Читать книгу Фокусник - Настасья Чигара - Страница 3

– Виктор Палыч сказал…

– Таня Волкова? – сухо уточняет старушка-билетёрша, глядя мне прямо в глаза.

– Да.

– Проходите. Первый ряд, седьмое место.

Это место Виктор забронировал специально для меня. Нарочно выбрал самую лучшую точку для обзора.

Мне неудобно заходить в театр с главного хода. Здесь всё совсем не так, как за кулисами – старое здание твёрдо решили обновить. Блестят новёхонькие чёрные полы, стены безжалостно заштукатурены грязно-красным, даже двери всюду поставлены одинаковые.

До шоу двадцать минут.

Сейчас, при полном свете, зал кажется мне уже не таким завораживающим местом. Видно, что ремонтировали на скорую руку, да и с дизайном особо не заморачивались. Чёрные пол, стены, потолок и даже кресла – всё сделано для того, чтобы всё внимание зрителей приковывала только сцена.

А её с первого ряда видно особенно хорошо. Парочка техников, в том числе и Аделина, занимаются какой-то аппаратурой, пока людей в зале ещё немного.

Я наблюдаю за работой техников, а зрителей в зале только прибавляется. Минут за пять до начала я оборачиваюсь – и торопею.

Наверно, ещё никогда я не была так удивлена. На представление этого фокусника – только представьте, какого-то поехавшего колдуна! – собралось столько народу, что без забронированного заранее места я бы не обошлась. Причём детей здесь гораздо меньше, чем взрослых или подростков.

Кажется, Виктор не любит выступать в тишине. И предпочитает он исключительно живую музыку – на сцене уже устраиваются музыканты. Они представляют собой интересное трио – гитарист, скрипач и барабанщик.

И без клавишника. Правда, эту мысль я тут же прогоняю.

Эдик с улыбкой машет мне рукой – я так же улыбаюсь в ответ.

Совсем скоро начинается шоу. Гремит барабанная дробь, зал погружается в темноту, и на сцене в лучах прожектора появляется Виктор.

Он совсем не такой, каким я видела его за кулисами. Сейчас, в свете прожекторов, сам фокусник просто сияет. Загоревшись в его глазах, искра импульсом бежит по телу. Она блестит в каждой пуговице пиджака, отдаётся в приветливой сценической улыбке, вздрагивает напряжением на кончиках пальцев. Виктор кажется божеством, настоящим духом театра, появившимся из ниоткуда. Только едва заметный микрофон, закреплённый у рта, даёт понять, что на сцене действительно человек.

У меня перехватывает дыхание.

– Доброго вечера, – протягивает фокусник низким бархатистым голосом. Динамики в конце зала пропитывают воздух его словами. – Сколько знакомых лиц сегодня!

Несколько людей рядом со мной улыбаются. Кажется, они здесь не в первый раз. И ведь фокуснику не составляет никакого труда создать какую-то свою, особую атмосферу. Это не просто представление – собрание «для своих».

– А для тех, кто тут впервые, – торжественно продолжает Виктор. – Хочу сказать всё главное правило: я считаю, что каждый человек имеет право на чудо.

Я внимательно слежу за каждым его движением. Стоит, как будто специально этому учился – спина прямая, плечи расправлены, а руки двигаются плавно и вальяжно, как у танцора. Теперь я понимаю, почему Виктора так любят зрители. Чего только стоит его обаятельная улыбка!

– Например, ты, приятель, – Фокусник вдруг указывает на парня, сидящего во втором ряду. Два шага – и Виктор уже в зале. – Мне кажется, ты не веришь в чудо.

Парень улыбается в предвкушении. Этот трепетный восторг передаётся всему залу.

– А если я скажу, – продолжал фокусник своим глубоким бархатистым голосом. – Что чудо рядом с тобой?

Секунда – и то самое чудо действительно происходит. Внезапно парень вздрагивает, опустив глаза на лежащий у ног рюкзак. Зритель хмурится и осторожно тянет за собачку молнии.

