Читать книгу Великая княгиня Елизавета Федоровна. И земная, и небесная - Наталья Романова-Сегень - Страница 2

Она несла свой крест всю жизнь до своей мученической кончины. Крестовыми назывались сестры ее обители милосердия. А она была их крестовой настоятельницей.

Благородство, изысканность, воспитанность, деликатность. Женственная величественность. Утонченная красота.

Великосветская великомученица. Святая, ставшая за последнее время одной из самых почитаемых. В своих блистательных придворных нарядах и изысканно-элегантных постных апостольниках, растиражированная множеством изданий, статей, книг, календарей, альбомов, открыток, иконописных образов, ставшая настоящей яркой звездой лика православных святых. Диапазон сочинений о ней и ее выдающемся супруге великом князе Сергее Александровиче весьма широк – от слащаво-сусального умиления до агрессивно-сатанинского очернения. И при этом так мало трезвого и объективного. Вот и сейчас, когда читатель плывет взором по этим первым страницам моей книги, кто-то строчит очередное елейное или злобное творение, посвященное ей. Или ее мужу.

Зачем же я пишу это? Разве мало других святых, незаслуженно обойденных почитанием, мимо которых верующий проходит с дежурным почтением, а гонитель веры просто не удостаивает вниманием? Но я пишу именно о ней, и прежде чем перейти к самой теме книги, стоит рассказать, почему и как началось мое движение в сторону этого образа, светлого, но во многом и противоречивого, порой таинственного, а порой незатейливо простого.

Хорошо помню с детства колоду карт, самую любимую. На ней короли, дамы и валеты щеголяли в старинных русских одеждах. Взрослые играли этой колодой в карточные игры, а я превращала этих дам, королей и валетов в кукольные персонажи, валеты спасали дам от суровых королей, сражались между собой, влюбленные в одну и ту же даму, короли воевали друг с другом, и так далее, вариантов игр было нескончаемое множество. Тузы тоже отличались красивым исполнением, на них изображались предметы охоты, все в золоте, и они выполняли роль сказочных богатств. Короли являли собой суровость, но не вызывали неприязни, и порой они мне нравились больше валетов, казавшихся в такие минуты излишне беспечными, развеселыми и даже глуповатыми. Но они все равно оставались чудесными ребятами. Дамы пленяли сердца королей и валетов своей красотой, игривостью, жизнерадостностью, пиковая – блондинка в высокой малиновой шапочке, украшенной золотом, бубновая – синеглазая красотка, тоже в шапке, но сверху еще покрытая белым платком, червовая – русая красавица в широком и невысоком кокошнике голубого цвета с золотом. Но самая лучшая – крестовая дама в платье, по груди отороченном мехами, в пышных ожерельях и в высоком изысканном и очень дорогом кокошнике, усыпанном жемчугами и бриллиантами, а к вискам прикреплены крупные белые и круглые цветы с драгоценным камешком в сердцевине. В ушах – длинные серьги. Очень хороша! Все мои короли и валеты чаще всего влюблялись именно в крестовую даму. Но она принадлежала крестовому королю, самому мужественному, имевшему меч, в отличие от трех остальных королей, среди которых червовый, безусловно, являлся царем, поскольку в левой руке нес золотую державу. Зато крестового короля украшал горностаевый мех, белый с черными хвостиками, по плечам и даже по окружности короны. Нет, конечно же, крестовая дама хранила верность своему королю, соответствующему ее масти.

Потом, когда я стала вместе с другими детьми играть этой колодой уже в карточные игры, мне всегда было жаль расставаться с картинками, особенно с дамами, и особенно – с крестовой. Имея ее на руках, я держала ее до последнего, а иногда даже проигрывала из-за этого, и другие дети смеялись надо мной: «Крести, крести, дураки на месте!» Но зато я сохраняла ей свою преданность.

