Читать книгу Невидимая - Наталья Юрай - Страница 5
ГЛАВА 4. Укрощение Кристофа Фонтено
ОглавлениеК вечеру Сибилла совершенно выбилась из сил. Она уже несколько часов мыла, оттирала, стряхивала и перекладывала, а уже пора было приготовить что-то на ужин! У них осталось немного продуктов, взятых из дома, но, чтобы хотя бы заварить чай, нужно было разжечь плиту и набрать воды.
– Сиби! – Клоэ в который раз пыталась завести разговор. – Я могу помочь, у меня есть руки и голова!
– Даже не думайте! – горничная оперлась на колени, выдохнула и встала с дивана. – Ещё не хватало заставлять работать…
– Калеку, ты хочешь сказать? Так говори же! Не стесняйся!
– Мадемуазель, зачем вы так?
– Думаешь, я не слышала, как все говорят про меня? Позор семьи Фонтено! Калека, обуза, никчемная дочь! О, это для меня не в новинку, Сиби! Но я ведь живая, живая! Я не прошу жалости, просто хочу жить как все! Если для этого нужно смахивать пыль с буфета, то я готова! Мир вокруг меня перевернулся с ног на голову, но снова вернулся в привычное положение, лишив надежды на перемены. Я снова никто?
Кошка, решившая запрыгнуть чуть повыше, когтями зацепила большую картонную папку, лежавшую на обеденном столе; за папкой на пол с грохотом полетела жестяная коробка с карандашами.
– Вот! – горничная ткнула пальцем на упавшие вещи. – Лучше порисуйте-ка! – Сиби вручила хозяйке папку, а потом погладила кошку, прошептав ей на ушко: – Не знаю, как ты это делаешь, хитрая мордочка, но ты явно не дура!
– И что мне рисовать? – Клоэ умоляюще смотрела по сторонам. – Паутину в углах?
– Столько красивого мы сегодня видели! – Сибилла взяла мешок с провизией и направилась в кухню. – А каков был молочник?!
Клоэ задумалась. Её впервые в жизни коснулся молодой красивый мужчина. Не отец, не доктор, не слуга, а посторонний человек! И волнение в груди, которое он вызвал, было ни на что не похоже. Девушка распахнула папку, открыла коробку, выбрала тонкий угольный карандаш и закусила губу, осматривая чистый лист и решая, с чего начать. А потом немного неуверенно нарисовала первую, ещё совсем легкую линию. Сиби, пожарившая яйца с беконом, нарезавшая сыр и заварившая чай, уже начала подниматься по лестнице, чтобы позвать Кристофа, но застыла на середине пролета – с листа бумаги на неё смотрел улыбающийся молочник Поль. Клоэ растушёвывала мизинцем линию на его шее, но в целом карандашный портрет был уже закончен, и сходство с оригиналом было необыкновенное. Вздохнув – предстояло уговорить полупьяного и злого Кристофа спуститься поесть – Сибилла продолжила подниматься, и краем глаза заметила легкую тень, пробежавшую по стене. Гостиная освещалась несколькими свечами, часть из которых была погрызена мышами, в открытые окна залетал ветерок, что немного колыхал огоньки, и горничная списала всё на него и на собственную усталость.
Постучавшись в комнату Фонтено, она подождала немного и вошла без разрешения. Мадемуазель Клоэ придется спать внизу на диване, поскольку её безответственный брат, выпив как минимум две бутылки вина, храпел сейчас прямо в кресле. Кристоф сразу выбрал себе эту комнату с большим угловым камином и огромной кроватью под массивным бархатным балдахином. С нарочитым стуком захлопнув дверь, Сиби спустилась вниз как раз к тому моменту, когда настойчиво заколотил в медную пластину дверной молоточек. На пороге стоял Поль, державший в руках большую, покрытую чистым куском холста корзину.
– Здесь масло, немного сметаны и сливок. Головка сыра и молоко. А ещё свежий хлеб, который я купил у жены мельника. Не бог весть что, но поможет утолить голод.
– Благодарю, господин Поль! – растерянная, но обрадованная Сиби еле удержала тяжелую корзину. – Однако…
– Всего хорошего, мадемуазель! – улыбнулся щедрый молочник и направился к калитке. – Если вдруг вы не едите подобное, угостите кошку!
– Кто там, Сиби?
– Ваш друг, мадемуазель Клоэ. Похоже, ужин будет куда сытнее, чем я предполагала!
