Читать книгу Отныне и в Вечность. Червивое яблоко 3 - Наг Стернин - Страница 10

На то, чтобы оглядеться и освоиться, Ане-Сурие отводилась ровно неделя и ни днем больше. Времени катастрофически не хватало, его было нужно экономить и всячески уплотнять, поневоле приходилось жалеть, что ты отложенный фантом, а не самый обычный с жидкокристаллическим телом. Тогда можно было бы работать все двадцать четыре часа в сутки и не тратить прорву времени на сон и отдых.

Оказалось, что упорная дрессура Генрика принесла-таки свои плоды. Все ей здесь, на шестом, было привычно и знакомо: места, обстановка и даже люди… да-да, именно так, даже люди. И линия поведения, которую он для нее разработал, и которую вдолбил ей в плоть и фант бесконечными упорными тренировками, была теперь для нее чем-то вроде родной кожи – без боли и крови не отодрать.

Два дела, по словам Генрика, были для нее абсолютно приоритетны. Во-первых, она должна была определить "тихарей", которых Гольденцвикс наверняка приставил к ней для слежки. Во-вторых, ей надо было подыскать себе "аварийное лежбище". Однако пока тихари ей неизвестны, заниматься устройством "лежбища" было бессмысленно даже и пытаться.

Обе ячейки, ключкарты от которых вручил ей Гольденцвикс, оказались выше всяческих похвал. Особенно вторая, снабженная кроме обычного инфора еще и мощнейшим дизайнерским компьютером – сущая зверюга, мощи хватит чуть ли не для копирования человеческого фанта, если человек этот, конечно, не запредельный интуитивист. Этот компьютер умудрялся одновременно поддерживать прямо в ячейке сразу несколько сложнейших фантом-рекламных заготовок, отчего с нею приключился комический казус… то есть, это потом он показался ей до слез смешным, а вот когда в темноте ячейки мощные лапы ухватили ее за бедра и принялись лапать за, так сказать, "все на свете", ей было совсем не до смеха.

Уже на второй день пребывания в Городе Ане-Сурие нестерпимо захотелось пройтись по памятным местам. Как ни смейся сама над собою, но приходилось признать, что замучила ее именно ностальгия. Причем – такая вот странность! – ей с одинаковой силой хотелось как на поверхность, в район космопорта, в родные места Аны, так и в нижние уровни Города, места, близкие Сурие… что было, воля ваша, не вполне понятно. Наверное, влияние тела в отложенном фантоме даже на базе клонбоди было много больше, чем полагали высоколобые теоретики.

Первое, чем ей удалось хоть как-то насладиться, так это, разумеется, Бродвеем. Неприятно одно: шагу не удавалось ступить, чтобы тут же к ней не начинали "клеиться" всякого рода любители спелой клубнички. Оказалось, что жизнь красавицы имеет свои – и многочисленные! – теневые стороны.

Нет, она совсем не была бы против кое-кого из таких любителей. Тем более что вся ее натура настойчиво требовала мужчину. Но ей приходилось все время помнить о своих ноготках, она вынуждена была постоянно сдерживаться и на пушечный выстрел не подпускать к себе мужиков, хотя бы и из боязни засветиться раньше времени… а это было совсем не просто и очень досадно.

Старые знакомые Сурии теперь видели ее либо в кафе, сидящей над хайболом с дринком в одиночестве и в глубоком раздумье… из которого вывести ее было совершенно невозможно никакими усилиями… либо в седле турбоцикла, уносящейся на бешеной скорости черт знает куда, зачем и почему.

