Читать книгу Зима и лето мальчика Женьки - Наталья Ковалева - Страница 3

Женьке приснилась шоколадка. Нет, не крохотный батончик, который им давали вчера в честь ноябрьских праздников, а большая – «Аленка», в зеленой бумажке со смеющейся девчонкой на обложке. Он видел такую в продуктовом магазине напротив, когда однажды удрал со двора детдома, не замеченный сторожем и воспитателями. Женька почти дотянулся до нее, но тут воспитательница тряхнула его за плечо:

– Подъем, Бригунец! Подъем! На зарядку!

Женька еще какое-то время сонно протирал глаза; Анна-Ванна уже трясла его соседа, и голос ее дребезжал, как стаканы в кухне.

– Давай быстрее! Опять опоздаем, – потянул его за рукав полосатой пижамы Генка Лобов.

С Лобастиком они приехали вместе из малышового детдома и почему-то первое время спали на одной койке. Это даже удобней было: зимой не так холодно, и можно вволю поболтать под одеялом. А Генка классно страшилки рассказывал про синюю руку, мертвецов; хотя пугало только тогда, давно. Сейчас смешно просто, да и сказано-пересказано все.

Женька опустил босые пятки на холодный пол:

– Я шоколадку во сне видел.

– Ага?

– Ага.

– Съел?

– Нет… не успел.

– Настоящую бы. Старшаки каждый день лопают. Я знаю, – Генка авторитетно щелкнул по кривым зубам. – Зуб даю.

Генка всегда все знал или делал вид, что знает. Однажды рассказал, что надо кровью побрататься – тогда их ни за что по разным детдомам не раскидают, и если усыновлять будут, то непременно обоих в одну семью. Они побратались. Правда, жильную кровь пустить не вышло: очень уж больно стало, но руки ребята себе располосовали будьте-нате. Их тогда здорово взгрела фельдшерица. Дело было сделано! Теперь они с Генкой – кореши по жизни.

Женька потер тоненький шрам у запястья:

– Старшаки много чего едят. Только нам не обломится, – и встал, натягивая треники и застиранную футболку с зайцем.

Картинки уже почти не было видно, но Женька знал, что заяц смеется, а веселая пчела красит ему ухо. Еще он знал, что это картинка из какого-то мультика. Он, правда, не помнил, из какого, ему нравилось само слово «мультики». Круглое и сладкое, как «морские камушки» с изюмом, оно пахло счастьем и белой скатертью, как у тети Зои, которая раньше брала Женьку на пробу в выходные. Но чем-то он ей не приглянулся. А футболка с мультяшным зайцем осталась, и Женька любил ее. Иногда он мечтал, что тетя Зоя вернется, он покажет ей, что сберег подарок, и тогда она точно его возьмет. В мечтах Женька видел, как они сидят за белой скатертью и пьют чай с конфетами, и тетя Зоя гладит его по голове, как тогда… Странно, вкус конфет мальчик уже не помнил, а ласковое прикосновение руки ощущал до сих пор.

– Хочется, да? – участливо спросил Генка.

– Что?

– Шоколадку.

– Перехочется, – хмыкнул Женька. – Ты че копаешься? Ждешь, чтоб дежурный с тапком пришел?

– Не-е-е, – испуганно протянул Генка. – Сегодня Саня Кастаев по зарядке дежурит. У него рука – ух!..

Он дернул узкими плечами и втянул голову так, будто по его спине уже прошелся немилосердный тапок. Кастет бить умел. Его боялись сильнее, чем директора. Владлен Николаевич наорет – и все; ну, в карцер закинет – так это ерунда. Правда, приносят только кашу и чай без сахара, ну и черт с ним, со сладким, конфеты все равно Кастаевской кодле достаются. Зато в карцухе можно валяться на койке сколько хочешь, не ходить на зарядку и в комнате не подметать. Не-ет, Кастет страшнее, он все может: и побить, и космонавтом сделать (это когда под потолок подкидывают, а ловить забывают), или…

Женька вскочил торопливо:

– Кастет нам покажет шоколадку. Пошли, что ли?

– Мне-то что, тебе опять достанется.

– Я крепкий, – успокоил Женька друга, но подумал, что достанется непременно: не любит его Кастет.

Утренний мороз не давал расслабиться. Неровные ряды младшаков тянулись через двор детдома; старшаки выгоняли заспанных мальчишек и девчонок; слышались вскрики и оханья зазевавшихся, звонкий шлепоток оплеух и тапок. Физрук курил в сторонке, болтая с молодой воспитательницей.

Когда все улеглось и ровный строй воспитанников был готов к утренней зарядке, Кастет прошелся вдоль него, подталкивая и подхлестывая тех, кто, как ему казалось, стоит недостаточно ровно. Женька вздрогнул, когда увесистый шлепок пришелся на спину Чухи, Олега Чухнина – мальчишка вскрикнул и тут же получил подзатыльник.

– Это тебе за голос! – хмыкнул Кастет.

Женька напрягся и постарался думать о другом: о белой скатерти и о том, что его обязательно когда-нибудь заберут. И вот когда он вырастет, то встретит и Кастета, и всю его шушеру, и обязательно…Что именно «обязательно», он додумать не успел.

– А это тебе, Цыган, слива! За просто так! – Кастет ущипнул Женьку за тонкую кожу между лопаток, да не простым щипом, а с вывертом.

Куртка не спасла; в глазах потемнело от острой боли. Женька закусил губу, он твердо знал: кричать нельзя, нельзя. В душе взвилась обида, как обычно, бессильная, и оттого еще более горькая.

– И не больно! – крикнул он Кастету.

Этого говорить тоже не следовало, но собственное упрямство не давало пацану безгласно сносить щипки и оплеухи.

– Добьешься, сука, – прошипел Кастет так, что Женьке стало страшно – да так, что терпеть этот страх не было сил.

– А не больно, курица довольна! – Мальчик высунул язык и скорчил уморительную рожицу.

– Ты кого курицей назвал, недоносок?! – Кастет рванул его за плечи.

Женька зажмурился.

– Что там у тебя, Кастаев? – рявкнул физрук.

– Товарищ учитель физкультуры! – бодро отозвался Кастет. – Младшие звенья детского дома имени Антона Семеновича Макаренко на утреннюю гимнастику построены!

– Нале-е-во! – скомандовал физрук.

Строй послушно повернулся.

– Шагом марш! Песню запе-е-вай!

Последнее относилось именно к нему, Женьке. Он начал привычно:

– Солнечный круг, небо вокруг…

– …это рисунок мальчишки, – подхватил строй.

Женька поморщился. Казалось, что песню, звонкую и яркую, разбили на сотню осколков, и теперь они перекатываются не в такт, не к месту. Он попытался вывести ее:

– Нарисовал он на листке…

Но его уже никто не слышал. И Женька обреченно забубнил вместе со всеми, хватая стылый воздух ртом:

– Пусть всегда будет мама, пусть всегда буду я…