Читать книгу Шанс на счастье - Ната Хаммер - Страница 6

Алевтина Сергеевна бродила по факультету вычислительной математики и кибернетики МГУ в поисках доски объявлений.

Проникнуть на факультет ей удалось не сразу. Охрана сообщила ей, что посторонних в здание не пускают. Алевтина Сергеевна честно призналась, что хотела бы посмотреть на студентов с факультета вычислительной математики с целью найти подходящего квартиранта. Ей сказали, что их можно разглядывать в вестибюле. То, что на входе и выходе они мешались со студентами экономфака, охранники во внимание принять не хотели. Алевтина Сергеевна провела разведку на местности, увидела на стенде объявление о компьютерных курсах для школьников, позвонила по телефону, сообщила, что хотела бы записать на курсы внука, попросила заказать пропуск и в итоге торжественно прошла мимо церберов с гордо поднятой головой. В ее сумочке было объявление, написанное от руки, и скотч, а за обшлагом пальто – английские булавки на случай, если доска окажется обтянутой тканью. На листе в клетку Алевтина Сергеевна вывела: «Сдам комнату студенту-компьютерщику без вредных привычек, желательно отличнику. Бартерная оплата. За обучение компьютеру. Звонить по телефону строго с 10 до 10». Алевтина Сергеевна указала домашний телефон, а свои имя-отчество решила не писать, конспирация еще никому не вредила, да и кто в ее квартире может ответить на звонок кроме нее.

Наконец доска была найдена, объявление закреплено, и оставалось дойти до компьютерных курсов, чтобы поставить отметку на пропуске. Отыскав нужную аудиторию, Алевтина Сергеевна приоткрыла дверь и заглянула в щель. В аудитории сидел человек с телом хилого подростка и дремучей бородой, плавно переходившей во всклокоченную гриву. На носу сидели тяжелые очки с толстыми стеклами. Он мельком взглянул на приоткрывшуюся дверь и вновь уставился в монитор, в который он, похоже, смотрел уже много лет без перерыва. Из-под стола торчали его ноги в истрепанных джинсах и грязных кроссовках. «Такой квартирант мне не подойдет», – решила Алевтина Сергеевна, раскрыла дверь пошире и смело вошла внутрь.

Бородач оторвал взгляд от экрана.

– Вы ко мне? – поинтересовался он у Алевтины Сергеевны.

– Еще не знаю, – ответила та. – Мне на курсы.

– Какого возраста ваш ребенок?

– А пенсионеров берете? – вопросом на вопрос ответила Алевтина Сергеевна.

Бородач изучающе уставился на посетительницу.

– Вы лучше в районную библиотеку сходите, – предложил он после короткой паузы. – Пенсионерами библиотеки занимаются. Бесплатно, – добавил он.

Алевтина Сергеевна чуть не задохнулась от возмущения.

– Молодой человек! Вы меня с другими пенсионерами не равняйте! Мне интернет не для игрушек нужен, у меня дело серьезное, государственного значения…

– Тем более, – остановил ее тираду бородач. – Мы не заточены на людей государственного значения.

– Тоже мне, курсы называются, – проворчала Алевтина Сергеевна разочарованно. – Насажали тут недоучек. Двоечником, наверное, был, когда учился? – Алевтина Сергеевна не заметила, как перешла в разговоре на «ты».

Бородач на выпад не ответил.

– Я вам могу еще чем-то помочь? – поинтересовался он, глядя на нее с тем выражением лица, с каким смотрят на назойливую муху.

Алевтина Сергеевна протянула бородачу свой пропуск.

– Распишись в собственной беспомощности и печать поставь. А еще голову причеши и кроссовки помой. Как тебя только к школьникам подпускают, такого неряху?

Бородач молча расписался на листке и поставил лиловый оттиск.

– До свидания, – попрощался он бесстрастным голосом.

– До какого свидания? – не унималась Алевтина Сергеевна. – Надеюсь, я вижу тебя первый и последний раз.