***
С трудом повернув голову, которая раскалывалась от боли, Кристоф попытался рассмотреть присутствующую в его комнате даму. Проморгаться никак не получалось, пока до Фонтено не дошло, что уже глубокая ночь, в комнате нет ни одной горящей свечи, однако же он довольно ясно видит светлый женский силуэт.
– Сибилла? – хрипло спросил он. – Это ты?
Силуэт дрогнул и подплыл к мужчине. Вытянув вперёд руку, Кристоф хотел остановить вознамерившуюся упасть на него сверху женщину, но с ужасом почувствовал, как растопыренные пальцы проходят сквозь пустоту, кожу ладоней покалывает как от лёгкого мороза, а волосы на голове встают дыбом. В тот же миг прошли опьянение и головная боль.
– Господи Иисусе! – запоздало начал вставать с кресла Фонтено, но бесплотное, обжигающее леденящим кровь холодом существо уже перекрыло ему все пути отступления, нависая кошмарным облаком.
– Сядь! – словно сразу несколько голосов, говоривших кто шепотом, кто крикливо, хором произнесли непререкаемую команду, и Кристоф рухнул вниз, вцепившись в подлокотники так, будто одни они способны спасти его от опасности. – Ты занял не свою комнату!
– Я… – больше ни одного звука не смог выдавить молодой человек из сжатого спазмом горла.
– Здесь должна жить женщ-ш-ш-щина! – прошелестело у самого его уха, обдавая мочку неприятным холодком. – Женщина-а-а-а! Клоэ-э-э!
Понимая, что как-то нужно выразить согласие, Кристоф отчаянно зажмурился и закивал, но призрак не спешил исчезать.
– Ненавиж-ш-ш-шу вино-о-о-о… От него все беды…
Если бы сейчас Фонтено мог бы увидеть себя со стороны, он сильно удивился бы тому выражению, что застыло на его лице: страх, угодливость и никакой храбрости. Кристоф ещё несколько минут сидел неподвижно, сильно рискуя обмочить штаны, но ноги не слушались, а пальцы приклеились к подлокотникам так крепко, что не отодрать.
– Святая Женевьева! – прошептал мужчина, поминая небесную покровительницу Парижа, и тут же вздрогнул от осознания игры слов – тетку матери, его двоюродную бабку, как раз и звали Женевьева! Женевьева дю Баси Плесьер! – Помилуй меня! – закончил Кристоф, уже обращаясь конкретно ко всплывшему в памяти образу пожилой родственницы.
***
Горничная постелила своей молодой хозяйке на диване, благо Клоэ помещалась на нём если не с комфортом, то хотя бы с ногами. На первом этаже особняка располагались вместительная гостиная, огромная кухня, обширная прихожая и холл, в котором можно было танцевать нескольким парам, а также широкая парадная лестница, ведущая на второй этаж, под которой удачно разместилась кладовая, разделенная на несколько отделений, были устроены гардеробная и небольшая комната, где можно было умыться, оправиться и, глядя в настенное зеркало, привести себя в порядок. Сибилла хмыкнула, когда впервые сюда вошла – её личная каморка в доме Фонтено была значительно меньше, но зато гораздо чище!
Второй этаж вмещал в себя две больших спальни, одну среднюю и маленькую, которую, вероятно, планировали сделать детской, кабинет и сопряженную с ним, но имеющую ещё и отдельный вход библиотеку.
На третьем, украшенном башенками этаже, вероятно, жили слуги и пустовали пара необставленных совершенно помещений, из которых можно было попасть в башни. Сибилле понравилась идея – ведь, несмотря на их небольшую площадь, они служили как-бы вторым этажом для комнат. По округлым тёмным следам, оставленным на застеленных светлой доской полах башенок, горничная поняла, что здесь раньше стояли несколько больших цветочных горшков или кадок. На чердак девушка заглянуть не решилась, хотя из коридора туда можно было попасть, приставив своеобразную стремянку. К слову, ещё одна чёрная лестница – узкая и темная, соединяла все три этажа. Эта дорога для слуг ворчливо поскрипывала ступенями, но была вполне надёжна.
