Читать книгу Последний мужчина на Земле - Наталия Хойт - Страница 5

Они подходили к окну и слышали отовсюду крики.

– О боже, мне это не нравится.

– Добро пожаловать в мир женщин.

– …

– Мне кажется, тебе пока не стоит выходить на улицу. А вот мне придется. Еды у нас маловато уже.

Прошла еще неделя. И еще. Он украдкой бегал на балкон, не выходя даже в подъезд. По телевизору говорили, все уже устаканивалось (они приспособились даже быстрее, чем он думал) – рассказали о какой-то там всемирной конференции по вопросам вроде «как жить без мужчин», как многие женщины переквалифицировались в рабочих и как решили поставить памятник мужчинам – как воспоминание о светлом прошлом… И интересная же теперь была жизнь! Никаких следов мужчин по-прежнему не наблюдалось, никто уже давно не призывал выйти на связь, ему никто не звонил, и он не звонил никому. Он предчувствовал, что его появление произведет эффект разорвавшейся бомбы. Но не торопился. Люди на улице часто теперь проявляли немотивированную агрессию, и он хотел хорошенько продумать свои действия по «выходу в свет».

С Лариской у них установились совершенно замечательные, но странные отношения. Он совершенно не понимал, к чему все идет, и порой чувствовал себя не в своей тарелке с ней, хотя они за эти дни, казалось, узнали друг о друге все, что только можно. И ни один из них не заводил разговора о том, что ему надо показаться. Так продолжалось какое-то время, а потом он первый сказал, что, наверно, надо дать о себе знать.

– Сколько уже времени прошло? – спросил он.

– Два месяца, – ответила она.

– Я должен что-то предпринять. Не могу больше.

– Нет! – невольно вскрикнула она. И тут он опять увидел в ее глазах то странное выражение, которое иной раз, как старая заноза, не давало ему покоя. Теперь он, кажется, уже знал ответ.

– Но я же не могу всю жизнь просидеть взаперти. Рано или поздно меня найдут. Или просто увидят на улице.

– И сделают из тебя… всеобщее достояние! – отвернулась она. – Ты что, не понимаешь, что будет?

– Ну да, я стану знаменитостью, меня станут водить на цепи по городам и селам и показывать маленьким девочкам… – усмехнулся он. – Но это неизбежная часть славы. А что в этом такого плохого?

– Да что ты, не понимаешь, что ли, а? Ты же теперь уникум! Таких, как ты, больше просто нет в природе! Когда они тебя увидят… все эти женщины… они… и ты…

А он слушал и не слышал.

– Да все ты прекрасно понимаешь, – прошептала она.

– И ты тоже, – вздохнул он. – Но почему ты так переживаешь-то? Я же никуда не денусь.

И взял ее за подбородок.

– Ну посмотри мне в глаза, не прячься.

– Знаешь, это будет как в той сказке, – печально улыбнулась она. – Когда принц оставил принцессу на морском берегу, ненадолго, а когда вернулся домой, забыл о ней.

Ее глаза заблестели.

– Да ты что, солнце! Не плачь! Как можно тебя забыть. Мне просто… надо выйти. Надо что-то сделать. Я больше не могу. Ты же знаешь.

– Знаю. Я просто думала, что все это продлится подольше. Но не имею права тебя держать. Иди.

Он чувствовал, что надо сказать что-то еще. В духе какой-нибудь мыльной оперы. Но на ум ничего не приходило, он вообще не очень был силён по части всяких там речей. Главное, думал он, чтобы она верила, что он вернется. По-честному. Но в конце-то концов, почему ему не вернуться? Ему просто нужен глоток свободы. Ну и конечно – очень интересно посмотреть, что же будет…

И он вышел. Был первый день весны. Солнце неимоверно слепило глаза. Полы его пальто развевались от ветра. Она смотрела на него с балкона, и он с улыбкой помахал ей. На душе было очень радостно, так радостно, будто ему было снова двенадцать, когда он вставал на заднее колесо на велике и ехал без рук. Было около двух часов дня. Он обходил лужи. Откуда-то громко играли «Ночные снайперы».

