Читать книгу Театральный детектив - Надежда Мотылек - Страница 6

Надо сказать, настоящие собрания в театре происходили не в зале, а именно в курилке, находившейся в подвале под сценой. Там собирались и курящие и нет, несмотря на густой дым и тесноту. Вот и сейчас в это маленькое помещеньице набилось человек двадцать. Везунчики успели сесть и уже затягивались сигареткой. Тем же, кто побежал за кофе, повезло меньше и они стояли, облокотившись о мраморные стены или сидели на корточках, стараясь не облить кипятком соседей. Когда туда зарулила Ксюша, уминая пирожок с картошкой в темной от масла бумаге, было уже гарячё и слышались повышенные нотки.

– Тебе-то что, Снежуль, ты на радио перейдёшь на полную ставку и всё, – говорил Лёньчик Снежке, лирической героиньке, пробовавшей себя на поприще радионовостей, – Если б я знал, уже давно бы уехал. Пробовался же летом! С руками и с ногами, между прочим, брали!

– Да ладно, всё ты знал, пол года уже колбасится эта ситуация, – вступил в разговор Геша (прекрасный характерный актёр), несколько растягивая слова. Он был нетрадиционной ориентации и не скрывал этого.

– Кто же думал, что так всё закончится?… Мне Ильин клялся по секрету, что не посмеют они! Поболтают, поболтают и успокоятся! – это подала голос Алина, яркая брюнетка, красивыми тонкими пальцами изящно держа дамскую сигарету. Ходили упорные слухи, что между ней и директором не только разговоры. Как будто ей это чем-то помогло, презрительно думала Ксюша. Ролей как не было, так и нет – Марфа таких раскрасавиц на дух не переносит. И вот тут Ксюша была с ней солидарна.

– Этот твой Ильин, если хочешь правду, только рад всему этому, – Геша хлебнул кофе, устраиваясь поудобнее на краешке скамейки, – Сделают из театра концертный зал, как думаешь, кто будет его директором?… Ему же только лучше! Деньги от аренд прямиком в карман пойдут! Труппа мешала только…

Благодаря внетеатральным связям Геша всегда знал несколько больше остальных.

– Да когда же он наестся уже?! И так аренды каждый день почти!!! – в сердцах воскликнула Снежа. Она сидела на руках у Эди, местного казановы, и, когда он успокаивающе хотел чмокнуть её в щёчку, шутливо шлёпнула его по губам.

– Ужас какой! Что же делать теперь?! – это подключился балет. Они Ксюше напоминали стайку бабочек, худенькие, лёгкие и всегда вместе, как сиамские близнецы. Если кто-нибудь из них говорил, было понятно, что это их общее мнение.

Геша хмыкнул:

– Опомнились девчули… Уже ничего, всё случилось уже…

– Фактически, ничего еще не случилось! – Лёньчик был готов бороться, – Надо отстаивать свои права! Идёмте на сессию все вместе! И прессу туда пригласим! Они не решатся, увидите! Ксю! Да прекрати ты есть! Ну, классная же мысль!

В бункер повстанцев влетел, вернее активно втиснулся Юра Матейчук. Он хлопал по карманам, торопливо ища зажигалку.

– Ну? – в его голосе была насмешка, – Чего же вы не поддержали?! Обещали ведь! Эх вы, овечки! Вы только в курилке герои! Вас разводят, как детей, а вы молчите!…

Геша поднял и опустил брови – они с Юрой не ладили, Ксюша запихнула в рот остатки пирожка, остальные сделали отсутствующий вид.

– Да я же выступал вроде, – смущенно пробормотал Лёньчик, понимая прекрасно, что не то он говорил, что должен был.

– Что ты перед ними унижаешься? Они же предатели все! – послышался голос жены его Татьяны. Бедный балет, с таким-то балетмейстером. На редкость неприятная особа!

И тут раздался звонок! У большинства сейчас репетиция у Марфы, но Ксюше случайно повезло – она была свободна, как птичка. Юра посмотрел на незажжённую сигарету, досадливо крякнул и выскочил из курилки. За ним уныло потянулись остальные, с завистью поглядывая на Ксюшу. Лёньчик, проходя мимо, молитвенно сложил руки, комично прося прощения за утреннюю сцену. Ксюша махнула рукой, мол, иди уже, горе моё! В конце концов, и она тоже виновата!… Кстати, суп всё ещё там! Надо успеть его ликвидировать до прихода Лёна, а то совсем мальчик аппетит потеряет, с его-то психикой!

Вот и опустела курилочка… Только Геша докуривал еще сигарету, да Вадя, интроверт и молчун, задумался над шахматной доской. С шумом включилась трансляция и Геша поморщился от неожиданности. На сцене разгорался скандал – Марфа делала разнос после прошедшего собрания. И чего она их мучает? Всё равно уже не работать вместе… Или ещё надеется?…

– Вы дорогие мои, к себе претензии предъявляйте! Мне стыдно с вами работать! И вы еще Чехова хотите играть?!…

– Нервничает Марфа… Я её понимаю – прикрылась лавочка! – Геша вытянул, наконец, ноги и облокотился на спинку лавки.