Сибилла понимала, что Клоэ придется либо всю жизнь провести на втором этаже, либо добиваться значительной перестройки первого. Измученная служанка долго ворочалась на кушетке в холле, но в конце концов уснула, предоставив провидению наставлять её утром, на свежую голову. А вот мадемуазель Фонтено заснуть никак не могла, да и как это сделать человеку, который совершил немыслимое ранее путешествие? Мадам Пат, сворачивалась клубком у ног постоянно ворочающейся хозяйки, под боком, у головы, но затем в легком раздражении покинула место дежурства и устроилась на соседнем кресле.
Волнение от пережитого так измучили Клоэ, что она накрылась одеялом с головой, пытаясь хоть так приманить сон. Однако уже глубоко ночью девушка была готова скатиться с дивана и ползти на руках, как она иногда делала, к Сиби, чтобы хотя бы вид спящей горничной унял тревогу, царившую в душе. Клоэ откинула одеяло и впервые в жизни пронзительно завизжала – над нею склонилась большая чёрная тень.
– Не кричи! – рявкнул Кристоф, обдавая сестру мерзким винным дыханием. – Это я! – молодой человек собирался что-то добавить, но гром небесный поразил его. Вернее, сначала на мужчину, раздирая кожу когтями, кинулась адская фурия, а потом, собственно, ударил и сам гром, и поверженный Фонтено рухнул у дивана лицом вниз.
Исполнителями мгновенной кары являлись возмущенная Мадам Пат и большая медная сковорода, сейчас пристыжено уткнувшаяся в складки грубой ночной рубашки Сибиллы.
– Сиби! – ошарашенно переводя взгляд с темной кучи на полу на едва различимую в ночи фигуру горничной, воскликнула Клоэ, судорожно обняв заскочившую к ней в руки кошку. – Ты убила его?
– Не думаю, – немного неуверенно ответила белокурая воительница. – Полагаю, господин отделается внушительной шишкой, но и поделом ему! Разве можно так пугать девушек? – в этом месте гневной тирады Мадам Пат согласно мяукнула: несмотря на два выводка котят, она всё ещё считала себя девицей, притом приличной. – Зачем он приходил? Хорошо, что я догадалась положить рядом с собой сковороду, а то ведь неизвестно, кто ещё тут бродит ночами!
– Определенно, Сиби! Положи ты рядом кочергу, голове Кристофа был бы нанесён куда более серьезный урон. Что мы будем с ним делать?
– Ничего! Отоспится и утром даже не вспомнит, как здесь оказался. Пьянство никогда до добра не доводит! Да и вам будет чуть поспокойнее.
– Ты, как всегда, права, Сиби! – Клоэ улеглась поудобнее, натянула одеяло и крепче прижала к себе Мадам Пат.
Дом затих; прислушиваясь к дыханию брата, задремала на своем диване и Клоэ. Серая урчащая грелка немало этому способствовала. Изумрудные глаза всю ночь следили за тенями, блуждающими вокруг, острые ушки прислушивались к шорохам, выползали из мягких лапок острые когти, едва на девушку веяло могильным холодом. Злое шипение отгоняло призраков, вознамерившихся познакомиться с прекрасной обитательницей особняка, кошка бдила и никому больше не позволила приблизиться к мирно спящей хозяйке.
***
«Да что же это такое?!» – примерно так можно было бы приличными словами передать суть речи, произнесённой Кристофом Фонтено ранним утром следующего дня. Автор не рискнул отравить грязной руганью страницы своего произведения. Впрочем, понять молодого парижанина можно: представьте только, что вы после двух выпитых на голодный желудок бутылок превосходного рейнского просыпаетесь на ледяном полу гостиной, затылок гудит, ляжки саднят, и очень хочется пить! Откуда-то до вас доносится вызывающий приступ тошноты ароматный запах яичницы, поджаренного хлеба и чая. Вы открываете глаза, пытаетесь сфокусироваться на ближайшем предмете и утыкаетесь взглядом в изумрудные кошачьи очи с круглыми черными зрачками.
Представили? То-то же! Прониклась состоянием хозяина и Сибилла, что забежала в гостиную, услышав отборную площадную брань.
– О мон дьё! – без всякого раскаяния призвала она бога в свидетели непотребного состояния Кристофа. – На кого вы похожи, мсье! Вам нужно умыться и переодеться!
В неразборчивом ответе Фонтено, как раз в этот самый момент пытающегося устоять на четвереньках, горничная распознала полное согласие. Она подхватила мужчину под руку и помогла подняться на ноги. Мадам Пат, с глубочайшим презрением наблюдавшая за передвижением этого, с позволения сказать, человека, в раздражении похлестала себя хвостом по бокам и запрыгнула на диван, где уже просыпалась Клоэ.