Чтобы не засыпаться в первые, наиболее опасные дни пребывания на Азере, Ана-Сурия грубо и резко отшивала от себя всех знакомых, пытавшихся заговорить или в том или ином виде пообщаться. Она с яростью набрасывалась на старых друзей Сурии по зеленому движению, которые пытались привлечь ее к работе по восстановлению Азеры. Но с особенной тщательностью она избегала встреч с кем-нибудь из знакомых с десятого уровня, со всяческими "друзьями дома", которые, как она предвидела, будут с завидным упорством наставлять заблудшую овечку на путь истинный. Свидания с "родными", естественно, в ее планы не входили. Уж они-то точно раскусили бы подделку в единый миг. Ей нужен был только один человек. Только Рекс Азерски, ради которого все и затевалось. Но вот он, как раз, и не предпринимал для встречи никаких шагов. Не доложили ему, или… почему? Оно, конечно, неплохо, пока она была к встрече совершенно не готова, но все-таки? Забыл он меня… то есть, ее, что ли? Очень может быть, что и забыл, раз у него есть теперь эта самая Эли. В то, что "отдыхающий алмаз", по словам Юри, до нее не дотягивает, Ана-Сурия не слишком-то верила.

Все наработки Генрика, Ана-Сурия выполняла самым скрупулезным образом, однако тихари вычисляться не желали. Вначале она подумала, что они с Генриком ошиблись, и никакой слежки за нею никто не устанавливал. Однако по зрелому размышлению Ана-Сурия решила, что в этом случае Гольденцвикс лично измозолил бы ей глаза. А он после памятной оплеухи глаз не казал. Не тот это был человек, чтобы простить и забыть. Отложил, сволочь, расплату на потом. А раз так, он должен был глаз с нее не спускать, чтобы исключить всякое "вдруг". Нет-нет, слежка была. Просто она была профессиональной и очень качественной. Методам "сбрасывания хвостов" Генрик ее обучил, но, не видя этого хвоста, как она могла быть уверена, что избавилась от него? Она и не пыталась.

Среди прочих советов Генрика был один, как нельзя лучше подходивший к сложившейся ситуации. Генрик советовал поставить тихарей в условия, когда они поневоле вынуждены были бы раскрыться. Для этого ей нужно было постоянно оказываться в малолюдных местах и проводить "фейсконтроль" окружающей публики, фиксируя в памяти всех оказывающихся поблизости людей. Вряд ли этих тихарей к ней приставлено было много, так что рожи, что будут попадаться ей часто, именно им и будут принадлежать.

Совмещая приятное с полезным, она первым делом посетила свой родной поселок на поверхности планеты вблизи космопорта, где жили с незапамятных времен докеры и, вообще, вся портовая обслуга.

Картина, открывшаяся Ане-Сурие, как только платформа пересекла створ шлюза, потрясла ее до глубины души. Разница с тем, что она увидела в день прибытия, была поразительная. Вместо удушливого ржавого тумана ее встретил чистый воздух, которым вполне можно было дышать. Немногочисленные пассажиры платформы даже не стали надевать респираторы… впрочем, наружные карманы, в которых по требованиям техники безопасности эти респираторы следовало держать, у всех до единого явственно оттопыривались. Противный запашок в воздухе, конечно же, ощущался, но был вполне терпимым, а персональные газоанализаторы, которыми снабжался каждый человек, покидающий Город и выходящий на поверхность, ни малейшей тревоги не проявляли.

Как ни странно, поселок отнюдь не был совсем заброшен, как она ожидала. Ана-Сурия прошлась по улицам, постояла у родного дома, не удержавшись, поздоровалась с родной теткой, с которой во время оно находилась в весьма сложных отношениях, и даже выпила порцию дринка в крошечной кафушке у хорошо знакомого по прежней жизни бармена.

Поселок изменился. Очень. Когда-то он утопал в зелени. Сколько Ана себя помнила, одним из самых трудных и насущных дел его обитателей была борьба с наступающей зеленью. Стоило только зазеваться, как лес врывался в улицы поселка и занимал все не забетонированное пространство внутри городской черты. Впрочем, справедливости ради, следовало отметить, что это была не борьба с зеленью, а попытка отстоять право расти на улицах для иномирных латаний – красивых пальм с широкими разлапистыми листьями на вершинах – по азерской легенде, они были завезены аж с самой Земли еще первыми поселенцами.

