Читать книгу Двуликие. Клетка для наследника - Ника Соболева - Страница 5
ОглавлениеГлава третья
Шайна Тарс
Узнав, что я поступила в ЛАМ, матушка Роза закатила пир на весь мир. Точнее, на один конкретный бордель. Она даже закрыла его в тот день от посетителей, и вечер принадлежал только мне. Мы с девочками ели, пили, танцевали и бесились – и всё в мою честь. Вообще-то я не люблю торжества, но ради них я готова потерпеть.
А вечером, когда я уже легла спать, ко мне в комнату вошла матушка Роза.
Она всегда приходила ко мне, когда её что-нибудь волновало. Садилась рядом, гладила по голове, и глаза её влажно блестели. Я знала, о чём она думает в эти моменты.
У матушки Розы была дочь, её звали Эрли. Мы с ней были одногодками. Она обладала очень слабеньким даром, но тоже мечтала поступить в академию, как и я. Вот только мечтам её не суждено было сбыться – пять лет назад Эрли умерла.
Нет, её никто не убивал. Просто так иногда случается – дети умирают.
Она была моей лучшей подругой. Матушка Роза и девочки из борделя тоже мои друзья, я их очень люблю, но Эрли… она была для меня особенной. Я никому не рассказывала того, что говорила ей. Но почему-то сегодня, глядя в голубые глаза Дин, мне вдруг захотелось вновь это сделать. Рассказать о том, что меня мучает.
– Я горжусь тобой, Шайна, – прошептала матушка Роза, погладив меня по голове. – Очень горжусь. И твоя мама тоже гордилась бы тобой.
– Спасибо. А знаете, матушка Роза… я сегодня встретила одну девочку… Она сказала, что в академии есть Зал Памяти, и там выставлены портреты всех тех, кто окончил академию. Значит, там можно найти и мамин портрет?
Мне так хотелось вновь увидеть маму. Хотя бы так – на портрете. У меня не осталось ни одного её изображения. Да и вообще почти ничего не осталось…
Рука матушки Розы, которой она гладила меня по волосам, остановилась. Я услышала тихий вздох, а потом не менее тихий ответ:
– Не нужно, Шайна. Не ищи её там.
Я на миг задержала дыхание от удивления.
– Что вы такое говорите?..
– Я не шучу, Шайна. Не нужно, не ищи. Она осталась в твоей памяти, она живёт там, храни её. А в академии не ищи.
Я нахмурилась. Матушка Роза никогда не давала мне дурных советов и была не склонна к дурацким запретам, так почему же сейчас…
– Почему…
– Шайна, я не могу сказать. Просто поверь и не ищи. Тебе это не поможет, да и легче никому не станет.
Что значит – никому легче не станет? А кому ещё должно стать легче, кроме меня?
Матушка Роза между тем продолжала:
– Кара умерла и унесла все свои тайны с собой. Не нужно пытаться…
– Что – пытаться? – прошептала я, чуть приподнимаясь на постели. – Я не собираюсь пытаться, я просто хотела увидеть маму ещё раз.
Матушка Роза не стала отвечать. Только покачала головой, наклонилась, поцеловала меня в щёку и вышла из комнаты.
А я вновь опустилась на подушку и закрыла глаза.
Триш… Триш Лаира.
Ей нравилось.
В окне дома мелькнул чей-то силуэт. Аля вскинула голову.
– Там кто-то есть, да, Триш?
– Да. Бабушка.
Аля встала с лавочки, бросила Риланду: «Присмотри за ней» – и зашла в дом.
Там было темно, пахло сырым деревом, кислым молоком и капустой. А ещё пеплом. Неприятно, даже нос зачесался.
Она прошла дальше, в гостиную, потом на кухню. За столом, покрытым какими-то разводами, сидела пожилая женщина. Седые волосы, грязные и спутанные, бельмо на одном глазу, второй же смотрел ясно и остро.
– Зря ты это, – сказала женщина, поднимая деревянную кружку и делая глоток. – Лучше бы её убили.