– Тогда прощайте, – исправился бородач тем же голосом робота.

– Так-то лучше, – удовлетворилась Алевтина Сергеевна, вложила пропуск в паспорт, подхватила сумочку и вышла, энергично хлопнув дверью.

Тут зазвонил телефон. Шурка, неотвязная Шурка!

– Мама, поздравляю с днем рождения! – раздался из трубки бодрый голос.

– Шура, ты издеваешься? – с раздражением спросила Алевтина Сергеевна. – В моем возрасте день рождения – это повод для соболезнования.

– Хорошо, мы сегодня к тебе вечером приедем – пособолезнуем, – объявила Александра.

– Не надо, – принялась отбиваться Алевтина Сергеевна.

– Мы все равно приедем, – твердо произнесла Александра.

Алевтина Сергеевна осознала, что в гостиной по-прежнему разложены вещи, а в холодильнике – шаром покати и сейчас уже два часа дня…

– Сразу предупреждаю, – сообщила она в трубку, – готовить я ничего не буду. Чаю попьем и разбежимся.

– Еду я с собой принесу, – успокоила ее Александра.

– И не вздумайте дарить мне подарков, – предупредила Алевтина Сергеевна. – Я уже не знаю, куда их складывать. Сама видела…

Продолжить мысль Алевтина Сергеевна не успела.

– До встречи! – бодро крикнула ей Александра. – Мы будем к восьми.

И отключилась.

Надо было бежать домой – перепрятать компьютер, но куда? На лоджию зять непременно выйдет покурить. Решила укрыть одеялом на кровати в спальне и навалить сверху одежды из гардероба. Надо же было забыть, что сегодня – день рождения. Впрочем, неудивительно.

Алевтина Сергеевна дни рождения не любила. Вообще. Когда она была маленькой, дни рождения еще никто не праздновал. По крайней мере, в их селе. А именины, после ареста батюшки Михаила, сноса колокольни и переделки церкви в клуб, уже никто не отмечал. И по святцам имена уже не выбирали, а выбирали кому как захочется. Так мать рассказывала. А еще рассказывала, что надеялась на выкидыш после мобилизации мужа на фронт. Потому что уже двое детей на руках было. Парилась в бане до одури и поднимала тяжелую шайку с водой, надеясь, что выкинет. Но не выкинула. А в октябре родила ее, Алевтину. Крохотную, голубоглазую, с белыми волосиками. Потом закрылась в чулане, достала из-под половиц икону Богородицы и долго молилась, прося помощи себе и защиты мужу. Но не помогла ее молитва. Похоронку принесли уже по первому снегу. И молоко у нее пропало в тот же день. Хорошо еще, что корова доилась и можно было кормить коровьим, хоть жирность у него была высокая – и кричала Алька от боли в животе, и поносила поначалу. Зачем мать все это ей рассказывала? Зачем?!

Мстила она Альке за ее появление на свет, вот зачем. Потому что Алька всегда была непокорная. Делала все поперек. Мать называла ее дика́я. И с отчимом Алька не сошлась. Старшие Нюрка с Юркой сошлись, а она нет. Сосед Митрий без ноги с войны вернулся, а жена его в сорок третьем завербовалась на какой-то секретный завод, да и сгинула. Покуковал Митрий, покуковал, да к соседке и пристроился. Огороды объединили. А дом Митрия сдавали учителям. И всем был хорош Митрий. Пил только сильно. А Алька пьяных на дух не переносила и все время с кулаками на Митрия кидалась. А тот напивался когда – добрый был до соплей. Веревки из него вить можно было. Мать, бывало, сама и подносила. А Алька с кулаками. Мать ее чилигой[2] – хлысь! И колко, и обидно. Алька к учителям в дом убегала. Туда мать с чилигой не совалась, перед учителками стыдно ей было. Алька иногда и ночевала там. Зачитается какой-нибудь книжкой и заснет…

