Читать книгу Последний мужчина на Земле - Наталия Хойт - Страница 10

У Кристины Краско сегодня была проблема – она никак не могла отчистить пятнышко крови с лаковых туфель.

Кристина Краско пришла на работу, как всегда, ровно в восемь – ни раньше, ни позже. Хотя правила офисного планктона вроде бы гласили, что на свое рабочее место надо прибывать не позднее чем за пятнадцать минут до восьми. И тогда все будет гут, как говорил ее сосед по квартире Камиль. Вспомнив его, она поежилась – вот уж кому-кому, а этому-то было точно наплевать на офисные правила – незадолго до Часа икс его сделали начальником отдела. И он ходил павлином по квартире, почесывая свою огромную задницу утром в субботу – как всегда с бодуна – и слушал свои глупые гармошечные песни. Камиль бесил ее. Равно как и третья представительница офисного планктона, обитающая в их трешке недалеко от Кунцевской, которую они снимали вскладчину. Она была какой-то не от мира сего. А все кто были не от мира сего, очень бесили ее. А может, не только по этой причине она подсознательно злилась каждый раз, как видела Василису, фамилию которой она даже не давала себе труда спросить, у себя перед глазами. Может, эта Васька злила или просто раздражала всех окружающих самим фактом своего существования. А может, Кристина просто была стервой (ей очень нравилось ощущать себя красивой московской стервой, хотя насчет ее красоты каждый, кто знал ее, могли бы поспорить – и выиграл бы спор… поспорить с кем-нибудь другим, только не с ней) – и ее бесили вообще все, кроме нее самой. У нее самой изъянов, естественно, не было и быть не могло.

Кристина Краско часто злилась. Или раздражалась. Она, кажется, и добилась в жизни чего-то от постоянной злости на всех и вся. Когда мужчина, с которым она делила постель, не просыпался раньше нее, потому что ему надо было ехать на работу на час позже или он болел, она презрительно косилась на его постепенно заплывающий жиром живот, вставала с постели и говорила сама себе – мне никто не нужен. Пусть этот олух дрыхнет хоть всю жизнь, если ему так нравится. А я должна идти. Должна опять и опять выходить в мир и с ним бороться.

Теперь он, а также Камиль и все ему подобные сгинули – и черт с ними. Туда им и дорога. А она, Кристина, пойдет дальше по жизни на своих двадцатисантиметровых каблуках, которые делали ее намного выше ее ста пятидесяти сантиметров. Пойдет выше и выше по карьерной лестнице, пока не доберется до самых высот. И никто не встанет у нее на пути. Аминь.

Офис был наполовину полон. Но и наполовину пуст, с другой стороны. Кристина недовольно скривилась. Ленивые сучки. Ничего, когда она станет их начальницей, они у нее узнают, где раки зимуют. А судя по обстановочке, начальницей она станет очень и очень скоро.

Возможно, даже сегодня.

И она хихикнула в наманикюренный кулачок.

Девушки, пришедшие в офис за пять и за десять минут до Кристины, стояли у кулера под кондиционером, обсуждая последние новости. Судя по толпе, постепенно собирающейся там же, новости были нешуточные (кто-то слушал, открыв рот, кто-то же притворялся, что не слушает, делая вид, что поливает фикус на полу или протирает несуществующую пыль с мониторов).

Новостей было две – а) почему вот уже несколько месяцев их давняя и преданная сотрудница Дина Колесникова так и не выходит из отпуска и б) пропала начальница отдела статистики – стало быть, их начальница – Ариадна Семёновна Гунько.