А теперь представьте себе мое не просто удивление, а в полном смысле слова потрясение, когда, работая над книгой о великой княгине Елизавете Федоровне Романовой – вот этой самой, которую вы держите в руках, – я узнала историю создания той моей любимой в детстве колоды карт: она называлась «Русский стиль», выполнена в 1911 году, короли, дамы и валеты срисованы с участников знаменитого исторического бала, проходившего в Зимнем дворце в феврале 1903 года, и – внимание! – крестовая дама в той колоде воспроизводила собой образ и облачение моей героини – великой княгини Елизаветы Федоровны!

И одним из названий книги могло быть – «Крестовая дама». Во всех смыслах подходящее. Дама – да, Элла, как звали Елизавету Федоровну и самые близкие люди, и высшее общество, была несомненно великосветской дамой. До тех пор, пока не погиб ее верный и любимый супруг великий князь Сергей Александрович Романов и пока она не стала настоятельницей Марфо-Мариинской обители, матушкой Елизаветой. И именно крестовая дама – потому что она несла крест, являла собой пример преданности кресту Христову, и сестры ее обители именовались крестовыми сестрами.

Да, к тому же, что греха таить, до гибели Сергея Элла любила играть в карты, особенно в безик, интеллектуальную игру, в которой особенным виртуозом являлся последний русский царь Николай II.

А теперь и он, и Елизавета, бывшая ему частой и полезной советчицей, причислены к лику святых Русской Православной Церкви…

Вокруг святой принцессы Эллы – родной внучки английской королевы Виктории и родной сестры русской императрицы Александры, жены последнего русского государя Николая II – столько белых и черных мифов и суждений, что необходимо их разобрать и развеять, но многое и оставить незыблемым. Как некогда царь Петр Алексеевич отправился по монастырям разбираться, где истинные святыни, а где дурачат доверчивых верующих, и многое разоблачил как мошенничество, а многое признал, оставил и поклонился, приложился с благоговением и восторгом. Ибо он не был ни антихристом, ни простаком, принимающим все слепо и безоглядно.

Итак, с чего все началось. Со свадебного путешествия!

Сразу после свадьбы мы с мужем отправились в Израиль – несколько дней по святым местам Иерусалима, Вифлеема, Назарета и пара деньков на прекрасных пляжах Тель-Авива. В Иерусалиме поселились в Горнем монастыре. Мой муж, известный прозаик и кинодраматург, автор многих книг, в том числе романа «Поп» и сценария, по которому был снят одноименный фильм Владимира Хотиненко, в то время работал над биографической фундаментальной книгой о Святейшем Патриархе Московском и всея Руси Алексие II. Он и раньше бывал в Горнем монастыре, уже был хорошо знаком с его настоятельницей Георгией, много раз беседовал с нею. И она душевно приняла нас в своей обители, поселила в светлой и прекрасной гостевой комнате в непосредственной близости от собора Всех Святых, в земле Российской просиявших. Тотчас по приезде мы отправились в сей храм, благословились у матушки Георгии и прошли елеопомазание у священника отца Виктора. Они угощали нас в трапезной, беседовали с нами. Очень хорош был белый квас, которого муж выпил сразу же несколько стаканов…

Простите, трудно пройти мимо таких воспоминаний. Но были и не очень приятные. На другой день, выйдя утром из обители, мы увидели автобус с паломниками, отправлявшимися в Вифлеем, спросили, нельзя ли нам к ним присоединиться, поскольку мест свободных хватало. Однако руководитель группы посмотрел на нас злыми глазками и потребовал письменного распоряжения какой-нибудь вышестоящей инстанции, к примеру, матушки Георгии. Накануне он не мог не видеть, что мы сидим с ней и она нас привечает, и, возможно, именно это сильно злило его. Такие тоже бывают «православные».

Зато неправославный пожилой еврей, водитель обычного рейсового автобуса, довез нас до центра Иерусалима бесплатно, поскольку муж еще не успел поменять доллары на шекели. Приветливо махнул рукой и сказал: «Welcome!»

