Читать книгу Автограф. Культура ХХ века в диалогах и наблюдениях - Наталья Селиванова - Страница 5

– Вы называете новый «Континент» журналом русского возрождения и в то же время журналом христианской культуры. Кроме того, вы – генеральный секретарь московского религиозно-философского общества Владимира Соловьева, которое совместно с «Континентом» провело уже два международных симпозиума. Следует ли из этого, что возрождение России, ее духовной жизни вы связываете с религией?

– Безусловно. В сегодняшнем хаосе только религия и может способствовать подлинному внутреннему очищению и обновлению жизни. И примеров тому уже немало. Назову лишь один – жизнь молодой христианской общины, которую создал настоятель Владимирского собора бывшего Сретенского монастыря на Лубянке (этот известный храм XVII века передан церкви совсем недавно) о. Георгий Кочетков. Сходите, познакомьтесь – вы сразу поймете, о чем я говорю. Конечно, не следует преувеличивать значения таких фактов. Возможно, что и здесь элемент моды играет свою роль. И пусть стремление найти хоть какую-то опору в нашем безопорном мире у большинства людей ещё малоосознанно. Но все же оно есть. И это желание обрести свой духовный путь обнадеживает.

– Как вы представляете себе религиозное просвещение в наше время?

– Церковь ни в коем случае не должна объединяться с государством. То ненормальное положение, которое она занимала все годы Советской власти (я имею в виду компромиссы, связанные с ее выживанием, в частности, сотрудничество многих служителей культа с КГБ), отзывается и теперь. А неуклюжие попытки правительства поставить священника на место бывшего секретаря обкома по идеологии, а иных священников – занять это место?.. Не только у меня все это вызывает внутренний протест. Сила христианской проповеди не в поддержке ее властями. Кроме того, христианство вообще и православие в частности не есть только обряды, службы, молитвы. Это – вся жизнь. И надо учиться жить христианами, в христианском духе, где бы мы ни были и что бы ни делали, что бы с нами ни происходило…

– Последние годы много пишут о былом мощном религиозном сознании русского народа. Почему же в таком случае идея социализма довольно быстро приобрела в России такую массовую поддержку?

– До действительной христианизации России в XIX и начале XX века было еще очень далеко. К сожалению, надо признать, что в гибели старой России повинны не только злодеи-большевики, но и в немалой степени сам царь Николай II, «помазанник божий», его бездарное правление. Тут я полностью согласен с Солженицыным.

– Но природа нашего менталитета такова, что нам непременно нужна «общая идея». Если хотите, своего рода государственная идеология. Судя по вашим словам, только религиозная идея и может стать сегодня такой «общей идеей» нации, сплотить ее?

– Нет, совсем не так. Я вовсе не думаю, что религиозная или, например, религиозно-монархическая идея может стать сегодня жизнеспособной. Надо смотреть правде в глаза. Большинство людей мало трогают религиозные ценности. Бог для них в лучшем случае лишь некая высшая потустронняя сила, не имеющая реального значения для земных дел. Монархическое правление – модель, ушедшая в прошлое. «Великий Рим» – как державный бронированный кулак – распался на наших глазах, и этот процесс необратим.

Учитывая все это, а также разочарование, которое пережили миллионы наших соотечественников, вдоволь убедившись в полном бесчестии прежних властителей, я полагаю, что действительно объединяющей может стать такая общенациональная идея (не в этническом смысле), идея, в которой упор будет сделан именно на то, что все правила в жизни общества должны быть подчинены принципам справедливости, чести, человеческого достоинства, милосердия и социальной взаимопомощи. Ведь и сегодня народ видит в стране нечто обратное. Исполнительная власть породила грандиозную тотальную коррупцию, налицо явная деградация едва ли не большинства народных избранников. Обещают не повышать цены на бензин, собирая голоса на референдуме в поддержку президента, а назавтра – повышают. Конечно, привычка обмана во имя высокой цели была вбита годами советской власти и в одночасье не изменится.

Я уповаю на тот тип политики, образ которой был задан в свое время Сахаровым. Вы понимаете, что осуществлять такую политику – как это ни банально звучит – могут люди с высокими моральными качествами. И если российский народ, несмотря на все нелестные эпитеты, которыми его награждают, сумеет выдвинуть таких людей, он, я уверен, способен будет и построить правовое государство. Государство нравственного здоровья, высшей культуры и подлинной человечности. Государство, созданием которого россияне и докажут как раз, что в историческом творчестве они способны на что-то большее, чем бронированная Империя Зла. Но для этого нужно время.

– Не с этим ли был связан и ваш недавний визит в Рим, где вы были на приеме у папы? Расскажите, как состоялось ваше знакомство?