Сидящие рядом зрители ахают. Остальные замирают в непонимании, пока из рюкзака, только завидев свет, не вырывается самый обыкновенный голубь. Он взмывает, пролетает круг над залом и опускается на стульчик, стоящий на сцене.

– Как? – слышу я голос парня.

– Чудо! – смеётся Виктор, возвращаясь на сцену. Даже в эту минуту он движется, чуть пританцовывая под нежные скрипичные мотивы. – Если хочешь, друг, я заверну его для тебя.

Фокуснику стоит лишь взмахнуть рукой, как голубь, замерев в ступоре, падает прямо ему в ладонь. Птица не движется, будто чучело. Колдун протягивает её парню, но тот, пусть и с улыбкой, мотает головой.

– Ладно, пусть летит! – пожимает плечами Виктор.

Снова быстрый пас руками – и вместо голубя в воздух поднимается стайка чёрных бабочек.

Я замираю от накатившего восторга. Кажется, фокусник и сам не замечает, как делает свои трюки. Вот-вот щёлкнет пальцами – и произойдёт ещё что-нибудь невероятное!

А Виктор тем временем уже задумал новый фокус. Никто не замечает, как в руках фокусника появляется небольшой букетик пушистых бархатцев.

Глаза Виктора загораются ещё ярче.

И вдруг – тень за спиной иллюзиониста движется в сторону от него. В призрачной руке она сжимает тот самый букет. Силуэт фокусника плывёт по стене в свете прожектора, неся цветы, останавливается у второго ряда и протягивает оранжевые бутоны какой-то женщине, сидящей с краю.

Зал снова в восторге.

В одну секунду тень вздрагивает, скользит обратно к сцене и вновь встаёт за Виктором.

Как он это делает?

Виктор колдует и дальше. Игриво пританцовывая, он умудряется и превращать карты в цветы, и поджигать предметы одним взглядом, и делать зрителям странновато красивые подарки. Иногда он смотрит на меня – как тебе представление? Я отвечаю только улыбкой. В голове не укладывается, что всё это всего лишь иллюзии.

Но для меня гвоздём программы становится момент, когда фокусник решает вырвать будущую ассистентку из тёмного зала. Виктор стоит, оглядывает зрителей и улыбается ещё шире:

– Есть доброволец? – Он тут же смотрит на меня. – Может быть, вы?

Фокусник спускается в зал и подаёт мне руку. Немного растерявшись, я поднимаюсь на сцену. Мне не привыкать к публике. Её я не боюсь. Гораздо больше меня пугает неопределённость – какой фокус Виктор задумал для меня?

Зато фокусник ничуть не волнуется.

– Ты любишь гусениц? – спрашивает он.

Я пожимаю плечами.

– Ровно, – говорю я.

Я могла бы догадаться, что прямо сейчас из банки появится большая зелёная гусеница. Виктор достаёт её осторожно, чтобы не навредить. Гладит. Кладёт на вытянутую ладонь и гордо показывает залу.

– Как видите, – улыбается он, наблюдая, как червячок немного приподнимается и шевелится. – Это гусеница. Забавная, правда?

Реакция зала неоднозначна. Одни заворожённо глядят на руку фокусника, другие морщатся, третьи упорно продолжают снимать. Тем временем, Виктор обращается ко мне:

– Протяни руку.

Я слушаюсь. С той же осторожностью он перекладывает гусеницу на мою правую ладонь и загадочно улыбается – хочет заинтриговать. Я молча наблюдаю за зелёным существом. Никогда не видела таких больших гусениц. Её подбирали так, чтобы было видно с самых дальних мест, может быть даже специально кормили – и результат вышел впечатляющий.

Когда толстушка начинает ползти, мне становится не по себе. Я осторожно придерживаю её и жду.

– Знаешь, – говорит фокусник. – Мне больше нравятся бабочки. А тебе?

– Наверно, тоже, – неуверенно отвечаю я.

– Ну вот и замечательно.

И вот, фокусник уже сжимает мою левую руку. Пальцы у него твёрдые, крепкие, холодные как лёд. Этот лёд жжётся и колется, отдаваясь на моём запястье огромными мурашками.