Иерусалим открыл нам свое сердце, повел по Виа Долороза – крестному пути Спасителя, от Львиных ворот мы отправились к Овчей купели. Там в пустом храме стояли две группы и по очереди пели. Сначала буры из Южной Африки, потом паломники из Южной Кореи, а потом и мы с мужем пропели «Богородице Дево, радуйся» и «Достойно есть». К нам подбежал католический священник со словами: «You were singing like two flying angels with devine voices» («Вы пели, как два летящих ангела с божественными голосами»). Он благословил нас особым крестным знамением, сложив свои ладони вместе. И, попрощавшись с ним, мы единодушно сожалели о разделении христианских Церквей.

Далее нас повеселил деловой такой арабчонок лет восьми, назвавшийся Айзеком, который принялся нам всё показывать в крепости Антония, сыпал вовсю русскими словами и как бы невзначай принял от мужа в награду один доллар. Около армянской церкви, там, где Виа Долороза – улица Скорби – сворачивает резко влево, мы перекусили – фалафель, тхина, хумус, жареная картошка, лимонный сок с мятой – и отправились дальше.

В темнице Спасителя испытали сильные чувства. В храме Воскресения Христова Гроб Господень оказался закрыт для посещений, мы приложились к Голгофе и Камню Помазания и оба признали, что больше сегодня нет сил вместить еще что-либо, настолько души переполнены.

Хорошо, когда святые места посещаешь не в туристической гонке и имеешь возможность следующие шаги отложить до завтра. И все дни пребывания здесь мы возвращались в Горний монастырь, как только понимали, что снова переполнены впечатлениями и сильными чувствами.

Пишу это не ради банального хвастовства: «Как мы хорошо побывали в святых местах!», а чтобы показать, какими шагами я приближалась к героине этой книги.

На другой день мы с пяти утра готовились к причастию, а когда приехали в Иерусалим, очень вовремя попали в храм Воскресения Христова, когда ненадолго, всего на полчаса, стражи отворили двери Гроба. И были вторыми, кто туда вошёл, после старушки гречанки. Мало того, когда мы вошли в придел Ангела, служители арабы-христиане вспомнили, что не залили масла в надгробные кандила, и пока они исправляли свою оплошность, мы могли минут десять находиться в Кувуклии. Когда ещё случится такое! Наконец мы вдвоём с мужем вступили в придел Гроба и одновременно приложились к посмертному ложу Спасителя, с которого свершилось Его Воскресение. Вышли из Кувуклии в состоянии блаженства, как бывает, когда надышишься свежим лесным прохладным воздухом.

Потом ещё раз приложились к месту Креста на Голгофе, к Камню Помазания, от которого исходило благоухание, побродили по всему храму и через Старый город отправились на гору Елеонскую, намереваясь причаститься в монастыре Марии Магдалины. Было оживлённо, много арабов, спешащих в свои мечети на Храмовой горе, много израильских полицейских, в воздухе витал беспокойный дух мусульманства, пробивающего себе путь через улицы других религий. Выйдя из Львиных ворот, мы посетили монастырь святого Стефана, где старик грек любезно показал нам ступени, на которых первомученик был забит до смерти каменьями.

Далее мы прошлись по Гефсиманскому саду и посетили храм Всех Наций. По крутой дороге поднялись на вершину горы Елеонской, побывали в монастыре «Отче наш» и часовне Вознесения, где приложились к камню, с которого Господь вознёсся на небо. Спустились в монастырь Слезы Христовой, побродили по нему и, наконец, пришли в монастырь Марии Магдалины.

Увы, увлекшись хождением по святым местам, к причастию мы опоздали, литургия там уже давно закончилась, последние прихожане покидали храм. Но нас пожалели и впустили на несколько минут.

Вот тут и произошло нечто такое, чего я совсем не ожидала, о чем не думала. Когда мы подошли к гробнице с мощами святой Елизаветы, скажу честно, я не испытывала какого-то особого чувства, помимо уважения к святыне ее останков. Не раз я доселе прикладывалась к мощам, и это было очередное поклонение. С благоговением, да, но без какого-либо предвосхищения чего-то необыкновенного.

И вдруг – словно молния пробежала по всему моему телу! И эта молния исходила от гроба. Она пронеслась через меня и устремилась ввысь, наполнив все мое существо чем-то горячим и неземным. Я даже не знала, как относиться к происшедшему. И когда мы вышли из храма, с трудом могла человеческими словами передать мужу то, что довелось испытать несколько минут тому назад. Он улыбнулся любящей улыбкой, поцеловал меня, прижал к себе и сказал просто:

– Это прекрасно, душа моя!