Аля улыбнулась уголками губ и села напротив, на обожженный табурет.
– Почему вы так думаете?
– Брось ты выкать. Кто я тебе, принцесса, что ли? Я бы тебе могла «вы» сказать, да не хочу. Не привыкла я, уж извини. А эта девочка…
– Она твоя внучка?
Женщина кивнула.
– Моя.
– И ты хочешь, чтобы её убили?
Она вновь кивнула.
– Предсказатель я. И вижу – ничего, кроме беды, она не принесёт.
Аля задумчиво рассматривала лицо собеседницы.
– Значит, ты хочешь, чтобы её убили за то, чего ещё не случилось?
– Но ведь случится.
– Даже самый лучший предсказатель знает, что у будущего много вариантов. Тот, что видишь ты, не может быть единственным.
– Он и не единственный. Но самый вероятный.
– Вероятность здесь не важна. Главное, что он не единственный. И убивать за то, что ещё не случилось, нечестно. – Аля встала с табуретки. – Я заберу её. Не возражаешь?
Женщина покачала головой.
– Не возражаю. Зря ты это… Жалеть будешь. Она ведь и тебе…
– Не говори. Не надо. Никогда не рассказывай того, что видишь. Никому. И не считай свои видения абсолютной истиной.
Женщина не ответила.
Только когда дом вновь опустел и Алины тихие шаги стихли, прорицательница ухмыльнулась и прошептала:
– Пожалеешь…
Я проснулась в холодном поту.
Опять… но на этот раз – продолжение того сна про Триш. Оно мне никогда не снилось, а тут вдруг… Наверное, так подействовало на меня «знакомство» с Алей, то есть, с Эмирин.
Надо будет поискать что-нибудь про Триш Лаиру. Не могла она совсем не оставить следов.
После этого сна я долго ворочалась и не могла уснуть. Со мной такое постоянно случается после приступов «вещих» сновидений, поэтому я их и не люблю.
Обычно в это время на первом этаже играет музыка, слышится мужской и женский смех – смена в самом разгаре. Но сегодня в борделе была тишина – после празднования моего поступления все девочки завалились спать. Интересно, большой будет убыток у матушки Розы?..
Я попала сюда десять лет назад. И мне самой тогда было десять. До той ночи я ни разу не видела матушку Розу, да и не слышала о ней. Я мирно спала, причем без всяких снов, когда вдруг услышала какой-то грохот, а потом меня буквально выдернуло из постели.
– Шани, малышка, проснись, – горячий шёпот мамы раздался возле моего уха. – Проснись, детка.
Я никогда не видела маму в таком состоянии, как той ночью. Её каштановые волосы были взъерошены и напоминали разоренное птичье гнездо, в голубых глазах плескался страх. Она лихорадочно кусала губы и заламывала руки.
– Мам?..
– Тс-с-с… Шани, малышка, – мама обняла меня изо всех сил, сжала плечи, поцеловала в щёку. – Я люблю тебя. Что бы ни случилось в дальнейшем, помни об этом. Я очень люблю тебя, Шани, прошу, помни об этом всегда.
Я не понимала, почему она так говорит. И тогда, и сейчас.
– А теперь слушай. Я дам тебе амулет – никогда не снимай его, милая. Никогда! Всегда носи с собой, на шее. Это важно, очень важно, Шани! Обещаешь?
– Обещаю. А…
– Тс-с-с… Девочка моя, сейчас я отправлю тебя к одной хорошей подруге, она позаботится о тебе. Слушайся её, ладно?
Я помню собственную растерянность в тот момент. Мама никогда не оставляла меня одну надолго…
– Мам… – начала шептать я, но она меня прервала:
– Всё-всё. Очень мало времени, детка, очень мало… Вот амулет, – мама достала из-под собственной ночной рубашки свой талисман, с которым раньше не расставалась, поразив меня этим до глубины души, и надела его мне на шею. – Не снимай, поняла? Что бы ни случилось. И помни, что я люблю тебя. Больше жизни люблю, Шани.
