Читать книгу Танцы с чужим котом. Странный Водолей - Наталья Юлина - Страница 10

В эти апрельские дни жизнь проходила в тумане. Снег и вода, невесомость, невидимость, свет. Свет, как молочный коктейль, одинаков с любой стороны. Это солнце, не в силах пробиться, заставляет светиться туман. А если пробилось, только взглянула, на яркое жмурясь, как вдруг потемнело – метель. После метели бесцветно-прозрачные крокусы из мокрого снега еле видны. Кажется – мертвые, но пары часов не прошло, увидишь их снова лиловых, живых.

Первые дни не забудешь. Если солнца не будет, туман по-другому туманит. То приникнет к открытым глазам, и к лицу, и к одежде – так что нет ничего, лишь запах цветочный остался; то, как ветхая ткань, туман разорвется, и в память вплывет черный призрак стены в воде неподвижной. Или банька на камень влепилась, и бочка желтая, баньки подружка, следом на колесах недвижных проедет.

Я живу в крайнем доме. Если наверх по трассе пойдешь, когда чуть прояснится, увидишь внизу террасу, несколько мелких коробок-домишек на ней, и весь этот крошечный остров, как будто мираж, оптический фокус средь серых реальных камней. Живы ли те, кто живут здесь?

Но я живу в крайнем доме. Тут высота, и привычное – вдруг незнакомо. Конечно, не город. Может быть, дух деревенский? Отнюдь. Там листья, деревья. Там пахнет навозом, дровами, дымами, и травы за травы, встревая, растравят растущую мощь опьяненья.

Здесь нет опьяненья, здесь трезвость. Тоже трава, но другая. Жизнь заставляет её поскупиться на лист и на запах. Запахнешь, частицу себя подарив, а зачем? Пчел и другого народца не будет, а будет мороз по ночам. Силы копить и копить. Не погибнуть, на это, что было, отдали.

В разное время разные глупости радовать могут. То облако, то синий цветок. И лишь тишина – полней не бывает. Она оглушительней ветра, страшнее зверей, и слух с непривычки своё продолжает гундосить, чтоб только убить тишину.

И воздух, и гор гробовое молчанье – привыкнешь, тревожит запах, которого нет. Здесь не пахнет почти ничего никогда. А то, что запахнет, едва появившись хоть в кухне, уйдёт, как след человека в пургу. Про это ты можешь забыть, не заметить, но странность, как счастье, имеет привычку застрять в плоти твоей, в дальнейшую жизнь прорастая.

Космос? Почти. А мы? Мы – земляне, и скажем себе, что жить хорошо. Что нам здесь приятно и внятно любое касанье, и солнца, и ветра, и неба веселой воды.

Ведь в городе что? Там природа в осколках, и острой зазубриной может тебе повредить.

Дерево. Да, дерево. Два дерева, да, ещё лучше. Но им, двум, десяти, двадцати не под силу обнять, приголубить дитя своё. Они могут только напомнить, что есть, или были, осень, лето, зима – не в обрывках, а целым гигантским созданием, целой ступенью общего счастья.

Без этого мы, горожане, тоже разбиты на рыхлые щепки, занозы, куски.