Первая женщина, словно что-то почувствовав, обернулась и посмотрела на него. И в этот момент весь мир замер. Был только этот взгляд, который не передать словами – она смотрела на него так, как смотрит человек, чудом избежавший смерти и еще не до конца этого осознавший. И в этом взгляде было всё – и радость, и боль, и утраченные надежды, и изумление, и страсть, и порыв души, и тот безумный коктейль чувств, который умеют смешивать только женщины.

– Смотрите! – закричала она. – Смотрите!

И тут же его обступили со всех сторон. Они визжали. Кто-то фотографировал, многие плакали, обнимали его, пара пожилых женщин упала в обморок. Он чувствовал себя героем, вернувшимся с войны. Хотел что-то сказать – и не мог. Ему вдруг стало как-то страшно от той боли, которая читалась на их лицах, смешиваясь с восторгом. Их энергия словно передалась ему, и он прочувствовал всю скорбь, которую они испытали за эти два месяца. И он просто старался обнять их всех – не женщин, а просто друзей, которые оказались в беде, которым надо чем-то помочь. И любое его слово, любой взгляд были для них самым лучшим лекарством.

А дальше всё закрутилось так быстро, что он уже не помнил ничего по отдельности – все слилось в бесконечный, вопящий, яркий круговорот. У него не было времени даже думать, не то что толком есть или спать. Но это было только поначалу…

После того, как его нашли, рев и визг толпы уже не утихали. Он, конечно, немного ошалел – столько внимания от стольких людей сразу! И все только и делали, что спрашивали. Главные два вопроса, конечно, были – где он пропадал все это время и есть ли еще кто-то, кроме него. Ни на один из этих вопросов он не мог ответить более или менее вразумительно. Да, он был дома с самого Нового года, не выходил, потому что опасался реакции людей. Нет, остальных не видел и не слышал и не знает, что с ними случилось. Но, может быть, говорили в толпе, они сейчас вот точно так же сидят по домам и боятся выйти на улицу! Потому что их слишком мало. «Или потому, что их не пускают их женщины», машинально подумал он.

Массовая истерия не прекращалась.

Пошел снег.

С тех пор, как он обнаружил себя, он больше не был предоставлен сам себе. Его отвели к главе города. Это была женщина под пятьдесят с глубокой морщинкой между бровей. У нее были такие черные, блестящие волосы, что можно было подумать, что это парик. Как только они ворвались в ее кабинет, буквально таща его за собой, она посмотрела ему в глаза и тут же, ни о чем не спрашивая, попросила всех очистить помещение. Толпа зароптала, но все же попятилась назад. Как только за всеми закрылись двери, она протянула ему руку.

– Садись, не волнуйся. Не смотри так на все ошалелыми глазами. Я вижу, ты немного напуган.

– Кто, я? – нервно усмехнулся он. – Да нет, просто слегка новые ощущения.

Он присел в шикарное кожаное кресло. Сидеть так было очень приятно, хотя слегка неудобно смотреть на нее снизу вверх. Потому что она осталась стоять, да к тому же была высокой женщиной.

– Будем знакомы. Дементьева Анна Сергеевна, губернатор области.

Он назвал свое имя.

Она не отрываясь смотрела на него, потом улыбнулась.

– Я знала, что это когда-нибудь произойдет. Я никогда не теряла надежды, как остальные. Не плакала в подушку.

Оно и заметно, мелькнула у него крохотная мыслишка и пропала.

– Хороший кабинет, – сказал он, лишь бы что-нибудь сказать. Было не по себе. Что она хочет от него? Что они все от него хотят? Такое ощущение, что его действительно ждали.

– Ты один, – полуутвердительно сказала она, слегка кивнув. Воцарилось молчание. Тут она резко наклонилась к нему. – А ты знаешь, кто ты такой, мой мальчик?

Он молчал, смотрел на нее и вдыхал аромат ее духов, больше похожих на советский одеколон.

– Ты, возможно, последний мужчина на земле. – Она так же резко выпрямилась и забарабанила длинными ногтями по столу. – Никто. Никто до сих пор не вышел на связь.

– Вы даже ни о чем меня не спрашиваете, – слегка удивился он.

– А какая теперь разница? Главное, что ты здесь появился. Вылез-таки из своей норы. Неважно. Но я думаю, что, прежде чем я отправлю тебя в большой, так сказать, мир, не лишним будет сказать тебе то, что тебе необходимо знать.