– И что ты по этому поводу думаешь? – повернулась к своей подруге Ульяна Смирнова, младший менеджер. Одновременно, задавая вопрос, она не преминула отметить про себя, насколько подурнела в последнее время Анька. И пару килограммов набрала (может, и больше, вот ужас-то!). и ногти стрижет под корень, вместо того, чтобы что-то с ними делать. И туфли не покупала вот уже полгода, с самого декабря. И голову моет не каждый день, что уж совсем не простительно! Конечно, Ульяна знала, что у Аньки больная дочь, даже сочувственно кивала каждый раз при упоминании об этом, но все равно – ситуации это не меняло. Как говорила Коко Шанель – женщина должна оставаться красивой при любых обстоятельствах. Или не Коко Шанель, может, это был кто-то еще? Неважно. Может, это она сама так когда-то подумала. Да, она не лишена здравого смысла. А при любых – это значит при любых – и точка. Так что Ульяна слегка сморщила уголок рта – это показывало ее презрение для нее самой, но незаметно для глаз окружающих. Сама Ульяна считала, что похожа на Барби и тайно гордилась этим. А вот ее подруга была несколько полновата, и волосы ее свисали на лицо и на лоб жидкими пергидрольными прядями. Порой Ульяна спрашивала себя, а сознает ли Анька, какой, в общем-то, чести она удостаивается в их офисе, дружа с ней, Ульяной. Ведь только из-за этого она могла пить чай вместе со всеми остальными людьми на кухне. Иначе ей бы пришлось пить чай прямо на рабочем месте у компьютера, как это делает Евстафьева.

– Ничего не думаю, – пожала плечами Анька. – Я просто не знаю, что думать…

«Потому что у тебя только и хлопот, что о своем маленьком дауненке, даже мозгами шевелить некогда», – опять же машинально подумала Ульяна.

– Да тут и думать нечего, – скривилась Людка, самая старшая из них. Она была настолько толстая и рыжая, насколько это вообще возможно, чтобы проходить в дверь. – Помните, как эта фифа вечно крутила сиськами перед Ивановым? Ей можно было уходить в отпуск когда угодно и возвращаться тоже когда угодно.

– Точно! – ахнула кудрявая тридцатилетняя Тонька, чье рабочее место было так захламлено, что бумажные потоки и горы степлеров лавиной обрушивались на любого проходящего мимо ее стола. – Я как-то раз зашла к нему в кабинет без стука, а она стоит над ним, близко-близко, и сиськи прямо так и вываливались из лифчика! А он смотрит голодным взглядом. Еще наорал на меня тогда, чтобы без стука не входила.

Ульяна:

– Ну, всё ясно. Как это мы раньше не замечали. – Качает головой.

– Вот-вот. Так что уехала наша Динка в бессрочный отпуск… прямо в январе…

– Да? А я вот слышала другое, – негромко прозвучал чей-то голос из толпы, и чья-то рука с пластиковым стаканчиком, полным воды «Аква Минерале» без газа, едва заметно дрогнула в предвкушении сенсаций. На короткий миг вдруг стало тихо-тихо. Кто-то закурил сигарету, стараясь дымить в форточку, но дым все равно тянул в офис.

– Я вот, например, слышала, что у Динки и не было никакого романа с Ивановым, а все это выдумки всяких завистливых куриц.

Не последовало ни одного возражения.

– Но как тогда так получилось, что она до сих пор не вышла из отпуска? – сказал кто-то. – Ведь не могла же она просто пропасть…

– Ха-ха, ты о чем вообще, Кошелева? Половина населения Земли пропала, а ты туда же – не может. Значит, может.

– Да, но она же ведь…

– …а еще я не только слышала, но и видела кое-что. – продолжал голос. Да кто же это был? – На новогоднем корпоративе я зашла в туалет в ресторане, а кабинка не была закрыта. Я резко дернула дверь на себя, а там стояла Динка. Ко мне спиной.

– И что?

– Стояла. Ко мне спиной. Вам это, люди, о чем-нибудь говорит?

– Ну и что?

– Как что? Она стояла – и писала стоя!

Еще одна секунда гробового молчания – и все заговорили одновременно. В гуле женских голосов невозможно было ничего разобрать. Аня отошла от Ульяны, втайне любуясь ее идеально ровными ногами и замшевыми туфлями от Армани, и молча хлопала глазами. До нее еще не доходило.

– А еще, – продолжал голос, перейдя на хрипотцу от волнения и радости, что открывается доселе никому не известный секрет, – я видела в ее сумочке мужской крем для бритья. Или после бритья. Я не помню.

– Слушайте… – медленно начала Аня, потирая лоб. – Я вот сейчас вдруг тоже кое-что вспомнила. – У нее никогда не было с собой прокладок. Никогда. И она никогда не жаловалась на месячные, а когда я у нее спросила как-то раз, какими противозачаточными таблетками она пользуется, она засмеялась и сказала, что ей вообще забеременеть не грозит.