Читать книгу Стихи. Том 1. 2019—2003 - Наталья Патрацкая, Наталья Владимировна Патрацкая - Страница 7

Не всегда везет в любви,

иногда везет в забвение.

Плотно занятые дни,

ближе к славным сновидениям.

**

Переделав кучу дел,

можно стать и не удел.

Но велик наш скромный ум,

много в нем разумных дум.

**

Не хочу нырять я в неизвестность,

не хочу любой чужой любви,

в ней царит лишь грусть и бесполезность.

Ты меня в нее и не зови.

Сколько лет? Кому какое дело?

Много лет. Мое устало тело.

**

Любовь, поверьте, меркантильна,

она от чувств порой стерильна.

Сказала чушь? О, не шутите,

Вы путь проблемный повторите.

Сильна любовь внезапной страстью,

осуществлением надежд,

как будто бы совпали масти

двух любящих себя невежд.

Так долго длилось ожидание

из ссор и писем, редких встреч.

Но ты всего одно свиданье

Завесой тайны обеспечь.

Всего одно. Но сколько страсти

и попадания в мечту!!!

Как будто бы ты вплыл вдруг брассом

в пещеру сжатия одну.

Тебя вдруг сжали и отжали.

И двое тихо так лежали.

Ледяной, морозный воздух

очищает пыль времен,

покрывает ветви воском.

Снег хрустит, как слог имен.

Мы пройдем с тобой по кругу

в облаке своей судьбы.

Я скажу тебе, как другу:

«Я люблю, и ты люби

эти тихие мгновенья,

замороженных озер

и огней проникновение.

Что молчишь? Ну, ты позер.

Или те заметил ели

под сугробами мечты?

Мы бредем ведь еле-еле.

Я люблю тебя! А ты?»

Ты невольно встрепенулся,

посмотрел вокруг себя

и невольно улыбнулся.

«Холодно», – сказал сопя.

Ты похож был на Высоцкого

в звуках соло до небес.

Я влюбилась так в Патрацкого,

по любви и без чудес.

Анатолий Александрович!

Физик с солнышком взойдет…

Бард Владимир-то Семенович,

песней по сердцу пройдет.

Внешне были столь похожие —

оба. Каждый как-то по себе.

Физик, бард вообще прохожие.

Но в моей они судьбе.

Я была блондинкой стройною,

с натуральною косой,

оба уж они покойные,

оба встретились с косой.

Но скажу я в вечность вечную,

что любила сильно я.

Я была невестой венчанной,

стала грустная вдова.

От компьютера к телевизору,

без экрана звонит телефон.

И таблетки бескрайнею фишкою,

изменяют движения волн.

Волн души, что давление экранное,

на себя примеряют порой.

И пропустим мы нечто и бранное,

но посмотрим модели раскрой.

Мы живем все почти в телевизоре,

нам экран заменяет любовь.

Там расскажут готовку провизии,

там откроют всю старь и всю новь.

Ощущение лыжного полета,

уверяю, нечем заменить.

Лес чарует лыжного атлета,

когда надо скорость покорить.

Отдыхают все стриптизы мира:

лыжники на лыжах лучше всех.

Их фигуры в Олимпийских играх —

сказочный, волшебный чудный миг!

Зима морозная и снежная

разбила сказки о тепле.

Земля от снега белоснежная,

а белка прячется в дупле.

На санках с гор не покатаешься:

в сугробах вязнут сани враз,

но белым миром восхищаешься,

и дышит грудь, и сон мираж.

Отменны снежные просторы,

и бело-серы небеса.

Сугробы встали, как заторы,

и в белых шубах все леса.

Малый рост на лыжах – нонсенс,

спуск не выиграть никому.

Малый вес на лыжах – нонсенс,

отдых в спуске ни к чему?

Создается впечатленье —

проиграли специально,

иль играли не с руки,

словно бы как в поддавки.

На полтинник гонки – просто чудо.

Целая толпа бежит вперед.

Держатся за лидерство так круто,

время все идет, идет, идет.

Финиш приближается угрюмо,

крики страсти чаще и сильней,

а усталость стягивает в струнку.

Вот и финиш. Падают. Вольней.

Вновь победа хитро улыбнулась,

лыжники бегут. Лыжня замкнулась.

Спасибо всем российским офицерам,

что уважают женщин в нужный миг.

Когда они меняют круто цели,

Собой лишь украшая дамский мир.

Спасибо за простое вдохновенье,

когда мужчины поздравляют нас.

Они тогда в виньетках сновиденья.

Они прекрасны в мартовский наш час.

Корзина роз в ногах моих

тебя лицом напоминает.

Нам счастья мало на двоих.

И наша дочь об этом знает.

И сын давно тебя плечистей.

И внучка взрослая почти.

И внука два тебя лучистей.

Не видел их. Ты так молчи.