Мы спустились к подножию горы Елеонской и посетили подземный храм Успения Богородицы. Вдоль южных и западных стен дошли до Мусорных ворот и ещё побывали возле Стены Плача. Через Старый город отправились к Яффским воротам. Навстречу нам валили толпы магометан, вырвавшихся из своих мечетей, будто в атаку на какого-то незримого врага. Казалось, они готовы растоптать всех неверных на своем пути, настолько их зарядила энергией пятничная молитва. Но, думаю, они просто проголодались. Как и мы.

Неподалёку от Яффских ворот мы сели пообедать в ресторанчике под зонтами, ели шашлык и кебаб, пили ледяной лимонный сок с мятой и безалкогольное пиво. Затем, выйдя из Яффских ворот, долго ждали автобуса на Вифлеем. Познакомились с итальянским евреем-христианином Марко, ласково уверившим нас, что автобус рано или поздно придёт. И автобус пришёл, точнее, микроавтобус, в котором мы стоя доехали до блокпоста Вифлеема, прошли мимо бетонных стен, расписанных рисунками агитационного антиизраильского содержания…

Но все это уже мелькало перед моими глазами, будто в кино, поскольку всем моим существом владела та дивная молния, пробежавшая через меня у гробницы Елизаветы. И как только мы обосновались в вифлеемской гостинице «Святой Михаил», я сказала, что никуда больше не в состоянии идти. И ознакомление с градом Рождества Христова мы отложили на завтра.

В следующие дни были незабываемые прогулки по Вифлеему, снова Иерусалим, поездка в Назарет и Табху, на берег Геннисаретского озера и на гору Фавор, в любимый город Иисуса Капернаум и на берег Иордана, где в купальне Йарденит, нарядившись в белые длинные сорочки с изображением фрески Джотто «Крещение» на груди, совершали омовение в водах иорданских. Рыбы Святого Петра, в нашем обиходе именуемые тилапиями, плавали вокруг нас, целуя нам коленки, чего я не могла стерпеть и то и дело взвизгивала. Неподалёку большая толпа чернокожих сенегальцев омывалась с весёлыми криками и пением. Их, кажется, крестили, потому что хватали по очереди и окунали по многу раз, даже страшно становилось – как бы очередной крещаемый не захлебнулся. Ощущение блаженства и благой душевной тишины не покидало нас. А во мне еще горела та елеонская молния.

Потом были золотые пляжи Тель-Авива, гостиница «Олимпия», белые лилии, подаренные мужем, и возвращение в Москву с чётким осознанием того, что лучшего свадебного путешествия в моей жизни и не могло быть.

И еще, когда мы прилетели, оказалось, что наш чемодан решил нас повеселить и малость без нас попутешествовать. Вместо Москвы он отправился в Сан-Франциско. Получить его нам суждено было через несколько дней, во время которых он побывал еще в Пекине, Стамбуле и уже оттуда был репатриирован в Россию, изрядно потрепанный.

По возвращении меня не покидала мысль о том, что та молния – знак. Но чего? Конечно, чего-то хорошего. Обладая доселе самыми общими сведениями о великой княгине Елизавете, дома я стала читать о ней все, что есть в Интернете, а муж покупал о ней книги, имеющиеся в книжных магазинах, но в основном в церковных лавках. И что вы думаете, в то же чудесное лето к нам обратились редакторы издательства «Покров» Елена Михайловна Михалева и Елена Евгеньевна Пирогова с предложением написать художественную книгу об одном из новомучеников ХХ столетия. В небольшом списке из пяти имен значилась Елизавета Федоровна. Для пущей чудесности можно было бы приврать, что звонок от издателей раздался, как только мы вышли из храма на горе Елеонской, но мы с мужем любим иной раз присочинить для красоты, однако нагло врать, особенно в таких случаях, не обучены – из «Покрова» позвонили в августе, а молния случилась в июле, в день Петра и Павла. Получив предложение издательства «Покров», я сказала, что уже работаю над такой книгой, и это, в общем-то, было близко к правде – материал я уже вовсю осваивала.