Мама в последний раз прижала меня к груди, поцеловала, заглянула в глаза – пронзительно-требовательно, словно старалась запомнить…
А потом послышался звон, и меня заволокло туманом. Мама исчезла, а я оказалась в борделе, прямо в комнате матушки Розы.
Ровно через неделю я узнала, что случилось тогда с мамой – прочитала заметку в газете. Наш дом, в котором мы до этого жили целых два года, сгорел. Вместе с мамой. Её обожженное тело нашли в гостиной на первом этаже.
Маму звали Карой Джейл. А меня тогда называли малышкой Шани Джейл.
Теперь же я – Шайна Тарс. А кто убил маму, так и осталось неизвестным.
Месяц до начала учёбы пролетел быстро. Всё это время я самостоятельно занималась магией, стараясь подтянуть то, что необходимо было подтянуть, и заполнить пробелы. Мне хотелось быть лучшей.
Рональдин я в этот месяц не видела, впрочем, она предупреждала, что сразу после сдачи экзаменов вернётся в Арронтар, к родителям. Через две недели я получила от Дин письмо, к которому был приложен небольшой браслет, сплетённый из разноцветных нитей.
«Моё изобретение, – хвасталась она в письме, – амулет для более спокойного сна. Ты вроде говорила, что плохо спишь? Тогда надевай на руку, должно помочь! Единственный его недостаток – менять надо каждые полгода. Но я надеюсь, что со временем придумаю что-нибудь более долговечное. Твоя Дин».
Меня поразил даже не сам факт присланного амулета, а вот эта подпись. «Твоя Дин». Мне было странно, но где-то в глубине сердца я радовалась, что она так написала.
За три дня до начала занятий пришло письмо от администрации ЛАМ, в котором они указывали, что через сутки все поступившие студенты должны с вещами прибыть в академию – для распределения мест в общежитии и получения комплекта учебников.
Для матушки Розы и девочек борделя этот день стал почти трагическим. Меня провожали так, будто я не учиться собиралась, а на войну. И не в ЛАМ, находящуюся на другом конце города, а в суровые северные земли.
Впрочем, я понимала девочек. Мне самой было страшно и волнительно осознавать, что следующие пять лет своей жизни я проведу преимущественно в стенах академии, а не там, где жила последние годы. Наверное, это странно прозвучит, но я привыкла к борделю. Привыкла к матушке Розе с её вечными странностями, привыкла к девочкам с их пошловатым юмором, привыкла к разнообразным звукам, доносящимся со всех сторон по ночам. Привыкла к мужскому смеху, к скрипу кроватей, к обилию специальных костюмов, что постоянно попадались мне на глаза повсюду, к каждодневной стирке простыней.
Я всегда была здесь чужой, и я чувствовала это каждый день. Нет, ко мне хорошо относились и любили, просто я хотела от жизни иного.
– Ты у меня пирожок совсем из другого текста, – говорила, улыбаясь, матушка Роза. – Мы – сдобные булочки. Кто просто с сахаром, кто с ванилью, кто с вареньем. Ты же – хлеб с отрубями.
– Почему? – недоумевала я.
– Потому что булочки – вкусные, но бесполезные. А хлеб с отрубями, особенно если он тёплый – и вкусный, и полезный.
Матушка Роза любила подобные сравнения. Я же всегда была более прямолинейной, поэтому просто говорила, что жизнь в борделе – не моя мечта.
Лекарское дело – вот что нравилось мне по-настоящему. До дрожи в коленках.
И мне было немного стыдно за то, что, в отличие от девочек и матушки Розы, я всё-таки больше радовалась, чем грустила о предстоящей разлуке. Конечно, мне было страшно, но и радостно тоже. Ведь я двигалась к своей мечте.
– Смотри, не забывай нас, – тихо сказала матушка Роза, сажая меня в карету и подавая чемодан с вещами. – И навещай почаще. Договорились?
– Договорились, – кивнула я и чмокнула свою приёмную мать в щёку.
– Будь умницей, Шайна! – крикнула с крыльца Клоди.
– Учись хорошо! – вторила ей пышногрудая Лизетт.