Он уселся поудобнее. Во всю стену кабинета было широкое окно с видом на город. Пока она говорила, он постоянно смотрел в это окно, и в его льдисто-серых глазах отражалось заходящее солнце.

– Сейчас, после этого нашего разговора, я выведу тебя через крышу к вертолетной площадке. Все входы и выходы уже, разумеется, оккупированы этими истеричками. Тебя отправят на вертолете в Москву. Тебе понадобится надежная охрана. Я бы сказала, очень надежная. Ситуация в любой момент может выйти из-под контроля. – Она стала отмерять шагами кабинет. – Теперь ты – объект государственной важности. Национальное достояние, можно сказать. Я не удивлюсь, если из-за тебя разразится война.

– Ой, ой, а не слишком ли круто? – замахал руками в притворном ужасе он.

– Нет, в самый раз, – горько усмехнулась Анна Сергеевна. – Ты смотришь новости вообще? В курсе, что сейчас происходит? Человечеству грозит гибель. Мы пытаемся жить так, как это было при мужчинах, но что-то плохо у нас получается. Мир на грани катастрофы. Я бы сказала, ты появился как раз вовремя, чтобы увидеть это непередаваемое зрелище. И вряд ли ты тут чем-то поможешь.

– Что, прямо так все плохо? – улыбнулся он, не ожидая увидеть такой страх в ее глазах. А еще в них стояли слезы.

– Тебе больше никто не скажет того, что здесь сказала я. Готовься к овациям, цветам, поцелуям… ну, словом, привыкай к славе. Но будь осторожен, слышишь! Всегда будь начеку и наготове и помни, что у тебя в этом мире есть по крайней мере один друг.

– почему вы мне все это говорите? – спросил он, все ещё глядя ей в глаза, пытаясь разглядеть за ними хоть что-то и не сумев.

– Потому что ты напоминаешь мне моего сына, – закусила она губу.

– Тоже пропал?

– Нет. Погиб в аварии год назад. Он был примерно твоего возраста. Теперь вот думаю, может, оно было и к лучшему… я хотя бы знаю, где его могила – где искать его… а каково тем, кто всю голову себе сломал в поисках ответа… ведь мы не знаем не то что где они. А… кто знает, что с ними стало?

Они помолчали.

– Пойдём прямо сейчас. Ждать нельзя. – наконец сказала она.

Она взяла его за руку и повела через черный ход по темным коричневым коридорам, где изредка попадались горящие лампы дневного света. Было странное ощущение чего-то грядущего. Что-то поднималось в сердце, и оно начинало биться все быстрее и быстрее, но страх ли это был? он не мог бы сказать. Может быть, просто опасение неведомого. Она все ускоряла шаг, они уже почти бежали, и ему все время слышались шаги позади. Но когда ему удавалось оглянуться, за спиной никого не было, только все тот же темный коричневый коридор, нескончаемый безвыходный лабиринт, как в фильмах ужасов.

Наконец они начали подниматься по лестнице. Там было совсем темно, но она, казалось, знала каждый ее сантиметр и ни разу не споткнулась, чего нельзя было сказать о нем. Один раз он даже чуть не шваркнулся носом о ступеньку. Сердце стучало как у загнанного оленя.

Преодолев лестницу, они оказались на крыше. Черт, какая же здесь была высота. Наверное, самое высокое здание в городе. Он невольно замер, любуясь открывшимся видом. Ветер свистел в ушах, но не только – одновременно он слышал два приближающихся звука: шум вертолета сверху и нарастающий топот десятков поднимающихся по лестнице ног. Внизу уже собралась толпа, но он этого не знал. Подойдя к краю крыши, замерев в какой-то странной апатии, он разглядывал здания вокруг. Вертолет уже был совсем близко. Шум лопастей перекрыл все звуки, но до него долетел ее голос, похожий на комариный писк (это у него зазвенело в ушах):

– Ну что ты там копаешься?

– Пытаюсь найти свой дом, – пробормотал он, даже не пытаясь повысить голос.