На другое утро муж поведал, как ночью я радостно смеялась во сне, мне снилось что-то очень хорошее, но что именно, я не могла припомнить. И в тот же день я села писать начало романа «Гефсиманский сад» про то, как Елизавета Федоровна должна была приехать в приют для девочек, и воспитательница учила их:

– Говорите: «Здравствуйте, ваше высочество!» И целуйте ручки.

А когда гостья приехала, девочки хором сказали:

– Здравствуйте, ваше высочество. И целуйте ручки! – и дружно протянули ей ручки для целования. А она, милая, не смутившись, всем их поцеловала.

Файл со сценой каким-то образом потерялся. Я огорчилась. А муж сказал:

– Хороший знак. Стало быть, кое-кому не хочется, чтобы ты писала эту книгу. Не надо этому кое-кому делать приятное, расстраиваться.

И я заново написала начало романа. Название родилось мгновенно. Еще не затуманились воспоминания о том, как совсем недавно мы гуляли по Гефсиманскому саду у подножия горы Елеонской. Здесь Спаситель молился: «Да минует Меня чаша сия», но остался и был схвачен, дабы пройти Голгофу и на кресте пострадать за нас, грешных. А для Елизаветы Федоровны Гефсиманским садом стала Россия, из которой она тоже имела возможность бежать после революции, но осталась, чтобы повторить путь Христа до мученического венца алапаевской Голгофы.

Гефсиманским садом явилась Россия и для ее мужа – московского генерал-губернатора Сергея Александровича Романова. Неугодный для тех, кто разрушал Отечество наше, он постоянно получал угрозы расправы, но не покидал свой пост, не бежал от опасности, а продолжал свою деятельность на укрепление государственности, и бомба террориста разорвала его в клочья посреди Кремля.

Вскоре мы побывали в Марфо-Мариинской обители, где нам любезно предоставили все имеющиеся у них материалы, разрешили переснять фотографии и другие исторические документы. И затем не раз мы приходили сюда, чтобы я могла набраться вдохновения.

Мне никогда не работалось так легко и свободно, как в ту осень. Роман быстро набирал страницы. Причем, – мой первый роман, до него имелись только повести, рассказы, стихи. К середине ноября работа подошла к завершению. И тут снова тот самый «кто-то» махнул хвостом и пробежал копытами по моему компьютеру – каким-то образом исчезло много страниц финала. Я поплакала, поплакала, да и взялась писать по новой, памятуя о том, как точно так же работа начиналась. Наконец, поставила последнюю точку, муж отредактировал готовый текст, и мы отправили его в издательство.

Увы, с «Покровом» ничего не вышло. Издательство попало в череду каких-то финансовых трудностей и проект сначала заморозило, а в феврале следующего года и вовсе закрыло. Огорчению моему не было предела, но 3 марта, когда с недавних пор отмечается Всемирный день писателя, мы отправили текст священнику отцу Владимиру Чугунову, который возглавляет нижегородское издательство «Родное пепелище». И в тот же день этот прекрасный человек написал ответ: «Роман беру к публикации!» Вот так получилось, что в Москву муж похитил меня из Великого Новгорода, а первая моя книга вышла в Нижнем Новгороде!

Судьба романа складывалась успешно. В тот же день 3 марта 2014 года мы отправили его и в издательство московского Сретенского монастыря. От них положительный ответ пришел чуть позже, чем от отца Владимира. И хотя издательство Сретенского монастыря считается более престижным, мы вынуждены были сообщить, что Нижний Новгород откликнулся гораздо быстрее, и там книга уже в наборе. Тем не менее прошло всего несколько месяцев после выхода «Гефсиманского сада» в «Родном пепелище», и отец Владимир с гордостью сообщил, что весь тираж чудесным образом распродан. Мы позвонили в Сретенский монастырь, и вскоре там был заключен договор. В 2015 году «Гефсиманский сад» вышел и в Москве.

