Читать книгу Чужая война - Наталья Игнатова - Страница 6

Тресса де Фокс

Кто бы мне объяснил, какого лешего делают в Удентале эльфы? Добро бы человеческая девчонка на меня налетела, от доблестного десятника спасаясь. Он по пьяни до женского полу охоч. Я бы ее, конечно, в непосредственной близости от этого кретина оставлять не стала, но уложила бы где-нибудь под забором и пошла своей дорогой. Однако выкидывать эльфийку, как какой-нибудь мусор… это все-таки нехорошо. Хотя лютней своей она мне приложила – мало не покажется. И смех, и грех, впору надевать доспехи, чтобы сходить в кабак. И не потому, что отребья здешнего боюсь, а потому, что сумасшедшие менестрели лютнями дерутся. Хотя от эльфов всего можно ждать. Может, у них расовая ненависть так в кровь впиталась, что они шефанго бить начинают, даже не разобравшись толком, стоит ли это делать.

Кто только шефанго бить не пытается. Другой вопрос, что мало у кого получается… А девочка красивая. Очень красивая. Даже для эльфийки.

…В «Серой кошке» было еще закрыто. Пришлось стучать в дверь ногой, поскольку руки заняты. Стук получился характерный, я-Эльрик так стучу. Не ногой, правда. Зато открыли быстро. Марк всегда быстро открывает, когда я прихожу.

– Сэр… – он осекся и вытаращился на меня. На девочку. Снова на меня. Что-то там себе подумал даже, пока таращился. Потом вспомнил: – Ой, простите, госпожа…

– То-то, – наставительно сказала я. Наставительно, чтобы Марку стыдно стало, и он перестал пялиться на эльфийку и прикидывать про себя, сейчас я мужчиной стану или подожду, пока девочка в себя придет.

– Я помогу! – предложил парень с энтузиазмом.

– Ты лучше вина принеси. Мал еще женщин таскать.

– В комнату?

– Ну естественно. Что ж мне, ее здесь на стол укладывать?

Про стол я, пожалуй, зря. Совершенно из головы вылетело, что мы же еще и людоеды, если всем сказкам верить. Ну и эльфоеды, разумеется. В «Серой кошке», конечно, народ без предрассудков, привыкли они ко мне за столько-то лет. Но у Марка сразу вылетела из головы вся похабщина, а морда из розовой стала зеленой.

– Ластами шевели, – напомнила я, направляясь к лестнице.

– Вина какого? – ошалело спросил он. – Вашего любимого, или… – и нерешительно посмотрел на эльфийку.

– Или.

– Понял.

И он исчез.

Хороший парень, не зря я его кормлю. В смысле, прикармливаю. Когда Джозеф помрет и Марк хозяином станет, меня он привечать будет не меньше, чем его папаша. Труднее всего с Яном было, пра-пра-пра… поди вспомни сейчас… в общем, с самым первым из их предков, с которым я познакомилась.

Марк принес бутылку «Жемчужной росы» едва ли не раньше, чем я поднялась в номер. К дверям мы подошли почти одновременно.

– Молодец, – я уложила девочку на кровать. Бросила парню серебряный.

– Я сейчас сдачу…

– Не надо.

– Благодарствуйте.

– Можешь идти.

– Понял, – вздохнул он. И ушел. У них тут, в «Серой кошке», чем-то вроде совершеннолетия считается со мной выпить. Янов сын, когда я-Эльрик ему первый раз вина предложил, от гордости раздулся как индюк. Еще бы! Удостоился. А потом в традицию вошло. Марк вот, как двенадцать ему стукнуло, все ждет, когда же я его человеком признаю.

«Господин Эльрик… госпожа Тресса…» Забавные они. Люди. То боятся, то ненавидят, то себя забывают от почтения. Ну да тийсаш дайз готтре2. У нас сейчас эльфы на очереди.

Нюхательные соли я разыскала в одном из поясных кармашков, и тут же вспомнила, что давненько не появлялась в обществе как действительно благородная дама. Даже соскучилась слегка по общению, не перемежаемому ругательствами и не сводящемуся к трепотне о бабах, о бабах и еще раз о бабах.

Хотя пили вчера знатно. И сегодня. Да и позавчера, если уж на то пошло.

Я поднесла к носу эльфиечки хрустальный флакончик. Девочка вздохнула. Раскрыла огромные темно-синие глазищи. И… выругалась. Да так, что стены покраснели.

– Кого ты имеешь в виду? – поинтересовалась я.

Эльфийка уставилась на меня. Представляю себе. То еще зрелище сразу после обморока-то. Волосы белые. Маска – черная. И в прорезях глаза без зрачков и белков. Одна радужка. Между прочим, насыщенного такого алого цвета. Девочка и так не отличалась румянцем. Сейчас она просто позеленела.

– Т-ты… Вы кто?

– Тресса де Фокс, – говорю. – Шефанго.

– Правда?

– А что, непохожа?

– Я не знаю, – честно отвечает эльфиечка. – Я шефанго не видела.

– Уже видела.

Хотя, конечно, не запомнила она, не успела понять, чего же так испугалась. Я и сама никогда этого не понимала. Лицо у меня как лицо. У людей, на первый взгляд, и пострашнее – гримасничают они все время, рожи корчат, глазами вращают… Ага. А боятся все равно нас, а не их.

– Как тебя зовут-то, менестрелька?

– Кина.

– И каким ветром тебя занесло в человеческие земли?

Она помолчала, разглядывая потолок. Понятное дело, не от хорошей жизни этакое диво объявилось в Удентале и носится по улицам, спасаясь от потерявшей всякий пиетет солдатни. Не захочет говорить – не надо. Все равно скажет.