Нет уже никого: ни матери, ни отчима, ни Юрки с Нюркой. Только могилки на старом кладбище. В последний раз ездила – едва нашла: эта самая чилига, которой ее мать лупцевала, кругом проросла – не подступиться. А была бы покорная – может, тоже уже ровненько лежала между ними. Нюрка с Юркой как взяли в подростках в руки вилы да лопаты, так с ними и срослись на всю жизнь, а жизнь их согнула и в земельку уложила. А Алька – нет. Альке мать мотыгу даст в руки – иди, картошку окучивай. А Алька мотыгу под лопухи, а сама через плетень шасть – и на речку или в лес. Принесет в корзинке ягод или раков в речке наловит – мать уже ругаться не может. Картошку потом Нюрка окучивала.

А когда Альке исполнилось четырнадцать – совсем от рук отбилась, мать ей стала не указ. Но училась хорошо. В отличие от Нюрки с Юркой. А потому отправили Альку после восьмилетки в город – в финансово-экономический техникум. Больше она уже в село не вернулась. Слала поздравительные открытки, благодарила за переданные с оказией продукты. И даже про свадьбу свою родственникам не сообщила. Понятно, не приехали бы, дорога-то – полдня пути, а в колхозе как раз посевная, но пригласить, по их мнению, Алька должна была. Но выходила она за без пяти минут офицера-ракетчика, и предложение он сделал скоропалительно – перед самой отправкой к месту службы. Да и не было свадьбы – расписались только и чаю попили. Но в село новость сорока на хвосте принесла – и тут посевная не посевная, мать в город примчалась. Мужа одобрила, но обиделась на всю жизнь за такое самовольство. И умерла прямо в Алькин день рождения – насолила так насолила напоследок…

По пути из университета Алевтина Сергеевна зашла в магазин на углу, купила торт «Наполеон» полукилограммовый, один лимон и чай черный в пакетиках.

В десять минут девятого уже приплясывала у входной двери. В пятнадцать позвонила дочери и заявила, что, если их через пять минут не будет, она ляжет спать. Потому что устала. Через пять минут они прискакали. Александра внесла в квартиру сумку, распространявшую умопомрачительные запахи, зять Петр – букет бордовых роз, а внучка Маша – себя. Алевтина Сергеевна с удовлетворением осмотрела внучку: фигурка гимнастки – кажется, вот возьмет разбег и сделает сальто, светло-русые волосы – натуральные, а глаза как у бабушки – голубые, со смешливым прищуром. Но семейный комплект был не полным…

– Так, а Пашка где? – не дав открыть рта гостям, строго спросила Алевтина Сергеевна.

– Что, баб, уже соскучилась? – вопросом на вопрос парировала Машка. – Ты же его вчера видела.

– Мама, позволь мы войдем, – твердо сказала Александра.

– Заходите-заходите, – запоздало разрешила Алевтина. – Ты, Петя, напрасно так шикуешь, розы эти завтра повянут, а ты за них уйму денег отвалил.

– Меня всегда восхищает ваша экономность, Алевтина Сергеевна, – Петр протянул теще букет. Алевтина Сергеевна критически оглядела зятя – его неуместно официозный пиджак и тщательно уложенные волосы, взяла цветы в скрипучем целлофане и положила, не глядя, на кованый столик.

– Лучше бы ты мне розетку в маленькой комнате починил.

– Так Паша разве вам ее вчера не починил? – удивился Петр.

– Не починил, – разочарованно вздохнула Алевтина Сергеевна. – Руки у него не тем концом вставлены.

– Хорошо, давайте инструменты, – и Петр решительно снял ботинки.

– Нет, мы сначала бабу поздравим, – предложила Маша, встав в гимнастическую стойку перед зеркалом – грудь развернута, подбородок вверх, ноги в третьей позиции. Она поправила локоны и подкрасила губы.

– Чего губы-то красить? – не удержалась Алевтина Сергеевна. – Сейчас все равно всю помаду съешь.

