Читать книгу Причуды чуда - Надежда Калинина - Страница 10

Прошли две недели, и поезд жизни стремительно полетел под откос. После этого памятного разговора Людмила Сергеевна стала угасать с каждым днем. Казалось, она выполнила свою миссию и больше не имеет стимула, чтобы продолжать бороться. Она ещё расхаживала по квартире, о чем-то разговаривала с Юлией Павловной, что-то пыталась подмести, помыть, помогала приготовить обед, но сама всё реже ела, всё чаще лежала в кровати. Глаза женщины потускнели, краски поблекли на её лице, щёки ввалились, под глазами обозначились темные полукружья.

Юлия Павловна очень переживала за Людмилу Сергеевну. Возбуждение от получения нежданного наследства перешло в мрачную обречённость, она тоже осунулась, ничто её не радовало. Да ещё как назло погода капризничала: то мороз ударит, то растает все поутру, превратив дороги в жидкую кашу. А то ещё хуже – повалит дождь со снегом, когда одновременно и сыро, и холодно. Приходилось таскать в сумке зонт, несмотря на то что за окном февраль. И на службе у Юлии Павловны не всё ладилось, как назло. Приходилось постоянно переделывать уже вроде бы сданные работы. Вечно вылезали какие-то невынужденные ошибки, буквально на ровном месте. Да такие, что уже и начальство косо стало посматривать.

А как можно сосредоточиться на работе, когда над твоим домом кружит смерть, то и дело, заглядывая в окна? Как можно спокойно жить, когда ты ничем не можешь помочь самому близкому человеку? Только люди с повышенной стрессоустойчивостью способны в подобной ситуации спокойно есть, пить, разговаривать с умирающим и при этом не нервничать ежесекундно. Юлия Павловна была уж точно не из таких.

Словно беря пример с Людмилы Сергеевны, она тоже практически ничего не ела. Да ещё и почти не спала – всё прислушивалась каждую ночь, не позовет ли её соседка, даже дверь оставляла приоткрытой на всякий случай.

И вот однажды вечером, придя домой, Юлия Павловна обнаружила в прихожей небольшую спортивную сумку, а поверх нее прозрачную папку с бумагами. У неё тут же противно защемило в сердце.

– Людмила Сергеевна, добрый вечер, что за сумка тут стоит? – позвала в пространство квартиры Юлия Павловна тихим голосом.

Поначалу ей никто не ответил. Но секунд через десять раздались тихие шаги, и на пороге комнаты появилась Людмила Сергеевна. Она вышла в коридор полностью одетой, даже в ботинках, оставалось только шапку и пальто надеть.

– Вы собрались куда-то? – недоуменно поинтересовалась Юлия Павловна.

– Юля, дорогая, ты сильно не раздевайся, тебе придётся меня проводить. Давай на кухню пройдем, мне тяжело стоять.

Они зашли на кухню и сели на стулья.

– Ты позвони, пожалуйста, Геннадию Михайловичу. Ну, помнишь, тому врачу из больницы, где я лежала? Он визитку тебе дал, я знаю. Он мне про неё тоже говорил. Надо ему позвонить сейчас, понимаешь меня?

Юлия Павловна смотрела на Людмилу Сергеевну сквозь пелену мгновенно навернувшихся слез и не могла выговорить не слова.

– Юля, дорогая, соберись, не расклеивайся, плохо мне совсем. Я своими ногами из этого дома хочу уйти, а не на носилках. Позвони, прошу, – настойчиво проговорила Людмила Сергеевна.

Юлии Павловне очень не хотелось, чтобы соседка услышала, как она будет разговаривать с доктором, поэтому, чтобы сделать звонок, она отправилась в свою комнату. Но, оставшись наедине с собой, больше сдерживаться уже не могла – слезы хлынули у неё из глаз, в горле першило до одури, нос распух, а голос стал хриплым и низким. К счастью Геннадий Михайлович оказался на месте, дежурил по отделению, поэтому ответил быстро. Выслушав сбивчивый рассказ Юлии Павловны, сказал коротко:

– Приезжайте. Вы на машине или скорую вам вызвать?

– Мы наверно лучше на такси, – ответила Юлия Павловна.

Ей очень захотелось прокатить Людмилу Сергеевну по городу на большой хорошей машине, а не в карете скорой помощи. Чтобы та еще раз окунулась в вечернюю суету любимого города, с его фонарями, мостами, садами и проспектами. Посмотрела на спешащих куда-то людей, на заснеженный февральский Петербург.

Геннадий Михайлович назвал фамилию врача приемного покоя, к которому надо обратиться по приезду в стационар и переспросив, все ли она поняла, положил трубку.

В такси ехали тихо, даже водитель выключил радио, словно чувствуя его неуместность. Людмила Сергеевна не отрываясь смотрела в окно машины. Видно было, чувствует она себя неважно. Но по взгляду женщины – пристальному, напряжённо-внимательному – Юлия Павловна догадалась, как старалась сейчас Людмила Сергеевна не пропустить ни одной чёрточки заоконного пейзажа, наслаждалась видами зимнего города, словно знала, видит всё это в последний раз.

Хотя всё сегодня для неё было в последний раз: стоя на пороге квартиры, Людмила Сергеевна посмотрела вглубь неё, в сторону своей двери, как в последний раз. И на дом оглянулась, прежде чем сесть в машину, словно прощаясь. Она чувствовала как неудержимо уходит из неё жизнь. Что сегодня даже ботики свои и пальто она тоже надевает в последний раз.