На секунду мне снова хочется сбежать.

Виктор осторожно накрывает гусеницу моей ладонью, глядит на меня и улыбается ещё шире.

Зал замирает.

Хлоп!

Я вздрагиваю от неожиданности и морщусь. Фокусник легко поднимает мою руку – зал заливается аплодисментами.

Я открываю глаза.

– Боже… – шепчу я.

На ладони сидят бабочки. Вполне реальные, очень даже осязаемые чёрные бабочки – с лапками, крылышками и усиками. Целых четыре. Я не могу поверить. Виктор действительно волшебник!

– Покажи залу, – тихо говорит он.

Я вытягиваю руку. Бабочки распускают крылышки, взмывают в воздух, взлетают надо мной, над Виктором, поднимаются к прожекторам и пропадают из виду.

Люди аплодируют. А я стою на сцене, слышу гитарный мотив и гудение аппаратуры, наслаждаюсь светом прожектора, и понимаю, что это моё место.

Я прихожу в себя, только когда спускаюсь обратно в зал. Вся горю. И самое удивительное, что это ещё не всё. Запястье чуть покалывает. Я осторожно одёргиваю рукав. Записка. Поднимаю глаза на фокусника – а он улыбается, уже исполняя новый трюк.

На небольшом клочке бумаги быстрым почерком начерканы всего три слова – «Зайди после шоу».

Я даже не знаю, как передать мой восторг. Я видела совсем немного фокусников, но уже уверена – этот самый лучший из всех существующих.

Никто не замечает, как проходит шоу. Кажется, будто весь зал, каждого зрителя погрузили в какой-то другой, волшебный мир. Здесь отменили законы физики и всякую тоску, сотворили что-то абсолютно новое и восхитительное.

А глядя на Виктора, я вообще забываю о том, как дышать. Даже к концу представления ни один жест фокусника не выдаёт усталости. Это просто сверхчеловек.

Даже прощается со зрителями Виктор по-своему. Улыбается, отвешивает вежливый поклон, собирает цветы и подарки от подбежавших к сцене поклонников. А потом делает несколько шагов назад. Разводит в стороны руки, сжимающие букеты, выпрямляется, и…

Просто пропадает, разлетевшись стайкой уже знакомых зрителям чёрных бабочек.

Некоторые аплодируют стоя, а я уже бегу в закулисье. Мне хочется застать фокусника сразу же после шоу. Хочу снова почувствовать то, что когда-то чувствовала сама, уходя со сцены. Я вспоминаю ту расслабленную испарину, ту ломоту в ногах после выступления. Бесценное чувство.

В коридоре я сталкиваюсь с уставшими музыкантами. Эдик встречает меня натянутой улыбкой:

– Как тебе? – спрашивает он.

– У вас офигенная музыка! – радостно признаюсь я. – Я никогда такой не слышала…

– А часть мы сами написали. Как-нибудь сыграем ещё.

– Обязательно зайду потом.

Так мы и разбегаемся. Музыканты ныряют в свою гримёрку, а я тихонько подбираюсь к коморке фокусника. Побаиваюсь. Приятное волнение уже давно охватило всё тело, руки трясутся, по спине бегут мурашки. А в кармане лежит та самая записка. Для меня это как пропуск – пропуск в дом, где живёт Чудо.

Стучусь.

– Танюш, тебе можно без стука, – слышится за дверью.

Опять фокус. У меня вновь перехватывает дыхание.

– Виктор Палыч! – радостно тараторю я, влетая и захлопывая за собой дверь. – Виктор Палыч, это было просто… волшебно!

Он поворачивает голову и глядит на меня, будто затевает какую-то шутку.

– И тебе понравилось? – палит он всё так же игриво.

– Да, очень! Как вы подменили гусеницу? Она же была у меня в руках!

– Танюш, не задавай глупых вопросов. Какой иллюзионист будет выдавать свои секреты?

– А мне можно. Я же ваша ассистентка.