– Кисонька! – девушка улыбнулась, раскрывая для кошки объятия. – Какая ты нежная!
***
Наверху, в одной из башен, качнулась темная, похожая на серый туман тень высокого человека в старомодной, времён Робеспьера – демона кровавой революции, одежде.
Надо вам сказать, что автор упустил одну важную деталь: в своё время Буавайе был обычным рыцарским замком, включающим в себя несколько построек и передающимся из рук в руки такое количество раз, что никто уже толком не помнил ни имени первого владельца, ни времени возведения сего защитного сооружения. В конце концов в результате очередной осады крепостные стены были разрушены, большинство зданий из-за сгоревших в пожаре деревянных перекрытий рухнули, а время и рачительные крестьяне, телегами вывозившие камни для своих хозяйственных построек, окончательно размазали остатки крепости Буавайе по земле. Остались лишь живописные развалины, которые наблюдали молодые Фонтено из окон своей кареты.
Прошел без малого век, и богатый земельный надел навсегда, как выяснилось впоследствии, осел в собственности маркиза де Плесьер. Молодой темноволосый и сероглазый красавец, бывший на хорошем счету у Людовика Четырнадцатого, удачно женился, получил в качестве подарка никчемную, забытую богом землю, которая слишком мало отчисляла налогов короне, и удалился с глаз непостоянного монарха.
К счастью, именно этот представитель рода Плесьер был из числа людей созидательных и дальновидных. Он, имеющий ещё несколько дворцов и замков в разных концах страны, придумал возвести в Буавайе довольно скромный, по меркам двора Короля Солнца, дом, который мог бы сдавать в наём средней руки дворянам или, господи прости, торговцам. Не обошёл своим вниманием маркиз и арендаторов, которым выстроил добротные дома и даже проложил новые и укрепил старые дороги. Ах, как жаль, что маркиз жил так давно!
Но вернемся к Буавайе. Деревня прирастала новыми жителями, владельцы обитали в особняке, селили туда же своих любовниц, бастардов, родню, либо сдавали дом арендаторам, пока сюда, спасаясь от революции, не переехал тогдашний маркиз Плесьер, желчный и весьма категоричный старик. Мария-Антуанетта еще не была обезглавлена, и ворчливому аристократу, дети которого успели бежать от гильотины в Британию, казалось, что вот-вот, и кровавый кошмар закончится. Но не тут-то было. Революционный задор докатился до самых глубоких провинций, и крестьяне в конце концов подняли на вилы человека, семья которого долгие годы являлась для них собирателем непомерных налогов. Именно тень убиенного маркиза, уважаемый читатель, мы и лицезрим сейчас в одной из башенок.
– Не смейте мешать детям! – прошелестела за его спиной покойная, но весьма далекая от истинного покоя мадам дю Баси.
– Терпеть не могу простолюдинов! – ожидаемо ответил маркиз. – Они предали короля!
– Те, кто предали короля, давно договорились с ним на небесах, а дети вовсе не простолюдины!
– Что-то я не припоминаю в списке аристократических родов фамилию Фонтено!
– Просто у вас плохая память, маркиз! Возраст! – иронично заметила мадам Женевьева и спешно ретировалась сквозь потолок на чердак.
– Возраст? – возопил маркиз. – Кто бы говорил! Бог мой, девчонка ещё и калека? Почему её не придавили подушкой в детстве? Какая недальновидность!
***
Утром злой как сто тысяч чертей брат вынес Клоэ на улицу, тотчас убежав переодеваться, и сейчас девушка наслаждалась великолепным ясным утром и весенним солнцем, но скоро нахмурилась, не в силах отогнать от себя грустные мысли: её прекрасная, заботливая и такая умелая Сиби скоро уедет в Париж к больной матери. Придется нанять служанку и камеристку, потому что только Сибилла могла делать несколько дел одновременно и при этом преотлично. В затылке тяжелело и холодело одновременно. Не сумев оглянуться назад, Клоэ громко спросила:
– Прошу вас, покажитесь! Кто там?
Ответа не последовало, однако мурашки, пробежавшие по рукам девушки, испугали её. Клоэ быстро прошептала молитву и попыталась самостоятельно развернуть неповоротливое кресло. Расшатанное переездом и тряской, одно из колес слетело с надломившейся оси, и девушка упала на землю.