– Лучше всех! – заключила рыжая Кэрри.
Я обещала.
Кареты в ЛАМ съезжались со всех концов Лианора. Самые обычные, как у меня, и парадные – у студентов побогаче. Останавливались, высаживали пассажиров возле ворот, где был организован пункт приёма багажа, и дальше все шли уже пешком и без чемоданов. Это напоминало ритуал – все студенты, и неважно, какого курса, шли в академию пешком. Сбивались в стайки, знакомились…
– Эй!
Я с удивлением осознала, что сердце от радости забилось сильнее.
– Привет, Шайна! – Дин налетела сзади – я даже не успела обернуться – и крепко сжала мою руку. – С возвращением в эти стены!
Она ничуть не изменилась за этот месяц – все такая же толстая золотая коса, и дружелюбные голубые глаза, и большие улыбающиеся губы. Россыпь мелких веснушек на носу – словно капельки росы. И простое серо-коричневое платье с завязками под грудью.
– И тебя с возвращением, Дин.
Она принялась болтать о каких-то глупостях – о погоде, о будущей учебе, о том, как она недавно покупала себе платья для того, чтобы ходить в них в академии, – а я просто шла рядом, слушала её голос – и мне было хорошо. Просто хорошо, безо всякой причины.
На Дин оглядывались, пару раз я замечала заинтересованные взгляды парней, и я понимала их интерес – Рональдин была удивительно живой, настолько живой, словно она никогда не видела плохого и не знала о нём. Словно её сердце было свободно от боли… в отличие от моего.
В холле первого этажа академии, именно там, где мы стояли, ожидая начала экзамена, все толпились возле огромных чёрных досок со списками. Поначалу я не сообразила, что это такое, но потом, когда Дин, проталкиваясь сквозь толпу, подвела меня к одному из списков, всё поняла.
– Вот, смотри! Первый курс. Мы, значит. Та-а-а-ак. Ага! Рональдин Арро, группа АР-1-1, комната 305.
– Что значит – АР?
– Артефактор. Давай, Шайна, ищи себя!
Я быстро проглядела список фамилий.
– Шайна Тарс, группа ЦЛ-1-2, комната 305.
Рональдин первая взвизгнула, сообразив раньше меня, что это значит.
– Комната 305! Ура! Мы будем жить вместе!
А я в тот момент окончательно уверилась в том, что академия действительно не совсем обычное здание. Живое здание. Иначе почему нас с Дин поселили вместе?
В совпадения я никогда не верила.
Очереди в административно-хозяйственном отделе, где выдавали ключи от комнат, могли позавидовать все лучшие булочные Лианора. Правда, рассасывалась она быстро. Каждый студент получал не только ключ, но и бумажку с расписанием, а ещё небольшую книжулю – свод плавил академии.
– Свод правил выносу с территории ЛАМ не подлежит, – напоследок наставил меня тот самый гном, что сидел у ворот в день сдачи экзамена. – Иди, деточка, обживайся. Следующий!
Стоявший следом за мной студент-старшекурсник немедленно заныл:
– Господин Круц, а нельзя ли договориться, чтобы меня всё-таки переселили? Ну не могу я жить с братьями Люмер, они хулиганы и по ночам не спят, а мне учиться надо…
– Я уже говорил тебе, Грегор, как в списках появилось – так и селитесь. Никаких изменений! Иди-иди, заселяйся. Следующий!
Дин рядом скептически хмыкнула, подхватив меня под локоть и уводя из АХО.
– Что значит – как в списках появилось? – спросила я у неё, почему-то пребывая в уверенности, что она знает ответ на этот вопрос.
– Потому что академия сама эти списки составляет. Замректора просто вешает пустые листочки на доску, а к утру на них появляются списки. У академии какие-то свои критерии расселения студентов. Нам с тобой, видишь, повезло, а вот этому Грегору, видимо, не очень.
– С другой стороны, может, он этих братьев Люмер перевоспитывает, – пожала плечами я. – А если к ним кого другого подселить, с похожим характером, они вообще учиться не будут. А так, наверное, хоть что-то делают.