– Я впервые увидел его два года назад в Ватикане, на предсинодальном симпозиуме, где я выступал. И вот теперь несколько членов общества В. Соловьева – и я с Сергеем Аверинцевым в том числе – были приняты Иоанном Павлом II, который проявил глубокий интерес к тому, что происходит сейчас в России. Вам наверняка известно, что отношения между католической и православной Церквами носят – как бы это выразиться помягче? – весьма деликатный характер. И ослабить такое напряжение мог бы, например, общеевропейский культурно-религиозный центр, где христианская интеллигенция разной конфессиональной принадлежности могла бы тесно сотрудничать на общем поле культурной христианизации России и Запада. Как я понял из нашей двухчасовой беседы с папой, католическая церковь искренне стремится к сотрудничеству и с православной церковью вообще, и с православной интеллигенцией в частности.

– Итак, вы надеетесь на изменения в России, на реформы. Но почему же в России до сих пор все реформы проваливались?

– На этот вопрос уже ответили Ключевский и Соловьев – концепцией догоняющего развития. Чтобы в межгосударственных отношениях быть с Западом вровень, Россию приходилось «вздергивать на дыбу» и Ивану Грозному, и Петру I. Но 300 лет отставания, вызванные нашествием татар, не прошли бесследно: реформы, всегда проводившиеся сверху, перегоняли уровень внутренней подготовленности к ним народа.

– А теперь, вы считаете, народ «созрел»?

– В определенном смысле – да. Во всяком случае, в нашем кошмаре он проявляет совершенно удивительный инстинктивный здравый смысл. Вы же слышите, что Ельцина и правительство ругают на каждом перекрестке, а между тем на референдуме люди не захотели их менять. Потому что они хорошие? Нет – потому что другие, рвущиеся к власти, еще хуже. Реставрации коммунизма большинство населения не хочет, оно сыто им по горло.

– Вам не приходила мысль, что России просто не дают встать на ноги?

– Эту точку зрения разделяют и Максимов, и Зиновьев, да и многие другие люди на Западе. В самом деле, основания так думать есть. История противостояния двух систем – капиталистической и социалистической – задействовала достаточно серьезные механизмы: армии, ЦРУ, КГБ. И старый менталитет, связанный с их существованием, все еще жив. «Раз коммунистическая Россия признала свое поражение, надо ее добить». Но на том же Западе есть и другие настроения. В том возможном грядущем конфликте «Запад-Восток», который на наших глазах набирает силу, мир может быть спасен только в том случае, если Россия станет равноправным партнером Запада.

– Каким вам видится литературный процесс сегодня?

– Если еще недавно читателю было интересно – возвращались книги Гроссмана, Домбровского, Пастернака, – то теперь наступило затишье. Это и понятно. Для появления литературы, способной глубоко и художественно масштабно осмыслить и освоить настоящее, нужно время. Но я могу назвать имена, чье творчество мне интересно. К примеру, Михаил Кураев, которому удается простой бытовой факт осознать и представить в подлинно историософской перспективе глубинных изменений в обществе. В этом же направлении пытается развиваться Пьецух. Мне представляется очень серьезным явлением «Бесконечный тупик» Галковского. Несправедливо резки, по мнению многих, его высказывания, но само мировидение писателя, выраженное через его отношение к тем или иным значимым фигурам нашего культурного процесса, заслуживает внимания.

– Виктор Ерофеев говорит, что место критики в лакейской. Что вы думаете о роли критики?

– Критика всегда была самостоятельным видом литературного творчества. Стало быть, ее задача заключается вовсе не в обслуживании писателя. За примерами ходить далеко не надо. Мы знаем Белинского и Писарева, Мережковского и Бердяева как прекрасных литературных критиков. Но их имена остались в истории русской словесности еще и потому, что они были крупными мыслителями. Настоящая литература всегда существовала и укладывалась в наше сознание с помощью критики, а не сама по себе. Говорить о ее лакейской роли можно только в случае, когда весь мир так и видишь: лакейская, буфетная, господская и т. д. Но культурное пространство такой подход не допускает.

– Сейчас критика почти исчезла из периодики. Да и ваши статьи я не встречаю. С чем это связано?

– Я очень люблю работать с текстом. И всегда придавал большое значение своему делу. Но каждый, кто занят изданием журнала, знает все круги ада, которые мы проходим. Если бы не помощь «Инкомбанка», нас вообще бы сегодня не существовало. Кроме того, в редакции «Континента» всего четыре человека. И первые полгода мы выпускали номера, которые задолжали (не по нашей вине) в 1992 году. К стыду своему, все никак не могу закончить книги о Достоевском и о русской религиозной философии конца XIX-начала XX века. Впрочем, недавно в 75-м номере «Континента» у меня вышла статья о Солженицыне, а в 76-м – этюд о теме зла у Достоевского. А наладим выпуск журнала – и книги допишу.

ГАЗЕТА МОСКОВСКИЙ КОМСОМОЛЕЦ

19.10.1993