Сейчас в поселке не было никакой зелени. О растительности напоминали только черные обугленные стволы деревьев. Впрочем, нет – кое-где из-под земли уже снова пробивалось нечто зеленое и живое.

– Сейчас-то жизнь налаживается, – говорила тетка любознательной незнакомке. – Работы навалом, платят хорошо благодаря комтессе, храни ее все звезды вселенной. А уж как про нее тут врали, вы бы слышали, особенно эти Старкоффы, дурили нам головы, паразиты. Недаром они все смылись с Азеры и эмигрировали, да еще и деньги все с собой утащили. Я так считаю, что кто был против Гнезда, не надо, конечно, хватать их и сажать, тут молодой комт, в смысле, вице-король прав. Но вот имущество ихнее следовало конфисковать для целей раззагаживания поверхности и на нужды пострадавших.

Тетка, естественно, давно уже позабыла, или делала вид, что позабыла, как когда-то в уличных перепалках с пеной у рта отстаивала идею строительства города, а комтессу ругала эгоисткой и жлобкой. Теперь она, конечно же, "всегда говорила", что Город – это жульничество и обман… которые должны быть непременно наказаны.

– Комтесса бы точно это сделала и всем влепила, но командует у нас сейчас Рекс. А он – мужик, что с мужика взять, мужики отходчивые, не в пример нам, бабам. Он на эти мои слова отвечает в том смысле, что нужно уметь прощать, если человек искренне повинился. Прощеный человек, говорит, из кожи вон вывернется, чтобы все исправить и сделать, как лучше. Не удалось мне его убедить, а жаль.

– Вы с ним разговаривали лично? – удивилась Ана-Сурия.

– Конечно. И не один раз. Мы с ним старые знакомые. Он подростком в космопорте дневал и ночевал, за ним тогда еще племянница моя… девки местные, короче говоря, дуры, все норовили под него пристроиться… простите за вульгарность. Он чуть ли не всех в нашем поселке знает по именам. Даже сейчас, когда тут бывает, разговором со старыми знакомыми не гнушается, хоть и вице-король, и занят выше головы.

Ана-Сурия, изображавшая собой любознательную туристку, сочла необходимым изобразить вежливое недоверие.

– И когда же он прибудет в следующий раз? Я бы не отказалась разочек на него взглянуть.

Тетка снисходительно рассмеялась.

– Ну, кто ж это может знать? Он сюда ездит по делам, и про свои дела никому не докладывает. Вы, я так понимаю, туристка?.. из Старых Миров?.. Интересуетесь посмотреть, кто это так Объединенным Компаниям задницы надрал? Порядков Вы наших здешних не знаете, вот и удивляетесь. А у нас с людьми из Гнезда договориться всегда было не в пример легче, чем с любым мелкотравчатым чинушей из самой занюханной канцелярии при Совете.

Ана-Сурия направилась дальше, с наслаждением играя в "туристку из Старых Миров".

Еще разговаривая с теткой, она обратила внимание на двух зевак, явно не азерцев, пялившихся на все окружающее с восторженным видом завзятых бездельников, дорвавшихся до экзотики. Мужички были на редкость незаметные, способные бесследно раствориться в любой толпе. Собственно говоря, она и в бар зашла не столько выпить, сколько поглядеть, не окажутся ли они рядом и в баре. С удовольствием отметив их появление в дальнем углу у дринкомата, она сделала вид, что тутошняя экзотика ей успела осточертеть, и направилась к транспортной стоянке. Шла она совершенно одна, так что даже засомневалась, не ошиблась ли. Однако парни оказались вместе с нею на одной платформе, возникнув при посадке, будто из-под земли. Сердце Аны-Сурии забилось в сладостном предвкушении.