– Точно, – засмеялась Дин. – Надеюсь, нам подобного третьего в комнату не подселят. Не хотела бы я никого перевоспитывать, честно говоря.
– Третьего?
– Ну да. Тут во всех комнатах по трое живут.
Новость была для меня не сказать, чтобы очень приятной – людей я действительно не любила, и они обычно отвечали мне взаимностью. Рональдин оказалась исключением. Впрочем, судя по тому, что она рассказывала о себе и своих родителях, человеком Дин всё же не была.
К общежитию можно было пройти по длинному переходу, который начинался на втором этаже основного здания и заканчивался на третьем этаже общежития. Именно на третий нам и было нужно.
Комната 305 нашлась слева по коридору. Коридор был не очень широкий, по полу вилась зелёная ковровая дорожка с золотой каймой по бокам, на стенах, между дверьми, висели светильники, напоминающие фонарики. В самом коридоре никого не было, кроме двух долговязых парней в дальнем его конце – они оживлённо о чём-то переругивались, стоя перед одной из дверей.
Дин вставила свой ключ в замок, повернула его два раза, – раздался тихий звук, напоминающий всхлип, – а потом дверь медленно открылась, будто приглашая нас войти. И мы вошли.
Ничего особенного здесь не было. Большое окно с широким подоконником, на котором стояли цветы в огромном количестве, три заправленные кровати – две слева и справа от окна, третья справа от двери. Слева от входа обнаружился большой внушительный гардероб, а напротив стоял письменный стол, над которым висели полочки для книг.
И только войдя в комнату, я обнаружила ещё одну дверь – рядом с гардеробом. За ней оказалась небольшая ванная с раковиной, туалетом и душем.
Душ в собственной комнате! Об этом я даже мечтать не могла. Мне казалось, в академии должна быть общая умывальная, а тут вдруг такой сюрприз.
– Красота! Давай кровати занимать. Ты где спать хочешь? Чур, я слева от окна!
Я улыбнулась восхищению в голосе Дин, кивнула и заняла правую кровать. Мне в общем-то было безразлично, где спать, но если можно выбрать, то я предпочитаю всё же делать это на свежем воздухе.
И как только моя попа коснулась покрывала, на подушке появилась небольшая брошюрка. Судя по резкому выдоху Дин, с ней произошло то же самое.
– Что это?
Я не спешила брать появившееся, потому что помнила слова мамы: «Пока ты не поймёшь, что перед тобой, не стоит за это хвататься». В тот день я обожглась о какой-то её артефакт.
– Расписание. Занятий и… вообще.
Заинтригованная прозвучавшим словом «вообще», я взяла в руки брошюрку и раскрыла её.
Шайна Тарс, ЦЛ-1-2, комната 305.
Подъём: 7.00
Завтрак – 7.30-8.30
Время занятий – 9.00-13.30
Обед – 13.30-14.30
Время занятий – 15.00-17.30
Свободное время – 17.30-23.00
Ужин – 18.00-19.00
Отбой – 23.00
Напоминаем Вам, что передвигаться по территории общежития и академии после отбоя строго воспрещается.
О более подробных правилах поведения в академии вы можете прочитать в Своде правил.
Расписание занятий по дням недели
Понедельник
9.00-11.00 Биология (потоковая лекция)
11.30-13.30 Основы целительства (потоковая лекция)
15.00-17.30 Целительские зелья (практикум)
Обращаем ваше внимание, что по предмету целительские зелья в расписании есть ТОЛЬКО практикумы. Предмет является профилирующим.
Вторник
9.00-11.00 Биология (практикум)
11.30-13.30 Целительство (практикум)
Обращаем ваше внимание, что по предмету целительство в расписании есть ТОЛЬКО практикумы. Предмет является профилирующим.
