Читать книгу Босфорские берега. Книга для всех, кто влюблен в Стамбул - Наталья Шувалова - Страница 8

Все мы дети своего времени, воспитанные и привыкшие жить так, как нас учили. Хотим мы этого или нет – но наша судьба и действия во многом определяют привычный уклад жизни, воспитание и то, как и по какому пути были пройдены предыдущие годы.

Но иногда случается так, что эпоха уходит прежде человека. И тогда остаются они – искорки, осколки ушедших эпох, которым нет места во внезапно пришедшем на смену привычному новом, непонятном мире.

Деревянный дом в Серенджибее Мушфика любила, и почти не покидала его стен. Он был совсем небольшой, но в этом доме она могла поддерживать привычный для себя образ жизни, могла не видеть происходящего в стране, не предаваться лишний раз горестным мыслям.

Это оберегало от отчаяния.

От греха.

Да и ходить было некуда.

И незачем.

Вставала обычно рано, по многолетней привычке, строго соблюдала время молитв, вела нехитрое хозяйство. В свободное время, которого у нее в последние годы жизни было слишком много, читала Коран, или же предавалась воспоминаниям.

Она собиралась с мыслями долго, морально готовилась, несколько недель не решалась взять в руки бумагу, но что-то нужно было сделать. Она слабо представляла себе, что и как, но призвав на помощь Всевышнего, после обеда села за маленький столик, долго смотрела на белый бумажный лист и, наконец, начала писать:

«Господин премьер-министр, я четвертая жена султана Абдулхамида II. Я согласна, что эта эпоха закончилась навсегда. Все члены династии были вынуждены покинуть страну…»

Строчки давались с трудом, она не знала, как объяснить этому человеку, занимающему сейчас пост премьер-министра, свою просьбу. Не понимала, какие слова нужно подобрать, чтобы он понял и услышал ее.

Несколько раз перечитав написанное, Мушфика закрыла глаза и начала вспоминать…

– Мама, мне страшно, – маленькая Айше дергает мать за руку, – я боюсь!

– Не бойся, – спокойно и обстоятельно уже в который раз повторила мама, – нас примет валиде, и, если ты ей понравишься, то тебя возьмут в гарем. Получишь образование, а там и замуж тебя выдадим за достойного человека. Ну, смотри веселее, вот так!

Идущая рядом сестра Фатима скорчила гримаску.

– Трусиха Айше, – сказала с вызовом, – а я вот не боюсь! Я понравлюсь валиде, а потом в меня влюбится султан и я стану его женой.

Эмине-ханым обняла дочерей, прижала их к себе.

– Все в руках Всевышнего, ну, пойдемте. Мне тоже страшно и сложно отпускать вас, девочки мои, но вы знаете, мы не богаты и я не смогу устроить вашу судьбу. Может, валиде Пертевниял-султан поможет и направит вашу жизнь?

Тогда Айше не знала, что именно в этот день началась ее дорога к сердцу Абдул-Хамида, которого она будет любить до его последнего часа на этой грешной земле, а также к жизни, полной горечи, лишений и чувства долга.

Вздрогнув, Мушфика отогнала мысли и вывела следующую строку.

«Все члены династии были вынуждены покинуть страну. Я не покинула свою любимую страну, воспользовавшись разрешением…»

Она вздохнула.

Куда ей было ехать? Дочь уехала в Париж, она молода и может устроить свою жизнь как пожелает, а что ей, Мушфике, делать в Париже? Она не понимает устоев Запада, и будет там белой вороной, кандалами на ногах дочери, обузой. Да и Абдул-Хамид бы не одобрил того, что его любимая, самая младшая, робкая и добрая жена стала бы ходить по улицам европейских городов.

Уж лучше тут.

Тут есть этот маленький дом, тут говорят на ее родном языке, тут спит вечным сном ее любимый. Любимый…

Мысли рассеивались, путались, улетали в прошлое. Туда, где пылал иллюминациями праздник во дворце валиде-султан, туда, где юная и тихая Айше стояла, замерев, и смотрела на взрывающееся фейерверками небо, а он, увидев ее, потерял покой.

– Айше, Айше, – раскрасневшаяся Фатима влетела в комнату, заполнив собой, искрящейся молодой радостью все пространство, – нас переводят! Нас забирают в Йылдыз! Айше!

Она тогда испугалась. Как переводят? Как забирают? Почему? Неужели вот эта встреча, произошедшая час назад, на празднике с султаном и пара слов, которыми они обменялись? Нет, не может быть, что в ней? Тихая, неприметная девушка, несколько слов вежливости – и все. Наверное, Фатима что-то сделала или сказала, она может, вот уж кем впору восхищаться.