Далеко идущие выводы делать было рано, но имелось еще одно памятное место, которое она очень хотела посетить, и которое – уж обязательно – должно было оказаться пустыннее некуда. Это был санаторий при Центре управления перевозками, из которого когда-то ей удалось совершить свой дерзкий побег.

Ана-Сурия справедливо полгала, что вряд ли санатории во время беспорядков продолжали исправно функционировать как пенитенциарные давилки для кишок. Разгулявшиеся люмпены наверняка выпустили подсанационных на свободу. Ей представлялось совершенно очевидным, что для городских властей восстановление санатория, обеспечивавшего грузоперевозки для Объединенных Компаний, совсем не являлось первоочередной задачей. Ана-Сурия решила попробовать, если удастся, проникнуть внутрь – ностальгия заела, что поделаешь! – а заодно и посмотреть, не окажутся ли поблизости во время этой ее прогулки знакомые гнусные рожи тихарей.

Ни турбоцикл, ни любой другой персональный транспорт для ее целей не годился, не та у нее была антисыщицкая квалификация, чтобы в движении засечь слежку. Человеку, не имеющему опыта, наблюдать за окружающими удобнее было, не отвлекаясь на управление машиной. Она решила воспользоваться общественным транспортом.

И здесь ей сопутствовала удача. Вначале она заметила одного из своих знакомцев в межшахтном экспрессе. Второго поблизости не оказалось – если это были тихари, то они, возможно, разделились, чтобы наблюдать по очереди и не мозолить объекту слежки глаза. На межуровневых эскалаторах вблизи оказался второй ее знакомец. Ана-Сурия обрадовалась этому обстоятельству чрезвычайно. Во-первых, стало совершенно очевидно, что она в них не ошиблась. А во-вторых, у нее появился шанс определить, сколько тихарей к ней приставлено. Если в какой-то момент окажется, что вблизи нет знакомых рож, это будет означать, что она вычислила не всех своих "опекунов".

В гидропонном экспрессе второго сменил снова первый тихарь, у самой поверхности рядом оказался второй, Ана-Сурия ликовала: это тихари, она их вычислила, и их всего двое. Ее рабовладельцы отнеслись к ней не вполне серьезно, и этим дали шанс на жизнь.

Как и следовало ожидать, тихари за нею на территорию санатория не пошли, расположившись таким образом, чтобы гарантированно перехватить ее при возвращении. Ана-Сурия видела их насквозь: она для этих самодовольных самцов была всего лишь красивой блондинкой, то есть существом тупым по определению, относиться к которому серьезно было просто нерационально. Что она может вернуться другим путем, воспользовавшись санаторными лифтовыми клетями, этим кретинам и в голову не пришло. Еще бы! Для этого она должна была уметь думать, а этой способности они в ней и предположить не хотели.

Вообще-то, во время их упорных тренировок Генрик предостерегал ее от недооценки интеллекта тихарей. Он говорил:

– Ни в коем случае нельзя просто стряхивать их с хвоста. Они тут же поймут, что ты их вычислила, и это создаст тебе массу проблем.

– Но ведь это так приятно – щелкнуть сволочей по носу.

– Да, приятно, – соглашался Генрик. – И только тебе решать, стоит ли минутное удовольствие целой кучи проблем. Во-первых, начальство их вздрючит, отчего их рвение многократно возрастет. Во-вторых, они почувствуют себя оскорбленными, что их провела блондинка, и это тоже создаст тебе дополнительные проблемы. В-третьих, Гольденцвикс к тебе начнет относиться серьезно и в лучшем случае пришлет тихарям подмогу, а в худшем их просто заменит… оно тебе надо все начинать сначала? Ну и, наконец, все заинтересованные лица задумаются: а на кой черт этой мерзавке понадобилось рубить хвосты? Как ты думаешь, к какому выводу они придут?

Он был, как всегда, чертовски убедителен. И Ана-Сурия невольно задалась вопросом, откуда ему, яйцеголовому научнику, известны все эти сыскные премудрости?