15.00-17.30 Прикладная магия (потоковая лекция)
Среда
9.00-11.00 Целительские зелья (практикум)
11.30-13.30 Целительство (практикум)
15.00-17.30 Боевая магия (лекция + практикум)
Четверг
9.00-11.00 Мировая история (потоковая лекция)
11.30-13.30 Мировая история (практикум)
15.00-17.30 Прикладная магия (практикум)
Пятница
9.00-11.00 Физическая подготовка
11.30-13.30 Целительство (практикум)
15.00-17.30 Индивидуальные занятия с куратором
Всю необходимую для обучения литературу можно найти в библиотеке академии, находящейся на 4 этаже основного корпуса.
– Я думала, целительство будет попозже, не на первом курсе…
– Оно и будет. Все пять лет будет! Так же, как у нас артефакторика. Но сначала там теория в основном, вам, конечно, никого сейчас лечить не дадут. Как и нам делать артефакты, – Дин хмыкнула. – Ну, почти. Что-то элементарное будет.
– А что значит – индивидуальные занятия с куратором?
Удивительно, но Рональдин знала и это.
– А там внизу, на второй страничке, должен быть указан твой личный куратор. Только в ЛАМ так – не кураторы курсов, а личные кураторы. В зависимости от твоего дара тебе назначается личный куратор. У меня это, например, профессор Лора Григ – один из преподавателей артефакторики.
Я нашла взглядом имя своего куратора и внутренне похолодела.
Личный куратор – магистр Дрейк Дарх
Это тот самый, что принимал у меня экзамен?! О Дарида, за что?!
Я чуть не застонала вслух. Чему меня будет учить этот зловредный эльф? Как дожить до конца индивидуальных занятий и не убить куратора?
– А можно поменять…
– Куратора? – Дин покосилась на меня, как мне показалось, с сочувствием. – Боюсь, что это невозможно. По крайней мере я никогда не слышала о подобных прецедентах…
Кажется, Рональдин хотела сказать что-то ещё, но ей не дали. Раздался тихий щелчок, и входная дверь отворилась, впуская в комнату нашу соседку.
Почему-то сразу, увидев её, я испытала нечто вроде облегчения. Она совсем не казалась похожей на вредину, стерву или истеричку. Небольшого роста, примерно с Дин, с рыжими волосами, заплетенными в две толстые косы, и целой кучей веснушек на щеках, носу и даже лбу. Глаза у неё были тёмно-зелёные, как болотная тина, а губы маленькие и алые, словно бутон цветка. Да уж, за такую девочку посетители матушки Розы заплатили бы неплохие деньги… Увы, за десять лет, проведённые в борделе, я научилась в этом разбираться.
Больше всего меня удивило то, что она была в штанах и просторной белой рубашке, а не в платье, как все прочие студентки. По негласному правилу все девушки здесь ходили в платьях, в том числе и я. Впрочем, я всегда ходила в платьях, у меня не было ни одной пары штанов, кроме пижамных.
«Девочки должны ходить в платьицах и юбочках, – говорила матушка Роза. – Потому что они – девочки». Железная логика моей приёмной матери, с которой я никогда не пыталась спорить.
Девушка оглядела комнату, потом обратила внимание на нас с Дин, особенно – на Дин. На её лице вспыхнуло нечто вроде узнавания и радости, но почти сразу угасло, сменившись обычной вежливой улыбкой.
– Привет. Я Мирра Дарлейн. А вас как зовут?
– Рональдин Арро. Можно просто Дин.
Я кашлянула.
– Шайна Тарс.
Спросит-не спросит?.. Не спросила. Кивнула, прошла дальше и уселась на свою постель, не выразив возмущения по поводу того, что мы с Дин уже заняли лучшие кровати.
– Ты на каком факультете? – Рональдин с интересом рассматривала новую знакомую.
– На боевом, – буркнула Мирра, чётким, уверенным жестом хватая появившуюся на подушке брошюрку.
Я почему-то так и думала. Было в ней что-то… боевое. Несмотря на милую, даже кукольную внешность, выражение лица было решительным и немного угрюмым. Хотя до меня ей, конечно, далеко.
Мирра быстро пробежала глазами брошюрку – выглядела она при этом так деловито, словно ей часто приходилось читать важные документы – отложила ее в сторону и вновь посмотрела на нас с Дин.