Маша на бабушкин выпад не ответила, поддернула обтягивающие спортивные ягодицы джинсы, чмокнула себя в зеркало и повернулась к остальным.

– Да, давайте сначала поздравим, – поддержала Александра дочь. – А то пирожки остынут. Я сделала с ливером…

– С ливером я люблю, – одобрила Алевтина Сергеевна. – Мать жарила их в ноябре, когда свинью забивали. Мужики тушу еще опаливали и скоблили, а мать уже начинку из печенки готовила…

– Баба, прекрати, меня сейчас стошнит! – запротестовала Маша.

– Ой-ой, а что, думаешь, твои стейки на деревьях растут? – вскинулась Алевтина Сергеевна. – Их из коровы вырезают. Кстати, Шурка, а ты помнишь, что сегодня день памяти твоей бабушки?

– Помню. Я с утра в церковь заезжала, молебен за упокой заказала.

– Так, девочки, мы тут приехали за здравие выпить, давайте сменим тему, – предложил Петр.

Все согласились, засуетились, разложили еду по тарелкам, налили шампанского в старые фужеры с потертыми золотыми ободками, чокнулись, пожелали Алевтине здоровья и отхлебнули по чуть-чуть.

– Ух, кислое какое, – сморщилась Алевтина Сергеевна.

– Настоящее. Брют, – коротко сообщил Петр.

– У моей матери квас был такого вкуса.

Александра сделала знак Петру, Петр полез в карман пиджака, вынул конверт.

– Мама, – волнуясь, торжественно начала Александра, но Алевтина Сергеевна ее перебила:

– Мне ваших денег не надо.

– Это не деньги. Это письмо от папы, – Александра протянула конверт матери.

– Какая прелесть! Что это он вдруг обо мне вспомнил? Писать научился? А я, видишь ли, разучилась читать, – она выхватила письмо из рук дочери и стала остервенело рвать конверт с содержимым. Потом поднялась, подошла к окну, встала на цыпочки, открыла форточку и выбросила клочки в окно. Ветер подхватил и завертел обрывки, несколько клочков занесло обратно в комнату, и они приземлились на ковер. Над столом повисло молчание.

– Ты чего, Маш, не ешь? – переключилась на внучку Алевтина Сергеевна. – Диету опять держишь?

– Я после шести ничего не ем, – пояснила Маша.

– Похвально. Вот бы братец твой к тебе присоединился.

– А он присоединился, – сообщила Маша. – Вчера, как только от тебя пришел.

– Мама, – вмешалась в диалог Александра, – признавайся, что ты вчера наговорила Павлику? Его трясло весь вечер. Даже от ужина отказался.

– Может, не будем сейчас устраивать разборки? – с безнадежностью в голосе спросил Петр.

– Закормили вы Пашку. На бабу стал похож. Сиськи висят, задница торчит, – не вняв призыву зятя, высказалась Алевтина Сергеевна.

– Ты ему ЭТО вчера сказала?! – ахнула Александра.

– Зачем я буду ему это говорить? Он что, в зеркале себя не видел? Я ему подарила гантели, эспандер и пинцет. В процессе раскопок нашла, – пояснила Алевтина Сергеевна.

– А пинцет зачем? – заинтересовался Петр.

– Лишнюю растительность выщипать. Он со своей монобровью на гориллу похож. Еще лет десять девственником останется, если не выщиплет.

Маша поперхнулась шампанским, у Александры выпала вилка из рук, и только Петр продолжал жевать голубец. На несколько секунд над столом воцарилась тишина.

– С чего ты взяла, что Павлик – девственник? – наконец тихо произнесла Александра.

– Я спросила, – объяснила ей мать. – Прямо. Внезапно. Без обиняков. Имел ли он сексуальный опыт. Он сказал, что нет.

– Ну и что, что нет? – заинтересовался Петр.

– А то, что ему скоро двадцать пять. Наше поколение к этому возрасту было все поголовно женатое. Ваше – уже и разведенное по первому кругу. А тут – неподнятая целина. Это ненормально, – завершила обзор бабушка.

