свежесть информации, её первая подача. Не это ли называется эксклюзивом?

– Я вам даю только то, что вы можете сообщить общественности. Остальное – тайна следствия, которую разглашать равносильно преступлению.

– Но вы же мне рассказали больше, чем следовало?

– Это вам только показалось. А если и сказал, то осознанно. Чтобы вы поняли, что дело очень серьёзное, и если вы встрянете ещё хоть раз, снова могут погибнуть невинные люди.

– Значит, вы считаете, что Берлицкий ни в чём не виноват и его подставили?

– С чего вы взяли? Я этого не говорил. Надеюсь, у вас хватит благоразумия не гоняться за дешёвой сенсацией? Если нарушите наш уговор, больше никакой информации от меня не получите. И никакое высокое начальство не заставит меня говорить с вами об этом непростом деле.

– Спасибо за доверие. У меня к вам просьба. Я этим журналистским расследованием не занималась. Но если мне что-то станет известно по данному вопросу, мы сможем встретиться и поговорить? Может, моя информация окажется вам интересной.

– Мне лучше поговорить с Антоном Правдиным.

– Вряд ли это возможно.

– У нас возможно всё. А если он не захочет встретиться по-хорошему, я и повесткой его могу вызвать.

– Вы всё равно узнаете… Поэтому я скажу сама: Антон Правдин – псевдоним. И никто в редакции не знает, кто из журналистов работает под этим именем.

– И вы не знаете?

– Разумеется. Я всего-то второй день работаю.

– Но редактор газеты должен знать?

– Должен. Наверное. Но знает или нет – мне неизвестно. Вам лучше поговорить с ним. А можно я буду вам звонить и узнавать, как движется расследование? Если что-то станет известно мне, сообщу вам.

– Хорошо. Вот мои телефоны. – Ростоцкий передал Асе визитку. – А вообще я бы вам советовал держаться подальше от этого тёмного дела. Неизвестно ещё, какие пласты ила и грязи поднимутся на поверхность, если разворошить эту банковскую трясину. А я этим непременно займусь.

Вернувшись в редакцию, Ася набрала на компьютере текст:

«СКР столицы возбуждено уголовное дело по факту смерти управляющего коммерческим банком „Солли“ Леонида Витальевича Берлицкого. Тело 42-летнего руководителя банка с огнестрельным ранением головы обнаружено в 9:15 21 августа в его собственном загородном доме. Как уточнили в СКР, тело обнаружил охранник дома. До этого Л. В. Берлицкий находился в доме один. Рядом с погибшим найден пистолет, из которого произведён выстрел. При этом предсмертная записка не обнаружена. Тем не менее, следствие по-прежнему называет основной версией происшедшего – самоубийство. Корреспондент газеты „Следопыт“ Ася Фомушкина».

Пару раз перечитав, отправила «на пробу пера» Зацепину. Подождав немного, пошла к нему выяснять оценку своему творчеству. И какой бы та по качеству ни оказалась, Ася ни за что не признается, что писала заметку под диктовку Ростоцкого.

– Молодец, быстро управилась. С почином тебя, крестница. Мне даже исправлять ничего не пришлось. Всё предельно ясно для первой информации. А дальше смерть Берлицкого свяжут с его профессиональными обязанностями. Обыск в банке уже проводится, документы изымаются.

Ася открыла было рот, чтобы сказать о бесполезности обыска, но вовремя прикусила язык. Ни за что она не выдаст Ростоцкого, ведь тот ей невольно доверился, а это дорогого стоит.

– А те документы, что мы им передали, помогут определить виновных?

– Так мы нашли главного расхитителя. Остальные всего лишь пешки, потому не столь важны. Правда, это уже следственным органам решать. Мы свою задачу выполнили.

– Раззвонили всему свету о виновности Берлицкого и теперь можем спать спокойно?

– Оса, что за странное настроение? Ты, видимо, так устала от встречи с правоохранительными органами, что тебе следует отдохнуть. Да, с ними нелегко общаться. За каждым словом следишь, чтобы чего лишнего не ляпнуть. Да и они с нами осторожничают. С большой неохотой делятся информацией. При этом самую главную никогда не раскрывают. Отправляйся-ка ты домой. Тебя подвезти?

– Спасибо, я на метро.

Ася отправилась в свой кабинет и закрылась на ключ. Она действительно устала, и ей очень хотелось побыть одной. Можно, конечно, и домой поехать. Но видеть глаза матери, словно молящие о чём-то, сейчас просто невыносимо. Ей лучше здесь посидеть, в тишине.

