Читать книгу Мой Милош - Наталья Горбаневская - Страница 10

О октябрь!

Ты мое истинное наслажденье.

О месяц клюквы и кленов багряных,

Гусей, летящих в воздухе чистом с Гудзонова залива,

Сохнущей повилики и увядающих трав.

О октябрь.

О октябрь!

В тебе живет тишина дорог, устланных хвоей,

И причитанья собак, напавших на след.

И в тебе же игра на пищалке из совиного крылышка

И трепыханье птицы, еще не упавшей в бор.

О октябрь.

О октябрь!

Ты инеем белым сверкаешь на шпагах,

Когда за Вест-Пойнтом, с поросшей вьюнком скалы

Польский артиллерист[26] зрит многоцветную чащу

И кафтаны кленовые английских солдат,

Пробирающихся по тропе Аппалачей.

О октябрь.

О октябрь!

Холодно твое хрустальное вино.

Терпок вкус твоих губ под рябиновым ожерельем.

На твоих задыхающихся боках

Пепельная шкура горного оленя.

О октябрь.

О октябрь!

Росою осыпающий ржавые следы,

В буйволовый рог трубящий над привалом повстанцев,

Босую стопу обжигающий на покатой меже,

Где клубится картофельный и пушечный дым.

О октябрь.

О октябрь!

Ты пора поэзии, то есть полной решимости

В любое мгновение жизнь начать сначала.

Ты даешь мне волшебное кольцо, и, повернуто,

Оно светит вниз никому не видимым бриллиантом свободы.

О октябрь.

Нам многое, да, многое припомнят.

Отвергли мы спокойствие молчанья,

Достойных уваженья размышлений

О мировых структурах. Вечной теме

И чистоте мы были неверны.

И хуже – пыль событий и имен

Мы что ни день словами ворошили,

Тревожась мало, что она угаснет

Мильоном искр, и вместе с нею мы.

Даже бесславье, принятое нами,

Как будто было умысла не чуждо,

И нехотя, но мы платили цену.

Когда себя ты знаешь – признаёшься,

Что был как тот, кто слышит голоса,

Не разбирая слов. Отсюда злость,

Подошва, выжимающая скорость,

Как будто можно от галлюцинаций

Бежать. Свою незримую веревку

Влачили мы, гарпун спиною чуя.

И всё же обвинители ошиблись,

Печальники о зле эпохи нашей,

Принявши нас за ангелов, что в бездну

Низвергнуты и там, из этой бездны,

Грозятся кулаком делам Господним.

Да, многие сошли на нет бесславно,

Открывши относительность и время,

Как химию неграмотный открыл бы.

Другим – одна обкатанная галька,

Подобранная около реки,

Дала урок. Достаточно мгновенья,

Набухших кровью окуньковых жабр,

Пропаханной бобровой борозды

По спящей тоне, под безлунным небом.

Ведь созерцанье без отпора гаснет —

Его и сам отвергнет созерцатель.

А мы – наверно, были мы счастливей,

Чем те, кто в Шопенгауэра книгах

Печали черпал, слушая в мансарде

Назойливые отзвуки шантана.

И философия, поэзия, деянье

Нам не были, как им, разделены,

В одну сливаясь – волю? иль неволю?

Подчас горька, а все-таки награда.

Пусть, заблудясь, в истории застряв,

Не обретем венца и вечной славы.

Ну так и что? У них и мавзолеи,

И памятники, но в осенний дождик

Для юной пары под одним плащом

Их совершенство ничего не значит.

А слово, что останется, – осталось

Воспоминаньем приоткрытых губ:

Хотели вымолвить, да не поспели.

О духи воздуха, огня, воды,

Пребудьте с нами, но не слишком близко.

Винт корабля от вас уж отдалился.

Проходим зону чайки и дельфина.

И ожиданье, что Нептун с трезубцем

И нереидами всплывет из пены,

Напрасным было. Только океан

Кипит и повторяет: тщетно, тщетно.

Тщета могущественна. Ей противясь,

Мы размышляем о костях корсаров,

О губернаторских бровях атласных,

Что краб прогрыз, до мяса добираясь.

Уж лучше крепко в поручни вцепиться

И в тяжком духе мыла, краски, лака

Найти подмогу. В скрежете заклепок

Плывут безумье наше и неясность,

И вера тайная, и тайный грех,

И лица павших вдалеке от дома.

На остров счастья? Нет. Ни я, ни ты

Не внемлем строк Горация за вихрем.

С изрезанной, скрипучей школьной парты

Нас в пустоте соленой не нагонит:

I am Cytherea choros ducit Venus imminente luna!