– Почему? – только и смогла выдавить из себя девушка, – Валиде больше не хочет нас видеть рядом с собой?

– Приказ Абдул-Хамида, – на одном дыхании выпалила Фатима, – ну, признавайся, что? О чем вы говорили на празднике?

Обсудить праздник девушки не успели, началась спешная подготовка к переезду сестер во дворец Йылдыз. И очень скоро, 12 января 1886 года Айше, получившая в подарок от султана уникальный экземпляр священного Корана и новое имя – Мушфике – стала четвертой женой султана Абдул-Хамида II.

Мушфике улыбнулась мыслям.

Вот ведь как бывает – сестра в детстве грезила о троне, а вышла замуж за сына портного, а она, тихая и неприметная, приглянулась повелителю.

Впрочем, для нее он не был султаном, был просто человек, со своими достоинствами и недостатками, но она любила его. Тот покой, который она обретала рядом с ним, та радость от того, что она, Мушфике, нужна и важна такому умному и важному человеку, согревала ее душу, наполняла теплом все ее существование. Она была женой, потом стала матерью. Была собеседником, другом, утешителем, поверенным обычных, человеческих, не государственных мыслей. Она, единственная, каждый день обедала с ним, часами сидела в его покоях, слушала – и отвечала.

Там, в глубине души, Мушфике не понимала за что ей такая честь и такое счастье, но радовалась ему и благодарила Всевышнего.

Она еще раз перечитала написанные строки, и уверенно вывела дальше:

«Но у меня нет дохода, кроме 200 лир, которые выдаются по вашему указанию. В течение многих лет я жила в полном одиночестве, молясь за государство и мой народ, отказавшись от всех потребностей человека, живущего в обществе, чтобы жить, сохраняя историческую честь…»

Сохраняя историческую честь. Именно так, подумалось ей, это и должно звучать. Она умела и умеет только это – жить, сохраняя свою честь и честь мужа, и не важно, живой муж или покойный.

Большему, ее, к сожалению, или к счастью, никто не научил.

Она была с мужем до конца -сначала во дворце, затем в ссылке в Салониках, и в последний час 10 февраля 1918 года, когда Азраил вошел в ворота Бейлербеи за душой Абдул-Хамида II, она держала его на руках, пытаясь согреть своим теплом умирающее тело. Самую свою большую драгоценность – подаренный редкий Коран – она пожертвовала благотворительному фонду для поддержания мавзолея мужа.

Мушфика не скучала по жизни во дворце. Не тосковала по нарядам, прислуге или своей малой канцелярии, где она читала и писала, бывало, гораздо более веселые письма, чем это, нет. Ей не хватало только одного – ощущения тихого счастья, заключающегося в простой нужности мужчине и близости к ребенку.

В новом мире она не очень-то понимала, и жила как умела – тихо, скромно, ожидая смерти и встречи со своим господином по ту сторону жизни. Лишь крайняя нужда заставила ее сегодня взять в руки бумагу и написать это письмо, просящее, жалкое, трогательное. Письмо неизвестному ей человеку, безразличному к ней человеку, от милости которого она теперь зависела.

Ей было стыдно его писать.

Мушфика дописала последние строки, поднесла листок к глазам и внимательно перечитала письмо полностью:

«Господин премьер-министр, я четвертая жена султана Абдулхамида II. Я согласна, что эта эпоха закончилась навсегда. Все члены династии были вынуждены покинуть страну. Я не покинула свою любимую страну, воспользовавшись разрешением, предоставленным законом, осталась под его защитой, но у меня нет дохода, кроме 200 лир, которые выдаются по вашему указанию. В течение многих лет я жила в полном одиночестве, молясь за государство и мой народ, отказавшись от всех потребностей человека, живущего в обществе, чтобы жить, сохраняя историческую честь. Однако 200 лир недостаточно для поддержания такой жизни. А кроме поддержки государства и народа у меня ничего нет. Я хотела бы целовать ваши глаза с любовью и молитвами, а также прошу немного повысить мое пособие. Если это возможно. Мушфика Кайысой, Серенджибей, 1954 г.»

Одевшись как полагается, Мушфика впервые за несколько лет вышла из дома и пошла в почтового отделение, чтобы отправить свое послание.

Через несколько месяцев содержание Мушфики Кайысой Кадын-Эфенди было повышено на 50 лир и до самой ее смерти 18 июля 1961 года в возрасте девяносто трех лет составляло 250 турецких лир.

Премьер-министра Турции и иных чиновных лиц она более никогда не тревожила и ни о чем не просила.