Она достала из сейфа папку и принялась перебирать документы. Это действительно оригиналы. Странно, что органы довольствовались копиями. Почему Ростоцкий сказал, что документы липовые? И печати, и подписи живые. Ася даже лупу достала, чтобы в этом удостовериться. Всё, что можно было выжать из них, уже выжато. И ей достался лишь жмых, хоть и в оригинале. Она спрятала папку в сейф.

И всё же следует признать, что с профессиональным заданием она, хоть и с грехом пополам, справилась. Теперь её уму пора заняться главной проблемой – поисками убийцы отца. Но она даже не знает, с какого боку начинать. Да какая разница? Можно даже с середины. Или с конца.

Это случилось два месяца назад. В пятницу вечером отец снова попытался вывезти их с матерью в загородный дом, на природу, к соснам. И погода стояла для начала московского лета просто сказочной. На субботу, то есть на двадцатое июня, синоптики обещали плюс двадцать пять, на воскресенье – не менее комфортную погоду.

– Свежим воздухом подышим, на солнышке погреемся, позагораем, в бассейне искупаемся, – соблазнял он изо всех сил двух клуш-домоседок. – Лето быстро пролетит, даже не заметим. Да и погода этим летом ещё неизвестно, какая будет. Поэтому надо пользоваться каждым погожим деньком.

И ведь как в воду глядел: лета и в самом деле в этом году никто не видел – ни тепла, ни солнца.

– У меня завтра маникюр, – объявила мать таким непререкаемым тоном, словно собиралась на великосветский приём к самой королеве.

Как будто нельзя записаться на будний день. Всё равно ведь не работает. А чем в это время занималась сама Ася? Мысленно готовилась к предстоящему отпуску и активно рыскала по туристическим сайтам с целью отыскать наиболее привлекательное место для отдыха.

Ну почему она не поехала с отцом?! Тогда бы он точно остался жив. Сколько раз Ася прокручивала в сознании другой сценарий развития событий, в котором они с матерью принимали предложение отца, и им было весело вместе и счастливо. И выходило, что раз отказались, то обе оказались чуть ли не виновными в его смерти. Неужели Ася себе этого никогда не простит? Может, потому и собралась разыскать убийцу, чтобы с себя свалить непосильную ношу вины?

Отец понял, что уговоры не возымели действия и прекратил попытки собрать семью на совместный отдых. Ася сейчас многое бы отдала, чтобы повернуть время вспять и согласиться поехать с ним. Мать, наверное, тоже жалеет, что настояла на своём… Зато на похоронах была со свежим маникюром. Неужели этим злобным упрёком Ася пытается переложить часть своей вины на неё?

На следующее утро отец уехал в загородный дом один. Судя по чудесному дню, лето обещало быть настоящим, а потому Ася считала, что ещё насладится теплом и солнцем вдоволь, и провела выходные за компьютером, мечтая о дальних странах, которые запомнятся ей своей экзотикой впечатлений.

Мать то и дело уходила куда-то, затем возвращалась и снова уходила, и Ася видела её только во время попыток накормить голодное чадо, которое «совсем не бережёт ни глаза, ни нервы, ни желудок». Об отце вспомнили лишь в воскресенье к вечеру.

– Асенька, – вошла в комнату встревоженная мать. – Попробуй дозвониться до отца. У меня не получается.

Полчаса Ася набирала отцовский номер сотового, который, почему-то, всё время показывал «занято». Странно. Так долго по телефону могла говорить только Ася, когда зависала в пространстве с подругами. Час могла проговорить мать, обзванивая родственников. Но отец в телефонных говорунах не числился.

– Следопыт, отец на связь не выходит, – позвонила Ася Зацепину. – Мы с матушкой уже извелись от переживаний. Телефон постоянно выдаёт «занято».

– Да, не похоже на Антона. Что ж, придётся ехать к нему.

– Меня с собой возьмёшь? Иначе я дома от дурных мыслей сойду с ума.

– Хорошо. Буду через полчаса.

Ася переоделась и вышла во двор. Почти девять вечера, а солнце ещё припекает. Неужели всё лето будет таким роскошным? Подъехал Зацепин на стареньком джипе, и Ася забралась в машину.

– Пробовала ещё раз звонить?

– Занято.

И больше ни слова. Молчали всю дорогу. Кода подъехали к дому, солнце уже зашло, но ещё было относительно светло, поэтому то, что в доме не горел свет, странным не показалось. Ася отперла калитку своим ключом, и они направились к дому. Открывать входную дверь не пришлось, так как она оказалась незапертой.