Я сама удивляюсь той наглости, с которой я сказала эти слова. Будто и не я говорила, а моя сестрёнка Лиза. А ведь её бестактность меня раздражает, я же всегда жаловалась на неё!

Я вспыхиваю. Мне становится настолько стыдно, что я тут же отвожу взгляд. Следи за словами, Татьяна.

– Узнаешь позже, – уже спокойней говорит Виктор. Он кивает на красное кресло. – Садись. Конфетки будешь?

Зрители щедро одарили его и цветами, и коробками шоколадных конфет, которые фокусник небрежно оставил на столе. Но я ничего не трогаю. Я просто хочу быть здесь.

Пока я занимаю кресло, Виктор успевает снять пиджак и закатать рукава рубашки. И только сейчас я замечаю, что под одеждой фокусника скрываются красочные узоры, покрывающие кожу. Левое запястье украшают начерченные тату-мастером наручные часы, от которых до самого локтя тянется орнамент в виде звериных черепов. Правую руку занимают яркие дольки арбуза, разноцветные фрукты, бутоны цветов и пёстрая надпись «Viva la vida». Завораживающая картина.

– Люблю татуировки, – поясняет фокусник.

– Красивые… – невнятно бормочу я. Хочется сказать больше, спросить о значении надписи, признаться, что я тоже хочу потом сделать себе тату, но что-то снова цепляет меня за язык. Опять боюсь.

– Знаешь, что-то тебя беспокоит, мне кажется.

– О вас тут слухи ходят.

Я не знаю, откуда выскакивает этот ответ. Виктор будто чувствует, что мне хочется спросить о его репутации, и сам подводит к нужной теме.

– Какие? – В глазах фокусника уже во всю пляшут искры.

– То вы ассистентку с ума сводите, то клавишника убиваете.

Виктор смеётся.

– Дай угадаю – с кем-то из музыкантов говорила, да?

– Да.

– Погоди-погоди! – он растягивает губы в ехидную ухмылку, но старательно изображает раздумье. – Барабанщик слишком молчаливый, гитарист меня боится… значит, ты говорила со скрипачом?

– Да, именно.

– Нормальный парень, правда болтает много не по делу. Как его… Эдик, по-моему. Он за Олей ухлёстывал.

– А что с этой Олей случилось?

– Испугалась репутации театра. История у него неприятная, мягко говоря… – Фокусник шутливо хмурит брови. – Даже не думай задавать вопросы, пока голуби ещё голодны!

Похож. Чёрт возьми, как же он похож на дедушку! Я не верю в это. Кажется, будто сработала какая-то реинкарнация, переселение душ или что-то вроде того. С каждой минутой замечаю всё большую схожесть.

Но есть ещё в Викторе что-то большее. Не знаю, как это назвать, но с каждой минутой, пока я рядом с фокусником, оно становится только сильнее. Оно напоминает магнитное притяжение.

Мне неловко кормить птиц в первый раз. И уж тем более неловко давать что-то насекомым – кажется, что они вот-вот вырвутся из своих террариумов, а фокусник разозлится на меня.

Но Виктор лишь улыбается.

Когда я возвращаюсь в своё кресло, мне дико хочется продолжить разговор с этим человеком.

– А какие фокусы я буду делать? – немного наивно спрашиваю я.

– Пока не скажу, – лукаво улыбается фокусник. – Дорогая, а ты о театре-то много слышала?

– Не особо, если честно.

– Ты попала в странное место, Танюша. Такие обычно называют «мистическими».

– То есть?

– Ну, знаешь, всякие там аномальные зоны, где пропадают люди и творится всякая паранормальщина.

– Вы про клавишника?

– Да что ты со своим клавишником? – В голосе Виктора проскакивает раздражение. – Наш театр с душком был ещё задолго до того, как этот парень на свет появился!

– А что тут было?

– Разное. Сначала богатый домишка каких-то буржуев, потом склад, жилой дом… А театром эта развалина только недавно стала. И всегда в ней творилась всякая дичь.

– Например?