– А вы?
Я не сразу сообразила, о чём она спрашивает, в отличие от Рональдин.
– Я артефактор, а Шайна целитель.
– Представители всех трёх факультетов, значит, – Мирра хмыкнула совершенно не по-девичьи. – Что ж, давайте познакомимся поближе? Кто где родился, вырос, кто родители?
Ну прям допрос. Правильно она на боевой поступила, там такие нужны.
Но Рональдин, в отличие от меня, подобное поведение не смутило – она рассмеялась и ответила так легко, как дышала:
– Я оборотень, родилась и выросла в Арронтаре. Белая волчица, если тебя это интересует. А вот о родителях моих давайте не будем, – она мягко улыбнулась. – Правду сказать я не могу, а врать мне как-то не хочется.
Я даже не успела удивиться – что такое с родителями Дин? – как Мирра обратилась ко мне:
– Ну а ты, Шайна?
А что я? Что я могу рассказать? Что мою родную маму убили? Или что я десять лет прожила в борделе? Не в качестве работницы, но сам факт.
– Как-нибудь потом, – выдавила я из себя, вставая с кровати. – Сейчас мне нужно идти. Извините.
И направилась к двери под удивлённым взглядом Мирры и понимающим – Рональдин.
Хотя, конечно, вряд ли она могла меня понимать. Показалось, наверное.
Приёмную ректора я нашла, как это ни странно, быстро. Хотя ни у кого не спрашивала дорогу – просто перешла по коридору, соединяющему общежитие с основным корпусом академии, погружённая в свои мысли, и шагала, шагала, шагала… Пока вдруг не уткнулась носом в большую двустворчатую дверь с золотой табличкой.
«Ректор».
В этот миг, глядя на эту табличку, я немного струхнула, признаюсь честно. Одно дело – видеть эту женщину во сне, а совсем другое – говорить с ней.
Так, Шайна, соберись. В конце концов, не съест же она тебя?
Собственно приёмная была небольшой комнаткой, посреди которой стоял стол, слева и справа от этого стола возвышались шкафы с папками. Яркое солнце светило в окно, но секретарь сидела к нему спиной и не замечала этого. Я же, открыв входную дверь и шагнув внутрь, на несколько секунд почти ослепла.
– Вы к кому?
Прекрасный вопрос. Особенно если учесть довольно-таки однозначную табличку на двери.
Проморгавшись, я обнаружила, что сидящая за столом женщина относится к категории «бой-баба», как их называет матушка Роза. Большая и широкая, с выпирающей над поверхностью стола грудью, пучком темных волос на затылке и тяжёлыми очками на внушительном носу, секретарь производила впечатление. Как… грозный цепной пёс.
– К ректору, – всё-таки ответила я очевидное.
Женщина недовольно поджала губы.
– По какому вопросу?
– По личному.
– По личным вопросам давайте-ка с завтрашнего дня, уважаемая. Не подождёт до завтра ваш личный вопрос?
Вот уж действительно – цепной пёс…
– Что случилось, Адель? – раздался вдруг знакомый голос, и дверь справа от меня открылась, выпуская в собственную приёмную собственно ректора.
Адель? Эту женщину зовут Адель? Какое милое и нежное имя, оно ей совершенно не подходит.
– Да ничего, профессор. Вот, по личному вопросу студентка к вам…
Ректор обратила внимание на меня, и под взглядом её сияющих и синих, как небо, глаз, мне стало немного неловко и захотелось куда-нибудь убежать.
Интересно, она меня узнает? Наверное, вряд ли.
– По личному? – мягкая улыбка коснулась губ. – Хорошо, пойдём. – Она развернулась и скрылась в своём кабинете, поманив меня рукой. Я шагнула следом.
Здесь было уютно. Стена напротив – из двухъярусных книжных шкафов, с лестницей и балкончиком, слева два больших окна, несколько кресел, диван и журнальный столик с забытой на нём чашкой. Напротив двери – письменный стол с ящиками, настольной магической лампой, кучей книг и различных бумаг. А справа – ещё одна дверь и большое зеркало с серебряной рамой и чуть мутной поверхностью.