– Я ушла, – ответила наконец Кина. – На Айнодоре у меня никого нет. И ничего. Мы с мамой жили на самой границе с Орочьими горами. Был набег, а гарнизон отозвали, и мы… нас… Город сожгли. Совсем…

Она осеклась на полуслове, съежилась на кровати, а в синих глазах появилось выражение, которое можно описывать в учебниках по совращению. Классическое, я бы сказала, выражение загнанности и ужаса пополам с непониманием. Когда женщина смотрит так — мужчина хватается за меч, готовый защищать ее от любой опасности. Когда так смотрит красивая женщина – мужчина действительно готов защищать ее хоть от всего мира. Я не была мужчиной. Другой вопрос, что ужас в глазах Кины был настоящим. И загнанность тоже.

– И давно ты на материке? – спросила я, вышибая девочку из ступора. Тут главное действовать пожестче, чтобы она жалеть себя не начала.

– Полгода.

– Ругаться здесь научилась?

– Ругаться?

Я повторила то, что услышала от нее пять минут назад.

– А это ругательство? – искренне удивилась эльфийка. – Я не знала. Я румийского не понимаю, а солдаты оттуда были… Мне слово понравилось. Что оно значит?

Не скажу, чтобы я смутилась. Однако тему решила сменить:

– Пить будешь?

– И есть буду.

Хорошо! Всего за полгода в полной мере набраться настоящей менестрельской наглости – это чего-нибудь да стоит. Я выглянула за дверь – так и есть: Марк околачивался неподалеку. Он тут же сделал вид, что страшно занят, и уставился на меня с выражением готовности к подвигу.

– Что там с завтраком?

– Каша. Со шкварками. Для вас, госпожа, мать поросенка жарит. Хороший поросенок.

– Да? Интересно, возьмется твоя мама приготовить свинью по имени Карел?

– Если пожелаете, – невозмутимо ответствовал Марк. – Только забить, извините… – он развел руками.

Хороший парень. Весь в отца. И матушка у него – очень приятная женщина. Хотя… Тетушка Ганна – это вообще песня отдельная.

– Ладно. Передай маме, что я извиняюсь за беспокойство, но прошу приготовить цыпленка, – я оглянулась на Кину. Эльфиечка выглядела голодной. – Лучше двух.

– Понял, – Марк исчез.

Я вернулась в комнату и разлила по кубкам вино.

– А мне говорили, что шефанго везде убивают, – подала голос менестрелька.

– Попробовали бы!

– Нет. Мне говорили, что вы везде убиваете. Что куда бы шефанго не пришли, они сперва всех убивают, а потом грабят и насилуют.

– Мертвых?!

– Не знаю… – она задумчиво уткнулась носом в кубок.

Ладно. Чего только нам про эльфов не рассказывали. Я помню сказки о том, как эльфы сдирали кожу с людей из-за расхождений в религиозных воззрениях. Нет, кое-кто действительно сдирал. Но ведь не все же. Насколько я знаю из слухов, мой народ тоже не отличается добротой и терпимостью. Однако почву для слухов дают экземпляры с особым подходом к делу. А таких всегда меньшинство. Хотя… если вспомнить, что меня изгнали за недостаточное рвение в истреблении эльфов. Вот тебе и меньшинство.

А шефанго действительно боятся. Начали бояться, когда мы стали близко общаться со смертными.

Здесь, в Удентале, навигаций сто назад, как раз когда закончились религиозные гонения, народ был понаглее. С Хранителем помирились, Огненосные войска поразогнали, анласитские умонастроения – не в чести. И когда я-Эльрик приехал в воеводство с Востока, прибить меня не пытались только потому, что полагали, будто за мной вскорости еще полусотня придет. Таких же.

Как раз тогда и случился большой скандал в «Серой кошке». Ян шарахался от меня, а мне не нужно было ничего кроме покоя и тишины, так что нас обоих положение устраивало, пока в «Кошку» не заявились местные дворянчики и не начали домогаться Яновой жены. Ян попытался им объяснить, что не дело это – так себя вести. Дворяне, конечно, люди, можно сказать, уважаемые, но к чужим-то женам как-то оно не принято. Он объясняет, а его не слышат. Слово за слово, хвостом по столу, гости раздухарились, повысили голоса и начали Яна нехорошо обзывать. Он с ними все миром разойтись пытался. Может, и разошелся бы, но меня тогда любой шум нервировал… и я, потеряв терпение, объяснил гостям за мою расшатанную душевную организацию. Объяснил, кажется, на зароллаше – у меня по пьяни всегда родной язык прорывается. Ну да они и на зароллаше поняли.

Ян в истерике бился. Кричал, что теперь и меня, и его, и его жену, и его сына, и даже его дочку замужнюю, которая в Гиени живет… Короче, что всем нам плохо будет. Этим же вечером я еще десяток мстителей разогнал. А на следующий день их двадцать пять пришло. Ну тогда я за топор взялся… Мне за убийство потом слова плохого не сказали – очень уж надоело страже вежливо не замечать местных подонков.

А Яна после моего отъезда снова попробовали обидеть. Я бы, может, плюнул на это да забыл, но он во время того побоища со мной рядом мечом отмахивался. А это не забывается. В Удентале тогда попадались порядочные трактирщики, им только стимул нужен был. Я через полгода вернулся, узнал о безобразии, нашел дворянчика, который бучу затеял. Ну и… в общем, гарантировал Яну неприкосновенность.

С тех пор я в «Серой кошке» – желанный гость. А кроме того, и в Удентале ко мне попривыкли. Это греет. Должно же быть в мире место, где от тебя не шарахаются, осеняя себя Огнем.