– Первый хозяин был купцом, табак продавал. Только переехал в этот дом со всем семейством, как его жена неожиданно отправилась на тот свет. А потом старшая дочурка этого купца сбежала с каким-то проходимцем. Её нашли, причём совсем скоро. На пороге родного дома валялось то, что от неё осталось. Говорили, зрелище было не из приятных – девчонку обглодали какие-то твари. Кто-то говорит, что собаки, кто-то, что крысы – чёрт знает, полтора века назад было.

– А купец?

– А купец прожил долго. Женился во второй раз, оставил громадину сынишке, а парень здесь и не появлялся ни разу. Так и пустовала хибара эта. А потом уж пришли «красные» с их революционной заварушкой и живенько переоборудовали зданьице. До тридцатых была скука смертная, потом заселились всякие. Говорят, здесь в блокаду каннибалы обитали.

– Каннибалы? – с ужасом переспрашиваю я.

– Целое семейство. Бабка, сын, его жена и ещё кто-то. Долго не продержались. Арестовали. Самое забавное, что даже после их ареста здесь два человека пропали. После войны стали постепенно разъезжаться, домишко опустел. Тут в восьмидесятых музыканты тусовались. Убийство одно было. Говорят, по пьяни. Потом всё постояло, обветшало. И пришли люди с молотками. Ремонтники. Всё переделали, забили фанерой. Пока творили, два несчастных случая. А потом всё понеслось…

– Что понеслось?

– Ох, как глазки-то загорелись! – Виктор довольно ухмыляется и откидывается в кресле. – Вижу-вижу, интересно. Люди у нас то пропадают, то погибают, то в больницы попадают. Ну вот, например, тот же самый Семён. Или певичка Вера, которая в Неве потонула. Или сценаристка Аня, которая месяца два назад чуть не спалила весь театр. Саму еле вынесли. Короче говоря, место у нас нечистое, черти бродят, духи по ночам цепями гремят. Кто-то пустил слушок, что это я со всеми тут расправляюсь. Вот ты веришь, что это я?

И смотрит. Чёрт возьми, как же пронзительно он смотрит на меня! Прямо сейчас, прямо в эту минуту, фокусник напоминает нечто особенное, какой-то сгусток живой, неистовой энергии, который только и ищет повод, чтобы поделиться своим напором.

– Нет, – как загипнотизированная, отвечаю я.

– Для ассистентки простительно. Понимаешь, подруга, я обожаю слухи о себе. Обожаю все эти сплетни, перешёптывания…

– Почему?

– Ты уже бывала на сцене. Помнишь, тот самый момент, когда отвешиваешь поклон? Когда ты уже выжал себя до капли, на ногах не стоишь, а зрители всё аплодируют? Они будто возвращают то, что ты отдал. Во-от! Важно захватить человека, вызвать у него эмоции. Любые эмоции. Восторг, страх, злость – неважно. Отдача зрителя превыше всего для любого артиста. Не только для фокусника. Другие ребята для меня такие же зрители. Даже ты.

Он живёт тем, что делает. Это чувствуется в каждом слове, каждом жесте, каждой улыбке.

– Знаешь, за что я тебя ценю? – вдруг интересуется фокусник.

Вспыхиваю. Я всё ещё не привыкла к этому человеку. Мне неудобно находиться с ним один на один, особенно в замкнутом пространстве. И даже не столько из страха, сколько из-за этой самой непривычности. Может быть, красное кресло уже и моё, а вот должность ассистентки ещё не даётся.

– За что?

– За то, что ты умеешь слушать.

– Спасибо.

– Знаешь, мне кажется, ты бы ещё долго слушала. Только вот домой бы тебе пора. Поздно уже.

Его слова меня немного напрягают, но фокусник говорит их настолько весело, настолько легко, что они тут же вылетают из моей головы. На радостях я даже хочу обнять Виктора, но тут же мысленно одёргиваю себя. Всё-таки, мы ещё не так близки. А ведь хочется. Хочется, чтобы он стал мне как дедушка. Может быть, когда-нибудь мы и в карты так же играть будем.

Мечты-мечты…