Утихают страсти. Замолкают мысли.

Небосвод синеет над лесной волной.

Облака беспечно над рекой зависли.

Ты опять приснился, будто был со мной.

Часто предсказуемо протекают годы,

то в борьбе за счастье, то за суетой.

Часто безразлично от любой погоды.

А ты снишься, снишься, ты во сне постой.

То плыву, то бегаю, то тягаю гири,

мышцы тренирую с тихою мольбой.

За окном просторы кажутся мне шире,

их пройду спокойно вовсе не с тобой.

С сумкой за плечами мимо елей, сосен

я хожу неспешно вольною тропой.

Вопреки всем возрастам бегаю я кроссы,

ты стареешь сидя рядышком с клюкой.

Пусть меня ломают возраст и невзгоды,

убегу с гантелей по крутым полям,

у любой погоды есть любви восходы.

А тебе любимый: «Здравствуй! Где ты там?»

Россия простирается под небом

так далеко, что взглядом не объять.

Весною нелегко ее проехать,

но можно самолетами обнять.

Поля, сады, леса и перелески,

огромные просторы рек и гор.

Над водами озер сверкают лески,

а кое-где над бревнами багор.

Идут века, года и солнце светит.

Дома взлетают прямо в небеса.

Они стоят, как памятник столетиям,

и в окнах солнце, как в глазу слеза.

Умнее люди, и стройней и краше,

за ними мудрых предков племена.

Цари, народ и родственники даже —

оставили на книгах имена.

Российские просторы прячут недра,

богаче их на свете не найти.

Медведи, кабаны, киты и нерпы

всегда стремятся с выводком прийти…

Центральный дом литературы,

точнее ЦДЛ,

Он ловчий слов и пик культуры,

в нем много лик и дел.

Издательство – предвестник славы,

точильный инструмент,

его забрасывают лавой

синопсисов, анонсов лент.

Есть Самиздат – парник поэтов,

ростков миниатюр.

И конкурсы – богов приветы,

как мода от Кутюр.

А вот сам Автор многогранный,

раздвоен он в делах.

Он – словом лечит сердца раны,

с фантастикой в мечтах.

Куда потом ему податься

с огромной кипой слов?

Да в Самиздат, конечно, сдаться,

тут каждый двух голов…

Но захожу, волнуясь,

в тот самый ЦДЛ.

Я фотами любуюсь.

Здесь мир поэтов цел.

Качается мост через Волгу,

дешевле моста в мире нет.

Кронштейны забыли и только,

теперь потешается свет.

Хоть дамбу по центру поставить

и мост закрепить на земле.

Иль чудо без толку добавить

восьмое, летает оно на метле.

Сурепка. Бабочки. Волна.

И за окном дары речные,

осока крепкая видна,

и гальки белые, сухие.

Вагон стоит. Окно в природу

открыто иве у реки.

Эх, подойти, нырнуть бы в воду.

И мотыльки. И мотыльки.

Еще немного. Путь неблизкий

через леса, поля, мосты.

И небосвод повсюду низкий

всегда один, под ним листы

природы дикой и домашней.

Платки в корзинах на еде.

Соленый плеск воды в Сиваше.

Наедине. Наедине.

Одна с собой, окном и ручкой

спокойно еду, налегке.

Еще чуть – чуть надену брючки,

и с сумкой выйду на руке.

Пронзительны лучи жары,

они впиваются мне в кожу,

и обжигают изнутри,

и превращают мысли в прозу.

Горит загар на коже красный,

и кожа пышет от жары,

но все равно песок здесь влажный,

и дети лепят с них шары.

И море разное такое,

с утра все смотрится до дна,

а позже забурлит волною,

медуза выплывет одна.

Она, как шар односторонний,

или, как купол киселя,

и щупальца ее просторно

шевелят воду бытия.

Иду на берег. Их все меньше.

Не любят берег кисели.

Залягу в воду, станет легче.

Ведь я сегодня на мели.

Прозрачное море пронзают медузы.

Жара закупорила воздух и шлюзы.

Какой безграничный на море обзор!

Медузы почистили воду, прочь сор.

В душе очень пусто без добрых друзей,

как будто попала в чужой я музей.

Без связи с друзьями закрыт горизонт.

Остался на пляже заброшенный зонт.

Темнею на солнце, почти запеклась.

У солнца и моря своя в жизни связь.

А я? Все при всем. Поплыву средь медуз

и сброшу я свой одиночества груз.

Природа просит позабыть

про войны и победы.

Пора бы современней быть,

и в климате есть беды.

Ау, кто космос потревожил

над Ржевом и Москвой?

А кто над Тулой расположил

пробел и атмосферы вой?

И почему так падки люди

на всякую беду?

Ведь если в космосе убудет,

сквозь дым дорогу не найду.

Воскресенье. День погожий.