– Естественно, нервничает… – Вадя оторвал взгляд от доски, – Кто ж её держать-то будет, кроме Ильина?… Один раз пригласили в приличный театр, так потом не знали, как избавиться… Актёры всем составом отказались работать с нашим чудом! Это нам деваться некуда…

Ничего интересного здесь уже не предвиделось. Пожалуй, надо было рулить. Ксюша направилась к гримеркам, попутно вытирая жирные пальцы влажной салфеткой…

А трансляция, установленная на каждом углу, продолжала орать на весь театр голосом Марфы:

– Куча хорошего материала, куча! Но вы же не способны ни на что! С кем делать его?! Вот Юра… Талантливый актёр, что скрывать! Но надо же развиваться! Талант – это только пол дела! Без трудолюбия он – ничто! Пахать надо! До крови, до жил разорванных! Крутиться, как юла, по сцене! А вы претензии предъявляете! Оправдание своей лени ищите!!! Вот, правильно, что разгоняют вас! Это единственный выход!

– Вы бы и сами развивались, Марина Дмитриевна! Вам ведь тоже далеко до гениальности! – парировал Юра…

Ну вот как его поддерживать? В такой войне, будь он прав хоть сто раз, никто участвовать не хочет… Актёры – народ мирный. Да и трусоваты. Когда Ксюша вышла из подвала с другой стороны, разговор на сцене набирал новые обороты.

– …не желаю с вами работать, господин Матейчук! Вы свободны от моего спектакля!

– Огромное Вам, человеческое спасибо!

Ксюша была уже возле дверей на сцену, когда из них, чуть не сбив её с ног, вылетел Юрка. Несясь к выходу, он сквозь зубы бормотал ругательства!… Наверняка выживут его, если театр останется. Слишком уж неудобен. И плевать им, что он прекрасный актёр!

Вот и гримерочка пятая! Каждый её обитатель проводил в ней гораздо больше времени, чем, скажем, дома. Актёры там пили чай, учили роли, ели и даже спали между репетициями. Все шестеро были очень разными, каждая со своим фокусом, но даже такие странности, как регулярно пропадающие и через время волшебно появляющиеся уже изрядно потрёпанные вещи прощались, поскольку всякое в семье бывает – не уходить же из гримёрки!

– Как ваша репе… – Ксюша не договорила.

– Шшшшш, – яростно замахали руками девчонки, с тревожным интересом возвращаясь к происходящему на сцене. А Марфа, как видно, решила посвятить воспитанию всю репетицию. – Не думайте, что всё сказанное касается только Матейчука! Вы пустые! От вас не исходит никакой энергии!…

Дальше слушать не имело смысла. Ксюша осмотрелась. Здесь, очевидно, топтались счастливчики, чьи эпизоды были позже. Два мотылька из балета (непонятно как их сюда занесло) прилипли ушами к трансляции. Алиса, которая, закинув ногу на ногу, красила огромные нарощенные ногти в цвет бардо – до неё вообще сегодня вряд ли дойдёт. Четвёртой была представительница старшего поколения. Нонна Бернадская уютно устроилась в кресле и что-то вязала, попивая чаёк.

Ксюша любила Нонну. С ней было просто и уютно, как с бабушкой. Она была из тех, кто не работал здесь, а служил. Всю жизнь, получая мизерную зарплату, она провела в этом театре, так и не заимев семью. Нонна пришла сюда ещё девочкой после какого-то ПТУ, но очень скоро на ней стал держаться весь репертуар и об отсутствии образования как-то забыли. А ещё она была потрясающе красивой и, говорят, имела множество любовников, до сих пор проявляющихся таинственными связями сверху.

– Отдыхаешь, деточка? – спросила она Ксюшу с понимающей улыбкой, глядя на неё поверх очков.

– Да вот, хочу репформу забрать на стирку, – Ксюша взяла кучу вещей со стула и как раз пыталась засунуть её в слишком маленький для этого пакет, – Что, лютует Марфа?

– Да пусть хоть лопнет! – Алиса с раздражением подула на свои прекрасные пальцы, – Узнала на днях, что у Гольцмана я была на главной роли в распределении (Ильин постарался!), а эта сволочь вычеркнула! Признался мне вчера! Это через два года! Чего она прицепилась ко мне, девочки?

Ксюша с иронией глянула на неё и, поняв, что сражение с пакетом всё равно проиграно, уселась на стул.

– Так ты сама виновата, Аль! Ты зачем сейчас ногти накрасила? Чтоб позлить её? Я давно тебе говорила: сними эти серьги большущие, губы накрась помадой не такой яркой, ногти укороти хоть немного… И вообще, репобувь одень, а не эти каблучары…

– Ага! И буду, как ты, ходить – в джинсах и футболке! Вот же не дождётся она! – Алиса довольно рассматривала в зеркале свою полупрозрачную блузочку. Из дорогого бутика, судя по виду… Непонятно только, за какие шиши?!

– Боюсь, козочки, что скоро всё решится само собой… – миролюбиво сказала Нонна, постукивая спицами, – Вы уже знаете, куда пойдёте, если?…

Установилась пауза. Не хотел мозг всерьёз искать выход, как будто происходило всё это не всерьёз…

Ксюша нехотя сказала, что подумывает о столице, давно зовут. Мастер бы уж подсуетился. Алиса надеялась на Ильина, он обещал помочь. А балет… Его уже и след простыл, они по сцене уже порхали. Да про их планы как раз известно – бригаду сбили и гайда по ресторанам деньгу зашибать.

– А я, девочки… Я без театра… с ума сойду! – тихо сказала непонятно когда появившаяся Маруська, всхлипнула коротко и вдруг расплакалась навзрыд.

В общем, невесёлый какой-то вышел разговор.