При работе над романом я глубоко погрузилась в материал, и теперь пришло сильное желание написать не художественное произведение, а биографическое исследование. На сей раз дело пошло не так легко и быстро, как роман. Для сугубо биографической книги надо было перелопатить куда больше материала, чем для романа, действие которого в основном разворачивается в Алапаевске, а вся предыдущая жизнь героини показана в ретроспекциях. И я на себе испытала, какой же титанический труд проделывают авторы подобных биографий, если они не халтурщики и не компиляторы. Я словно попала в автомобильную пробку, а вокруг меня терлись и сигналили в огромном количестве самые разнообразные, противоречивые, сомнительные или весьма доказательные, но не вписывающиеся в строй книги материалы, документы, свидетельства. По-английски автомобильная пробка – джем. И я, словно птица, нечаянно попавшая в огромный чан джема, не могла из него выкарабкаться. Забуксовала, приходила в отчаяние, плакала мужу, который продолжал меня поддерживать. Пришлось совершить усилие, вспомнить в себе ту елеонскую молнию и – вырваться из джема. Вперед, в свободный полет! Стряхивая с крыльев слова, чтобы те составлялись в строчки…

И еще был один знак судьбы. Мы с мужем выступали перед читателями в Самаре, и одно из выступлений запомнилось сильнее других – в Самарской областной библиотеке перед слепыми читателями. Для них там специально выпускаются книги, которые можно читать на ощупь. Оказалось, что не только книги, но даже иконы. Начальница отдела книг для слепых после нашего выступления решила подарить нам одну такую икону.

– Жаль только, что сейчас нет Богородицы или Спасителя, – сказала она. – Осталась только одна икона. Уж извините.

И принесла нам образ Елизаветы Федоровны!..

Белые и черные суждения, окружающие и Елизавету Федоровну, и Сергея Александровича. На них нередко будут основаны главы моей книги. С ними я буду спорить, соглашаться или отвергать. Как с черными, так и с белыми. Чтобы оставалось лишь то, что я считаю приближением к истине. И чтобы героиня книги предстала перед читателем и земная, и небесная.

О Боге надо писать либо виртуозно, либо никак. Восторженное, но бездарное сочинение о Творце и его избранных соратниках даже хуже, чем атеистическая пропаганда. Умалчивание за святым человеком отрицательных черт и поступков, совершенных в разные периоды его жизни, лишь вызывает дальнейшее недоверие. Но признание, что он смог преодолеть в себе нечто недостойное, напротив, еще больше возвеличивает его. И потому принцип моей книги – не лить елей, не засахаривать и не припудривать, по возможности не использовать ласкательно-уменьшительные суффиксы, а вести с читателем строгий и порой суровый разговор. Вырисовывая портрет героини, не умиляться постоянно, как она божественно прекрасна на всех фотографиях и во всех проявлениях, а показывать ее такою, какая она есть.

Именно есть, а не была. Потому что ничто не может меня убедить в том, что ушедшие от нас не находятся где-то рядом.

Но не одна святая принцесса Элла должна быть главной героиней этой книги.

Она – и ее муж. Потому что не было бы его, не было бы и ее – такою, какой Елизавету Федоровну причислили к лику святых еще до наступления великого церковного ренессанса времен Алексия II, еще при советской власти, хотя и на ее излете.

Она – и другие члены императорской семьи Романовых. Без взаимоотношений с ними невозможно представить себе жизнь Сергея и Елизаветы.

Она – и алапаевские мученики, потому что в их страдании и гибели за Христа они наравне с нею. Многие из них вольны были и покинуть ее, но они не покинули и из Гефсиманского сада пошли вместе с ней на Голгофу.

Она – и ее эпоха, ибо не было бы эпохи падения нравов, сомнений, разрушений, чудовищного обесценивания человеческой жизни, эпохи зверств и гонений, то не было бы и гонимых, не стало бы и святых.

Простите меня за столь длинное вступление, но оно было необходимо, чтобы объяснить, почему появляется еще одна книга о той, про которую и без меня написаны горы. Теперь – обо всем по порядку.

Итак, суждение первое -