Солнце. Море. И песок.

Ласточки у моря кружат

и летят под козырек.

Здесь их дом и птичий гомон.

Вновь бакланы над водой.

Они важные, их стоны

говорят: «А ты постой!

не ходи за птичьей стаей,

остров птичий не волнуй»!

Вон и чайки в море тонут.

А, нет! Всплыли над волной.

А в воде одни медузы,

бело-синие круги,

и круглы, как те арбузы,

но их щупальца долги.

Жгут они, не раня кожи,

а в руках, как снежный ком.

Моря важные вельможи

охраняют лепет волн.

Степной полуостров уткнулся в лиман,

там аист живет и фазан великан.

Тот аист стоит на столбе у дороги,

он видит, кто едет, его взгляды строги.

Так, что он заметил? Вдоль берега зелень.

Дома небольшие. И море, и мели.

Зимой людей мало, но больше весной.

А летом все едут сюда на постой.

Прельщает всех море чуть выше колена.

Для маленьких деток нет в море предела:

купайся, играй и лечись средь травы,

что в море растет, просто так для молвы.

Раздолье для маленьких деток, больших,

а отдых, загар здесь совсем за гроши,

что лучше не выдумать. Море без волн.

Июль наступил. Пляж людьми снова полн.

И как безграничны на море обзоры!

Медузы почистили воду, нет сора.

В душе очень пусто без добрых друзей,

как будто попала в чужой я музей.

Какой простор дает твой взгляд

для мыслей тленных и забытых!?

Он – розмарин для щек умытых.

Он – торт любимый, сладкий яд.

Твой приторно-голубоватый,

небесный, ясный, мирный взгляд,

как дар небес, как яства ряд.

Он, может, просто глуповатый?

Но мне теперь уж все равно,

что мыслишь ты внутри Вселенной.

О, этот взгляд, такой отменный!

Что я невольно им давно

благополучно одержима,

без рук и прочего нажима…

Тревожно шуршала листва по утрам,

идти в лесу жутко, ужасно.

Какой-то помятый мужик в лес удрал,

и взгляд его в спину ужалил.

Иду осторожно, потом вдруг побегу.

Куда, от кого? Шорох листьев.

Мужик прошел быстро, сверкнул, ни гу-гу.

И трески ветвей, словно выстрел.

Ой, страх пробежал. Я вдруг встала. Стою.

Смотрю на него. Он проходит.

И липа сверкнула листвой. Я молю,

а там за листвой солнце всходит.

Он сам вздрогнул быстро, как листья осин,

а я замерла, словно липа.

Стоим среди елей, огромных верзил,

а взгляд его яростный слепит?

Он вдруг пошатнулся и быстро пошел,

а я побрела, где люднее.

В лесу одиночество – шорохов шок,

здесь ходят одни, кто беднее.

Зачем ты смотришь на листву златую,

вздыхая мощной грудью обо мне?

Не отдохнешь ты, милый мой, во сне!

Ведь я еще одна, но не статуя!

Не прячься от моей любви в карете,

не уходи, любимый, навсегда.

Скажи ты лучше мне простое «Да».

И не грусти ты в полночь в Интернете,

Очнись же ты от грустного забвения!

Вздохни у телефона – связь со мной!

Забудь ты гонор, брось свои сомненья!

Ведь ты любил, ты милым был весной!

Отбрось, забрось ты злобу и волнения,

лети, плыви с осеннею листвой!

Вонзилась боль в больное сердце лихо.

И обреченно вскрикнула душа,

как будто бы за нею ни гроша.

И смерть взглянула ниоткуда тихо.

Я содрогнулась, словно от позора.

В больном мозгу запрыгали слова,

что будто бы всесильная молва

вдруг докатилась с тягостным укором.

Все. Жизнь прошла, и некуда деваться.

Пришел конец с косою на шесте.

И вдруг кричат: «Пора, друг рассмеяться!»

Не поняла зачем. Жизнь во Христе.

Да полноте, не надо усмехаться.

Ведь все нормально в нашей суете…

Вся жизнь – борьба существования,

и недалекие мечты,

и чувства бывшего предания,

и виртуальные листы.

А за окном мороз иль ветер,

или туман и пустота,

а до тебя два километра,

а я до боли вновь одна.

Я не зову и не страдаю,

ведь отчужденность на века,

любви страницы не листаю,

не жду забытого звонка.

Попала под раздачу на раздаче,

наверное, неяркою была.

На мне не прочитались шуба, дача.

Я по столовой с вилкой проплыла.

Никто мне никогда не прекословил,

рассольником в четверг не упрекал,

никто и не пытался мне злословить.

А ты жевал морковку и икал.

Решила я собою вновь заняться,

быть бледною капустой ни к чему.

А лучше бы с тобою помириться.

Зачем? А чтобы было – почему…