– А задавать такие интимные вопросы внуку – это нормально? У него есть для этого папа и дедушка, – вспылила Александра.

– И что толку с папы и дедушки, если внук в двадцать пять – еще мальчик!

– Можно я уже пойду? – спросила разрешения Маша.

– Иди-иди, – разрешила бабушка. – Все равно не ешь.

Маша поднялась, подошла к бабушке, поцеловала ее в пучок на макушке и исчезла за дверью. Отец проводил ее завистливым взглядом.

– Дверь там захлопни! – прокричала вдогонку бабушка и развернулась к дочери с зятем: – Вот теперь мы с вами и поговорим! – С этими словами Алевтина Сергеевна протянула руку и достала с полки мягкий пакетик из-под молока, а из него – газетные вырезки.

Петр беспомощно застонал.

– Не надо стонать, Петя, вот когда посадят, тогда будешь стонать. А сейчас пока послушай.

– Алевтина Сергеевна… – начал было Петр, но теща не дала сбить себя с курса.

– Вот почитай это, – и она сунула зятю в руки статью из «Московского комсомольца».

Петр брезгливо взял вырезку двумя пальцами и наморщил веснушчатый нос.

– За последние два года за решетку отправили в два раза больше бизнесменов, чем до этого. Так что завязывай со своим предпринимательством, а то Шурка будет тебе в тюрьму передачки носить.

– Мама, как ты не понимаешь разницы? – вмешалась Александра. – Бизнес отжимают у тех, кто нефть качает или водку производит. А Петя продает продукт своей интеллектуальной деятельности…

– Понимаю. Только напомни мне, куда он продает этот продукт. На Запад? Вот то-то. Обвинят в продаже стратегически важных технологий и упекут.

– Мам, ну смешно, – продолжала убеждать Александра. – У Пети есть официальное заключение, что его приборы для нашей страны не актуальны. В рамочке висит на стене у него в кабинете. На бланке и с подписью.

– Снимите немедленно! – заволновалась Алевтина Сергеевна. – Заверьте у нотариуса копию, и не одну, а оригинал положите в сейфовую ячейку в банке. Желательно швейцарском. А то потом возьмут за жабры компетентные органы, кинетесь – а документ-то тю-тю! Они же и выкрадут.

– Мама, хватит молоть чепуху! – вспылила Александра.

– Молоть чепуху?! – оскорбилась Алевтина Сергеевна. – Погоди, ты еще вспомнишь, что я говорила… Будешь сопли на кулак мотать…

– Мы, пожалуй, пойдем! – Александра положила приборы на тарелку и решительно встала. Петр засунул в рот капустный лист от голубца и немедленно вскочил, бросив вырезку на грязную тарелку.

– А как же розетка? – вспомнила вдруг Алевтина Сергеевна. – Петя обещал починить.

– Мам, если я еще пять минут здесь останусь, я тебя задушу, – вырвалось у Александры.

На этих словах все еще жевавший капустный лист Петр поперхнулся, покраснел, закашлялся и с ужасом посмотрел на жену.

Алевтину Сергеевну словно пригвоздило к стулу.

Дочь и зять, не глядя на именинницу, вышли в коридор, а она так и сидела за столом, неподвижная и немая. Слышала только, как возятся там, в коридоре, с пальто и обувью, как выключился свет и захлопнулась дверь.

Тогда она встала, думая, что нужно закрыть на ночь нижний замок, и, не включая свет в коридоре, на ощупь побрела к входной двери. Проходя мимо столика с телефоном, задела длинный целлофановый кулек с розами, букет свалился, Алевтина Сергеевна наступила на него и, поскользнувшись, потеряла равновесие. Пытаясь не упасть, она схватилась за край кованого столика. Одноногий столик накренился, ухнул, больно черкнув краем столешницы по бедру, и глухо ударился о ковровую дорожку. Алевтина Сергеевна со стоном осела на пол.