Читать книгу Барыня - Наталья Бочка - Страница 8

Стремительно надвигалась весна. Её дыхание врывалось в окна больницы, заставляло Степана придумывать разные способы побега. Но как не старался, ни силился представить, страх всякий раз сковывал конечности, не давал двинуться за порог больницы.

Ночами Степан спал чутко, прислушивался. Ночь, точно не подходила. Слишком уж тихо вокруг. Скрип коек и дверей, даже тихие шаги казались громогласными. А днем – страшно. Что если кинется кто-то вдогонку, поймает, тогда за пару шагов на свободу, три года каторжных работ добавят, только уже в Сибирской тайге.

По коридорам больницы Степан ходил с трудом. Еле-еле передвигал костылями всячески показывая окружающим, как нескоро ещё его выздоровление. Так старался что порой даже слишком.

Сосед по койке, пожилой слуга из небогатого дома, лежал с отрезанным на руке пальцем. Дрова во дворе колол, да так саданул, что оттяпал палец самому себе.

– Ведь с малого дрова, чуть не с налету раскалывал. Подбросил полено, топором тюкнул. А тут, маненька выпил и кой черт меня понес за топором. Чего я за него ухватился, сам черт не проймёт.

Максимыч, так он велел себя называть, Степана жалел очень, целыми днями у него про каторжные будни выспрашивал, что да как.

– Чего это милок, ты такого вытворил, отчего тебя аж в кандалы заковать пришлось? На убивцу вроде не похож, да и охраняли бы тебя не так, – он указал на открытую дверь, из которой виднелся надзиратель, о чем-то увлечённо беседующий с сестрой.

– У нас ведь за любое – в кандалы. Ежели политический то в ссылку. За злодеяние в кандалы, – отвечал Степан.

– Это ж какое такое злодеяние нужно совершить, чтоб на человека вот такое надели.

– Чтобы ни совершил всё одно туда. Ты хоть что сделай, хоть укради булку на рынке, хоть человека убей, всё одно одинаково накажут.

– Эй, ты не путай, не путай, не может быть, чтобы одинаково.

– Срок разный, за булку три года, за убийство двадцать или пожизненно.

– А ежели вот я…

– Да не нужно вам, не говорите коль не знаете. Там ведь не отдых. Не желайте такого никому.

И сестры что ухаживали за больными к Степану со вниманием. Даже доктор Семёнов Иван Савельевич, жалел Степана. А однажды, подслушал Степан, как тот с охранником разговор о нём ведёт.

– Как там наш каторжный, не скоро его за город везти? – осведомился надзиратель.

– Плох ещё, загноиться если без лечения. Пусть уже затянется, тогда и заберёте.

– Мне-то чего, я не против, а вот начальство интересуется.

– Погодите ещё, неделю точно, а может и другую.

– Так он уже две недели лежит, – неожиданно возмутился надзорный.

– Тебе когда палец отрежут, посмотрим сколько лежать будешь.

– Не приведи Господи такое, – перекрестился охранник и отошел от доктора.

Тот пошел дальше по коридору, а Степан снова ненадолго успокоился. Сам-то он понимал, как срок придёт – хошь, не хошь, лезь в кандалы. Ну, хоть крошечку ещё времени, хоть малость отлежаться, а там и бежать, дай бог, получится.

Думал он о том, что три года добавят если поймают. А если не поймают, так и семь уйдут. Рассуждать тут нечего, и так понятно. Сбежать то сбежит, но вот как сделать, чтобы не поймали, это уже задача. Ведь только он за ограду больничную зайдёт, всё – считай побег. Но, другого никакого выхода никак не видел. Либо иди снова в вонючий барак, либо беги не оглядывайся. А там уж – авось пронесёт.

Незаметно для других он собирал кусочки бинта. Заприметил у одного больного бритву. Решил, когда уходить будет, бритвой той завладеть, а то ведь, с половинчатой головой не следует по городам шастать. Одежду тоже приметил где взять – в гардеробной целый день дверь нараспашку. Мыла кусок припрятал. С пропитанием решил не возиться. Главное на волю попасть, а там, как-нибудь сладится. В уме уже множество раз всё сложилось. На рану поглядывал при перевязке. Замечал, как стянулась кожа по краям, вроде зажило уже, но доктор, молча посматривает, да снова бинтует.

Показалось даже Степану, что доктор взглядом намек даёт, мол, хорошо уже, можно. Как будто даже в разговоре подбадривает:

– Эх, тепло теперь, погода благодать. Солнышко землю ссушило, до новых дождей нескоро. Дороги хорошие.

И казалось Степану, именно ему эти слова предназначаются. Вскоре совсем понял, так и есть. Однажды утром на перевязку пришел, а доктор ему:

– Надзорный то приболел сегодня, а заместо него только завтра пришлют.

Вот и всё. Глянул Степан на доктора и говорит:

– Спасибо за заботу.

Тот обернулся, прислушался, и сунул в руку Степану коробочку небольшую. Взял Степан быстро.

– Иди уже, – доктор подтолкнул к двери, – с Богом.

Пришел Степан в палату осмотрелся, а того у которого бритва нет на кровати. Тут же к тумбе его подошел, открыл, вытянул бритву, в рубаху завернул.

– Что ты? – приподнялся Максимыч, – никак? Ах, ты… – и смолк догадавшись.

– Спасибо тебе Максимыч. Ты – человек, – глянул исподлобья Степан.

– И тебе Стёпа, Бог в помощь, – и отвернулся к стене, будто спит.

Прошел Степан по коридору, будто нарочно все кто был там, на него не смотрели. Зашел в гардеробную, а там прямо на виду одежда лежит. Штаны, сапоги, мешок. В несколько мгновений натянул всё, под картуз волосы спрятал и вышел из больницы. Осмотрелся, невдалеке гуляют больные, сестры с ними, и никто его не замечает.

Так и пошел, прихрамывая по дорожке. Быстрее, ещё быстрее. Из ворот вышел, оглянулся, никто не гонится. Только в окне доктор Семёнов стоит, вслед смотрит.