Вертолет, наконец, сел, и он увидел, что придется обходить его, чтобы забраться внутрь. Пилотом была толстая брюнетка в бейсболке и темных очках. Она недоверчиво улыбалась ему, как мешку с деньгами, только что найденному на обочине дороги. Вдруг отчаянно захотелось улететь. Подальше отсюда – куда глаза глядят. В Америку. На Марс. В тридесятое царство. Подальше от этого города, где так мелко и ничтожно прошла его жизнь. Напоследок он посмотрел на Анну Сергеевну. Но отшатнулся, увидев в ее глазах выражение неизбывного ужаса. Ее волосы и одежду трепал ветер от лопастей, а в глазах была вечность. Он много в своей жизни видал женских глаз, сотни эмоций, и ненависти, и нежности, и желания, и страха, но эту бездонную пропасть, бесконечное ничто, которое, казалось, не мог вместить в себя человеческий взгляд, он помнил до самой своей смерти. Она оттолкнула его и сказала дрожащим голосом:

– Беги, лети как ветер, иначе будет поздно.

И он побежал до вертолета было совсем недалеко, и, один раз оглянувшись, он скорее увидел, чем услышал, что она что-то сказала.

– Что? – крикнул он, и она опять тихонько пробормотала про себя, покачав головой:

– Какая же я рассеянная… опять забыла запереть дверь…

И в тот момент, когда поднялся вертолет, на крышу ворвались женщины. Казалось, их были сотни, но в тот момент он что-то плохо соображал и не стал считать. Все еще улыбаясь приклеенной к морде улыбкой, он видел, как все они что-то кричали ему вслед, и выражение их лиц было совсем не дружелюбным. Это, кажется, были совсем не те, что встретили его на улице. Эти были моложе и – ну словом, какие-то другие. Некоторые даже пытались уцепиться за вертолет, но, когда они поняли, что он уже вне пределов досягаемости, повернулись к Анне Сергеевне. Яростно размахивая руками, они что-то доказывали ей, но она только качала головой. Тогда группа особенно агрессивно настроенных подхватила главу города под руки и вытолкнула ее с крыши. Все произошло очень стремительно, она так внезапно исчезла за краем, что он помотал головой, не веря своим глазам. Но все было видно слишком отчетливо, чтобы он мог убедить себя в том, что что-то перепутал. И тут его вырвало прямо на пол вертолета.

Лариска собирала вещи. Она знала, что никогда больше не увидит его. Но она как-то привыкла все в жизни воспринимать как должное, как судьбу, которую не изменишь и не поворотишь, как хочется. Но от мыслей, что за эти пару месяцев она прочувствовала больше, чем за всю свою жизнь, отделаться она уже не могла. Хотелось убежать. Уехать как можно дальше отсюда. В Америку. На Марс. В тридесятое царство. Но куда было бежать от себя, она не знала. Она решила уехать к себе домой, чтобы пить, валяться с книжкой на кровати, смотреть новости «про него», плакать в подушку, потом, может быть, опять устроиться на работу в ларек, которым теперь, после исчезновения хозяина, заправляла его сестра. Она могла спокойно остаться жить и у него дома, потому что знала, что он не вернется, но жить в пустой квартире, где все напоминало о нем, было выше ее сил. Надо было жить, продолжать жить – уже по-новому. Она, как и все остальные, должна привыкать жить одиноко. Да и, собственно, почему именно ей должен был достаться такой подарок – мужчина? Ей и раньше-то с ними, когда их было полно, совсем не везло. Она не лучше других. Но если бы ты была лучше, – упрямо шептал внутренний голос. – если бы ты только попыталась стать самой, самой лучшей, для него, и вообще… он, может быть, и не ушел бы. Но он ведь не от меня ушел, твердила она голосу. Он просто ушел, потому что не мог больше сидеть взаперти. И как я могла этому помешать? Поставь себя на его место. Любой бы ушел. К тому же он обещал вернуться. Ага. Тоже мне, Карлсон. Что ж ты вещи-то тогда собираешь? Вот вернется и не найдет тебя. Если надо будет – везде найдет, – отмахнулась Лариска. Он знает, где меня искать. Я ведь не за тридевять земель уезжаю. Всего лишь к себе домой. Ты могла бы удержать его, если бы захотела. Любая женщина на это способна, но только не ты, растяпа. Вечно у тебя ничего не получается. Всегда уступаешь мужикам, поэтому до сих пор и замуж не вышла.

Она вздохнула и села на кровать с его футболкой в руках. Она все еще пахла им. Ей нечего было возразить голосу. Она просто сказала: – Я люблю его. А если любишь, то отпустишь все равно. Так или иначе, понимаешь?