Сколько всего способен вобрать человек, отправляясь в последний путь? Что важно для него в эти минуты? Как может он оставаться спокойным и восприимчивым по дороге в неведомое? Никто не в силах ответить на эти вопросы, потому что из такого путешествия не возвращаются. Юлия Павловна думала об этом, глядя на свою спутницу. Стараясь не мешать, она сидела в машине молча. Тем не менее, силясь понять, что творится сейчас в душе Людмилы Сергеевны.

Приемный покой встретил женщин привычной суетой. Врачи скорой помощи оформляли привезенных ими больных, родственники тихонько перешептывались, кого-то вызывали в кабинет, кого-то медсестры забирали в отделение. Юлия Павловна усадила свою спутницу на стул в коридоре и тоже зашла в кабинет приемного покоя. Похоже, их уже ждали. Дородная медсестра в бирюзовом медицинском костюме без лишних объяснений приняла бумаги Людмилы Сергеевны, куда-то позвонила и после короткого разговора сообщила Юлии Павловне, скоро за больной придут.

Юлия Павловна подошла к сидящей Людмиле Сергеевне, которая, судя по её виду, полностью обессилила.

– Людмила Сергеевна, дорогая, вы только не волнуйтесь, – негромко пробормотала Юлия Павловна, усаживаясь на стул рядом с соседкой, – доктор ваш уже в пути. Скоро поднимитесь в палату, переоденетесь и спать, устали вы очень. Завтра я к вам вечером после работы приеду. Хочу узнать, как вы тут устроились. А я вам тоже всё расскажу – как погода, как у меня дела на работе.

– Юля, послушай меня, это важно. – Людмила Сергеевна, с трудом выпрямилась и, не мигая, уставилась Юлии Павловне прямо в глаза долгим взором. – Тебе не следует больше работать. Вообще никогда. Зачем напрасно тратить свою жизнь на суету? Жить тебе теперь есть на что, попробуй найти занятие по душе, и не откладывай ничто на потом. Вот возьми и напиши завтра заявление об уходе, две недели отработаешь – и свободна как птица. А там, глядишь, и занятие какое-нибудь нарисуется.

Сказав это, женщина сделала вздох и сразу поморщилась от боли, но продолжала говорить, всё так же глядя соседке в глаза:

–-В полную чашку ничего не нальешь. Надо сначала место освободить. Бросишь работу, столько места свободного у тебя будет, что сможешь начать новую жизнь. Новую жизнь, с нуля. Понимаешь? Послушайся меня, я знаю, что говорю. – Людмила Сергеевна замолчала, но взгляд так и не отвела.

Юлия Павловна непроизвольно поёжилась, казалось эти глаза смотрят на неё из вечности.

– Я подумаю, обязательно подумаю, Людмила Сергеевна, прямо сейчас, – с жаром, поспешно затараторила Юлия Павловна, словно саму себя пытаясь убедить, так она всё и сделает, – вот пойду домой и буду думать по дороге, а завтра всё вам расскажу!

Но чем более убедительно звучал её голос, тем больше сомнений оставалось в душе, хотя внутренне Юлия Павловна, конечно же, чувствовала правоту умирающей женщины. Откуда тогда взялись эти сомнения? Вероятно из страха, того самого, въевшегося в плоть и кровь страха, что хорошее не может быть вечным и непременно скоро закончится. А она, уйдя с работы, потеряет даже то немногое, которое имела. Боязнь остаться ни с чем никак не отпускала Юлию Павловну, и потому женщина произносила свои слова почти скороговоркой, стараясь скорее выйти из этого сомнительного разговора.

Впрочем, Людмила Сергеевна не стала настаивать на своём. Может, посчитала, что уже всё сказала по этому поводу. А может, просто устала.

– А ты знаешь Юля, муж всегда называл меня Люсей, – неожиданно произнесла Людмила Сергеевна, отведя, наконец, взгляд от Юлии Павловны, – только он и никто другой. А после его смерти никто больше никогда ко мне так не обращался. Странно, да?

И Людмила Сергеевна на какое-то время погрузилась в свои раздумья.

– Попова Людмила Сергеевна? – ворвался в диалог женщин мужской голос. Молодой доктор стоял перед женщинами, глядя на них сверху вниз с высоты своего баскетбольного роста. На контрасте с ним Людмила Сергеевна смотрелась маленькой и беззащитной как первоклассница. Худенькое тельце, огромные глаза с просительным выражением. Только седые волосы указывали на возраст.

– Да, это я, – Людмила Сергеевна покорно поднялась со стула и тотчас схватилась за сумку.

– Я помогу, – гигант-доктор легко забрал поклажу из рук Людмилы Сергеевны. В его ручищах она казалась дамской сумочкой.

– Пойдемте к лифту, я провожу вас в палату, – бархатно пробасил он.

– Я только попрощаюсь, – при этих словах Людмила Сергеевна как-то беспомощно глянула на Юлию Павловну, в ее глазах блеснули слезы.

Юлия Павловна бросилась к ней, обняла, чувствуя пальцами проступающие ребра исхудавшего тела. Отчаянная, сумасшедшая жалость и нежность нашли выход в сбивчивых, плохо осознаваемых словах:

– Люся, Люсенька, все будет хорошо, я приду завтра. Пораньше уйду с работы. Не волнуйтесь. Я с вами, я всегда с вами!

Огромным усилием воли Юлия Павловна отпрянула назад и выжала из себя подобие улыбки, она не желала, чтобы все закончилось слезами.

– Улыбайся, – как заклинание твердила она себе. – Улыбайся, во что бы то ни стало.

Людмила Сергеевна последний раз посмотрела на неё, и тоже улыбнулась, затем едва заметно кивнула и безропотно побрела за доктором к лифту.