Профессор Аррано, к моему удивлению, подвела меня не к столу, а к креслам и журнальному столику, села в одно из них и жестом указала мне на другое.
– Хочешь чаю?
Я покачала головой. Чаем я, пожалуй, подавлюсь…
– Нет, спасибо.
– Что ж, – ректор откинулась в кресле и ободряюще улыбнулась мне. – Тогда я тебя слушаю. Что за личный вопрос?
О Дарида, я в тот момент понимала Триш. Эта женщина… я никогда не видела никого прекраснее. На месте малышки Триш я бы тоже пошла с ней хоть на край света.
Интересно, где сейчас Триш?
Нет, я не столь глупа, чтобы об этом спрашивать…
«Никому нельзя верить», – так говорила мама.
– Я бы хотела попросить вас поменять мне личного куратора, профессор.
Ну вот, сказала. Можно выдохнуть… Только бы поменяла!
Профессор чуть приподняла брови, а затем вытянула руку куда-то в сторону и громко сказала:
– Личное дело!
Ей на ладонь шлепнулась тоненькая папочка. Ректор положила её к себе на колени, развязала и раскрыла.
– Так. Факультет целительства, первый курс, Шайна Тарс. Шайна?..
Она вдруг словно охрипла. Вздрогнула и подняла на меня странно расширившиеся глаза, искорки в которых неожиданно начали кружиться быстрее.
Я не очень поняла суть вопроса, но всё-таки ответила:
– Шайна Тарс, да.
Профессор Аррано положила папку с моим делом на стол, а сама встала с кресла и… к моему полнейшему удивлению, опустилась передо мной на колени.
Я так изумилась, что не могла пошевелиться. А ректор между тем как-то странно дышала, чуть прикрыв глаза и раздувая ноздри, будто… принюхиваясь?
Но долго это не продлилось. Она открыла глаза, улыбнулась и, пробормотав «Это безумие», встала с колен. Вернулась в кресло, вновь взяла папку с моим делом и продолжила говорить так, словно ничего не случилось:
– Твоим личным куратором назначен магистр Дрейк Дарх… Понимаю, ты не хочешь иметь с ним дело после вступительного экзамена. Но, Шайна, я не могу тебе его поменять. Не потому что не хочу. Каждому студенту куратор подбирается исходя из его индивидуальных способностей. Ты – маг Крови, а магистр Дарх единственный маг Крови в академии.
Я вздохнула. Так я и знала… Придётся терпеть этого эльфа и дальше.
– Не переживай, – профессор понимающе улыбнулась, – он больше не будет вести себя подобным образом. Характер у магистра, конечно, не сахар, но он прекрасный специалист. Вот увидишь.
Да уж, увижу…
Я встала с кресла.
– Спасибо, профессор. За понимание и за разъяснения. Могу я идти?
– Иди.
Я кивнула и уже прошла половину пути к двери, как вдруг услышала тихий голос ректора.
– Постой, Шайна.
Я послушалась, обернулась. Профессор Аррано… Эмирин шла за мной. Мягкая, с плавными движениями, текучая, словно вода…
Остановилась, улыбнулась.
– Скажи мне, Шайна… Ты знаешь, что означает твоё имя?
Взгляд её был спокойным, но улыбка – грустной.
– Что означает?..
– Да, Шайна. Что означает твоё имя?
Странно, но я никогда об этом не задумывалась. И мама… она никогда не говорила, что моё имя что-то означает. И матушка Роза тоже.
– Нет, я… не знаю.
Искорки в глазах профессора будто бы вспыхнули, на миг превратив радужку из голубой в золотую.
– Шайна – «слеза» на древнем наречии оборотней. Ты, я вижу, не оборотень, но тот, кто назвал тебя так, должно быть, хорошо знал наш язык. Это очень редкое имя.
Редкое имя… Древнее наречие оборотней…
Что это значит, мама?..