Генрика эта ее озадаченность так развеселила, что хохотал он долго и вкусно.

– Ну, ты спросила! Я же говорил тебе, что довелось мне в моей жизни поокаянствовать на ниве киллерства. Как считаешь, много бы я накиллерствовал, не зная повадок санаторов?

Генрик был прав, опять же, как всегда, и его совет – избавление от хвоста должно выглядеть а-абсолютно естественной случайностью – был Аной-Сурией воспринят не только как истина в последней инстанции, но и как руководство к действию.

Ана-Сурия была намерена войти через портал санатория, а выйти назад в Город через порталы ЦУПа – если удастся, разумеется – и посвятить остаток дня обзаведению парочкой надежных лежбищ.

За санаторным порталом ее встретила гробовая тишина. Все внутренние порталы были открыты, все румы, даже кордегардия и помещения канцелярии санатория были абсолютно пусты, биопьи посты, на которых, как она помнила, всегда торчала парочка – другая мордоворотов, были вертухаями брошены, причем, судя по всему, весьма поспешно.

Ана-Сурия проходила коридор за коридором, заходила в румы, в которые во время оно и одним глазочком не посмела бы заглянуть, нигде не было ни единого человека. Все вокруг носило следы поспешного бегства охраны и последующего чудовищного разгрома, что учинили ворвавшиеся толпы люмпов. Все охранные киберсистемы, информационные сети и хранилища информации были основательно и с полным знанием дела разгромлены, в чем Ана-Сурия лично убедилась, попытавшись к ним подключиться. Электронные системы слежения и контроля – в том числе система глобального внутреннего видеонаблюдения (ура!) – были выведены из строя с не меньшей основательностью. Ане-Сурие было очень трудно себе представить, что подобный разгром, уничтоживший все следы информации о содержавшихся здесь подсанационных, мог быть проведен озверевшей толпой бесноватых гидропонщиков. "Впрочем, что это я?.. – удивилась она собственной глупости. – Сами подсанационные и громили. Они-то точно знали, что к чему, где и для чего. Тут и оконтакторенные сиживали. Попробуй-ка их теперь отловить, да засадить обратно. Вспотеешь доказывать, что они – беглые".

Впрочем, когда она добралась до мест былого обитания руководства санатория, до "белых румов", то увидела, что некую уборку – пусть и самую поверхностную – тут проводили.

Ана только теперь сообразила, что нынешние городские власти вряд ли могли оставить санатории вообще без охраны, или, хотя бы, без наблюдения, и тут же почувствовала себя неуютно. Место было абсолютно пустынное, и если нарваться на вертухая… черт его знает, что может придти в тупую биопью башку?

– Опять кого-то принесло на мою голову! Что тебе тут надобно, стервочка? Любопытствуешь, или ищешь чем поживиться?..

Голос был знаком. До жути. Ана-Сурия повернулась, уже зная, кого увидит.

Да. Это была она. Та самая фельдшер-биопша, Жаба, лесбиянка и садистка, что так издевалась над Аной в последние дни перед побегом.

– Госпожа Бюллер? – в голосе биопши имело себя быть безмерное удивление, смешанное с испугом. – Простите мне мою дерзость, отсюда то и дело приходится вышибать всяких оглоедов и поодиночке, и группами… но что Вы-то здесь… еще раз простите, Вы, возможно, не знаете? На Вас разослана ориентировка. Ваш брат, папаша, да что там – сам Координатор Ховрин лично требуют разыскать Вас, во что бы то ни стало.

– Ай, да пошли они, – перебила Жабу Ана-Сурия. – Если бы ты только знала, как они все меня достали! Я надеюсь, что мы с тобой найдем общий язык: ты не видела меня, я тебя, и все довольны. Ты, во всяком случае, уж точно останешься довольна.

Жаба растерялась. Глазки у нее бегали, рожа покраснела и приняла потешное умоляющее выражение.