Ася побледнела и пропустила Зацепина вперёд, сама немного постояла, прислонившись к косяку и успокаивая бьющееся, словно обезумевшее, сердце. Войдя в дом, присоединилась к крёстному, молча обходящему по очереди все комнаты. Они как будто договорились не подавать голоса, видимо ужасно боялись не услышать ответа на свой зов.

Просторная кухня-столовая, гостиная с камином, кабинет, гостевая спальня – пусто. Поднялись на второй этаж. Тишина в доме такая, что стрекот сверчков кажется просто оглушающим. У Аси в голове мечется, как птица в клетке, пытаясь вырваться наружу, лишь одна мысль: «Только бы он был жив, только бы с ним ничего не случилось!»

В одной из комнат они увидели распростёртое на полу тело отца. Рядом лежал отключенный телефон. Ася подбежала к отцу:

– Папочка, что с тобой?

И стала как вкопанная, словно перед ней вмиг выросла стена: из груди отца со стороны сердца торчала рукоятка ножа. Нет, это окаменевшее тело с серым лицом и закрытыми глазами, лежащее в луже крови, никак не может быть телом её отца. Зацепин склонился, пытаясь нащупать на шее пульс.

– Он мёртв. И уже давно. Даже тело успело остыть. Нужно вызвать полицию.

Ася потеряла счёт времени. Та единственная мысль, которая придавала смысл их действиям, так и не сублимировалась в желаемое, а новых мыслей не возникало. Потому что уже ничто не имело значения.

Зацепин усадил в кресло безвольную и онемевшую от шока Асю. Сначала позвонил в полицию, затем Маргарите. Спустился в гостиную, разыскал аптечку, щедро накапал в стакан успокаивающего средства и снова поднялся наверх.

Казалось, Ася после его ухода даже не шелохнулась. Он заставил её выпить. И только после того, как средство начало действовать, Ася, словно пробудившись от спячки, пришла в себя. Слёзы хлынули градом, размывая видимость и превращая действительность в чудовищную несправедливость и непереносимую душевную боль. Ася бросилась к отцу:

– Папочка, нет! Папочка, только не ты! Ну, почему, папочка? Почему? За что?!

Зацепин бережно поднял Асю с колен и отвёл от тела, усадил снова в кресло, сам сел на подлокотник, обняв её за плечи, и только гладил по голове, не находя слов для утешений, от которых уже не было никакого проку.

Скоро прибыла полиция. Дом наполнился чужими людьми, но Ася даже не шелохнулась, снова застыв в немом горе и не замечая происходящего. Она уже не плакала и только смотрела перед собой в пустоту, окаменев от безысходности. Приехавшая на такси мать забрала Асю в другую комнату. Уложила на кровать, сама села рядом и расплакалась. У Аси не было ни сил, ни желания её утешать. Тогда она впервые почувствовала, что отдаляется от матери. Не потому ли, что не могла простить ей равнодушия к отцу?

А если Ася ошибалась, и никакого равнодушия не было и в помине? Тогда почему мать в последнее время только и делала, что постоянно выдумывала какие-то причины, чтобы только не проводить с ним свободное время? Чем она занималась в будни, если оставляла на выходные отца самые важные для себя дела?

Ася не могла не заметить, как отец потихоньку уходил в себя, а предложений провести совместно с женой и дочерью свободное время становилось всё меньше. Или Асе это только казалось?

Отнюдь! Сейчас, по прошествии двух месяцев после смерти отца, она ясно видит и осознаёт, что интуитивные ощущения не обманывали её. Что происходило тогда между родителями – постепенный раскол супружеских отношений, взаимная усталость? Или это только мать пыталась отдалиться от отца?

Ася, наверное, сошла с ума, если пытается в случившемся обвинить мать. Надо искать истинного виновника трагедии. Если бы тот не вмешался в их жизнь, всё можно было поправить, какие-то шероховатости в отношениях сгладить. Наконец, просто понять и простить. А теперь слишком поздно и, скорее всего, никому больше не нужно, кроме неё.

Как хорошо, что Следопыт взял Асю к себе. Теперь у неё появились знакомые в нужных органах. Она же может обратиться за помощью к Ростоцкому? Или не может? С какой стати он будет ей помогать? Значит, сначала полезной следует стать для него Асе. Каким образом? И она снова достала из сейфа папку. Именно в ней придётся найти то, что другие не заметили. Или утаили осознанно. Но у Ростоцкого тоже есть эти документы, и он наверняка уже отдал их специалистам.

Ася усмехнулась: а разве она сама не профи с двумя высшими образованиями? «Мы ещё поглядим, кто чего стоит», – самонадеянно подумала Ася и углубилась в изучение содержимого папки.