Читать книгу Танцы с чужим котом. Странный Водолей - Наталья Юлина - Страница 18
Первая часть.
Овцы съели цветы
Забор, горизонт, луна
ОглавлениеВесна своей невероятной непохожестью стала временем счастья. Первый месяц всем насельникам нашим хотелось со мной говорить. Днем копошатся, но вот кончается день, нежное солнце в тумане, влажный воздух в дымке. Компания в лёгком опьянении алкоголем и весной собралась, скорей всего, у Артура. Все молоды, красивы, добры, интересны друг другу. Никто не подозревает, что у меня камень на сердце, у Артура за пазухой, а у Шара на шее.
Артур улыбается, Шар философствует, а я… Что делаю я, бог весть, но я счастлива по-настоящему. По-настоящему, понарошку, я просто счастлива. Облетая каждый день эту террасу с маленькими домиками, я смеюсь, смеюсь тихо, смеюсь про себя. Как я убежала от разлагающегося трупа своей любви. Слава богу, усопшая любовь не болит. А что с ней? Она лежит где-то далеко-далеко, но ты об этом знаешь. Ты знаешь, что она там едва живая, когда разговариваешь, смеешься, пьянеешь от счастья видеть всё вокруг…
Расходимся.
Ложусь. Луна как дворовый бомж в висящих по бокам лохмотьях внимательно разглядывает меня через окно с трех ночи до пяти. Потом она перестает быть видимой, склонившись к горизонту, но поднявшись с постели, я вижу, что она потеряла зоркость, вся закутавшись в тучи, ее белое светящееся тело едва виднеется.
Почти совсем светло, серо светло. Тишина вибрирует в ушах, а горы загадочно чернеют. Через три часа завтрак.
Перевалив через холм за трактиром, стою над соседней долиной. Эта долина – моя. Её, покрытую снегом, именно с этого места увидела впервые в день приезда. Тогда поразила какая-то мертвая сила, казалось, спуститься туда невозможно. Камни, ростом вдвое больше меня, застыли, будто в полёте, между мной и долиной.
Но сейчас июнь, внизу, вместо горной реки сумасшедшей, течет голубая река из цветов. Что незабудки, вначале никак не пойму: небесная синь повторяет изгибы долины, бесшумные волны уходят за мыс вдалеке. Огромность реки несравнима с какою-то горною речкой, заполнив от склона до склона не площадь – пахучий объем.
Спущусь, где повыше, над слишком большими камнями. Пройду через запах, сквозь синь проберусь, перейду. И вот я на склоне другом.
Сколько бы я сюда, на хребет, ни поднималась, пропустить невозможно момент, когда, наконец, наверху. Налево скалистый массив, тот самый, что ночью и днем в окошке меня стережет.
Вниз полоски различных оттенков под линзами дальности разной. Покой. Покой как веселье. Покой погруженья в себя. Лицом прикоснуться к ветра страстному лику. Ему улыбнуться. Верней, улыбнуться себе, что такая крошка, пылинка, а вот забралась и живет.
Тут твердая гладкость хребта начинает снижаться, двоиться, камушки-мушки несутся за мной – я бегу. По правой тропе, потому что налево в ложбине озеро примул. Лиловые крошки точны, словно крошечный чип. На теплой земле растянись, под зонтик соцветий устройся. Сколько их? Наверно, мильон. Тех, что рядом. И каждый цветок – шапочка, в ней собрано много сине-лиловых детей. Дети плотно и стройно стоят и платочками машут, и, может быть, что-то поют. Я не слышу.
Но что это? Рыжий сурок, к тебе повернувшись спиной, соседу о чем-то кричит. Вот, едва чиркнув взглядом, исчез под землею, как не был.
Возвращаюсь. Иду по камням на своей стороне. По склону, где только что я пробежала, спускаются овцы. Как тесто, недвижно по тропам овечьим текут.
Эй, – мекнула звонко молодая.
Что? – Ответил патриарх.
Надое… ело, – из другой цепочки.
Дура, – коротко, пожилой баран.
А самм? – Опять из другого места.
Так, мирно ругаясь, в одном направленье идут. Лишь колокольчик вплетает в громкое блеянье звон.
Восторг кончился к июлю. Овцы съели цветы. Пусто в душе, и в теле сонливость и лень. Живу, будто в вате, ни звук, ни слова не доходят. Красиво кругом, да. Сурки, да. Игра света. Ну и что? Моя долина сделалась пыльной пустыней. В начале долины: юрты, кошары, костры. Люди, дети, собаки – не так их и много, но овцы сожрали цветы.
Из книги, которую читаю
– Поликсена, любовь моя, я куда-то делся. Не знаешь, куда? Поищи, пожалуйста.
– Да, ладно уж, Исидор. Я тебя и девавшегося уважаю.
– Уважаю, уважаю. Страшно, так-то вот.
– Поищу, поищу. Вот дай платок накину.
– Лучше, лучше смотри. А то уткнулись все в свои деньги и считают, считают. Копейки пересчитывают. Как пересчитают, может, тогда и найдут, а, как думаешь?
– Найдут, Исидорушка, найдут.
– В небо, в небо смотри. Может, я там. За дерево зацепился, за тучу завалился. Почаще смотри, не специально, а так, мимоходом.