– Но, госпожа Бюллер, и Вы меня поймите. Ориентировку разослала сама полковник Флери, а она будет похуже генерала Жарко. Ей ничего не впаришь, она меня как муху! Видеонаблюдение здесь, внутри санатория, не восстановлено, но по периметру вполне себе функционирует. Так что Ваше появление записано. Как ни кинь – всюду клин, или я прозевала, или… и того хуже. Все записи раз в неделю просматриваются внутренней безопасностью седьмого уровня, а там сейчас заправляют мальчики этого выскочки Гронкса. С ними не договоришься. Они по молодости, по отсутствию положительного примера и от общей дефективности ума благодарность воспринимают только в виде почетных грамот и прочих умозрительностей, которые по своей идеалистической неосязательности вовсе ничего не дают нам в ощущениях.

Пока Жаба с предельно страдальческим видом изливала из себя эти философические соображения, Ану-Сурию озарила счастливая идея, чуть не заставившая ее завизжать от радости.

– Но и ты меня пойми. Отцу вперлась в башку мысль выдать меня замуж. Меня! – Ана картинно передернулась. – Я при одной мысли о мужике в моей постели впадаю в лютость! Чтобы по моему телу шарили гнусные мужские лапы волосатые? Я от омерзения на месте сдохну. Я привыкла к нежному обращению!

Глазки Жабы явственно замаслянели.

– Нет, – продолжала Ана-Сурия с горячностью, как бы не замечая реакции собеседницы, – Нет, нет и нет! Никогда. Ходят вокруг, выпятив грудь, и тем, что считают своими мускулами, выпендриваются… сволочи. Нет у них и в помине женской тонкости чувств, гладкости и нежности женской кожи, грубые, примитивные скоты. Возьмем, например, тебя. Разве у тебя мало силы? Да боже ж мой, ты любого мачо согнешь в бараний рог! – Ана-Сурия обеими руками ухватилась за бицепс биопши, – Вон он какой! Вон какой! Да у них нет и тени чего-нибудь подобного. Ты вся состоишь из мышц. Ты просто олицетворение мощи. Представляю себе, как приятно прижаться к такому телу. А кожа! Какая у тебя кожа! Разве у мужиков бывает такая кожа?! – Теперь Ана-Сурия уже вцепилась правой рукой в ладонь Жабы, а самыми кончиками левой медленно и нежно погладила ее запястье и полезла в рукав. Жаба закатила глаза за лоб и забыла дышать. Ана-Сурия тоже изобразила тяжелое дыхание и прижалась к биопше бедром.

– Слушай, – жарко шептала она, вовсю охальничая пальчиками, – сколько ты тут получаешь? Гроши, небось, какие-нибудь? Бросай-ка ты свою службу и иди ко мне в бодигарды. Платить буду впятеро против твоего оклада, и служба у меня для тебя будет не лишенная приятности. А насчет стероидов не беспокойся, чепуха это, хватит тебе стероидов выше крыши, собственноручно всю задницу исколю.

Жаба, не в силах сказать ни слова, от избытка чувств часто моргала и соглашалась, кивала головой. Она осторожно положила свою лапу на талию собеседницы, потом, решившись, осторожно передвинула ее пониже. Ана-Сурия с готовностью прижалась к ней всем телом и, глядя на биопшу снизу вверх, прошептала жарким шепотом, – Так, говоришь, видеокамеры внутри периметра отключены? Слушай, я всегда мечтала посмотреть… покажи мне ваши карцеры, а? Говорят, это нечто. Они же сейчас пустые, и по путепроводам никто не ездит. Покажи, а?..

– Конечно, госпожа, Вы прямо сейчас хотите?

– Ну, раз уж я все равно тут, зачем откладывать? – удивилась Ана-Сурия и, с наслаждением посмотрев на свои ногти, сунула их прямо под нос биопше. – Красивые у меня ногти, правда?