Читать книгу На перепутьях эпох - Никита Брагин - Страница 10

Дорога к Изнику вьется среди холмов и оливковых рощ, то и дело можно видеть старые деревенские дома, в стенах которых послойно чередуются каменные блоки и деревянные балки, поседевшие от времени. Такие дома обычны для мест, где часто бывают землетрясения; подобные «композитные» стены лучше выдерживают подземные толчки. Так строили с глубокой древности, даже знаменитый Кносский дворец на Крите построен был подобным образом, и в его современной бетонной реконструкции желтоватым цветом выделены деревянные элементы оригинала, разумеется, не сохранившиеся за три с половиной тысячи лет. Эта романтическая дорога скоро приводит к городку, пыльному и скученному, который был бы и вовсе незаметен, если бы не бело-голубые купола мечетей, изукрашенные знаменитыми изникскими изразцами.

Мы привыкли к густой лазури Самарканда и Бухары, а здесь тона светлее, много белого, иногда можно видеть светло-красные изображения, но чаще голубые. Изникские изразцы не так знамениты, как самаркандские, но все же им посвящен целый зал Эрмитажа, к сожалению, малоизвестный гостям этого музея и редко посещающийся. Он находится на третьем этаже, в отделе восточных культур, который часто бывает просто закрыт. Мне лишь один раз удалось туда попасть, и там, разглядывая узоры голубых васильков на белом фоне, я вспоминал Изник. И Среднюю Азию – тоже. Ведь оттуда пришло это искусство, вместе с турками, прародина которых находилась где-то вблизи Аральского моря. Да и после переселения турок в Малую Азию, случившегося в XII веке, культурные связи сохранились. Так искусство дало ответвление, развившееся в новой среде. Только это изразцовое искусство Малой Азии не стало повсеместным – мечети Стамбула, как правило, не имеют такого внешнего изразцового декора, как изникские. Внутреннее убранство другое дело, можно вспомнить хотя бы недавно посещенную Султанахмет, где четыре великолепных столпа облицованы тем самым бело-голубым. Но все-таки здесь, в Турции, нет того мощного контраста среднеазиатских медресе и мавзолеев, где над кирпично-землистыми стенами возвышаются ослепительно-лазурные купола, в которых видишь символ абсолютной недоступности и полной трансцендентности Бога, не касающегося пыли и глины грешной земли, но парящего в необозримой выси вечного неба.

С изникскими изразцами попроще, они покрывают не только купола и барабаны, но и стены небольших мечетей, и чем-то роднят их с домашними печами Руси – пестрыми, конца XVII века, и бело-голубыми петровских и елизаветинских времен. Действительно, есть что-то домашнее в этой архитектурной традиции, и она очень подходит к малости, укромности этого тихого городка.

Изник весь помещается в кольце древних крепостных стен, еще античных, хотя от античности, скорее всего, сохранились лишь основания, всё остальное достроено в средние века, ведь город не раз осаждали и разрушали. Изник – это древняя Никея, град Вселенского Собора, а одно время даже столица Византийской империи. Константинополь в начале XIII века был захвачен крестоносцами, создавшими собственную Латинскую империю, Никея же осталась нетронутой. Здесь приходит не только ощущение глубочайшей древности, но и чувство остановившегося (а, может быть, вернувшегося) времени. Дома стоят на древних фундаментах, удар лопаты в любом месте открывает сокровище. Я сам видел во дворе местного музея только что откопанный римский саркофаг с дионисийскими рельефами, и его мрамор еще не был отмыт от ржавых потеков глины, под которыми виднелось его кристаллическое мерцание. Как, наверное, удивительно и хорошо жить на месте старом, даже древнем, где культурный слой достигает нескольких метров, и образован не мерзкими техногенными отложениями, как в спальных районах Москвы, а благородной смесью гумуса, керамики, угля и камня, хранящей кусочки былой жизни. Как в Новгороде Великом, где дома центральной части города стоят точнехонько над остатками средневековых построек, не нарушая первобытность археологических напластований. Что-то подобное есть в Изнике – или хочется думать, что есть? Впрочем, количество и качество археологических находок свидетельствует, что есть.

Именно здесь особенно легко представить себе ту «провинцию у моря», о которой говорит поэт. И вправду, ведь Плиний Младший в эпоху Траяна служил недалеко отсюда, в Вифинии. Именно оттуда он писал свои доклады императору о распространении «секты христиан», там он отправил на пытку двух диаконисс, там философическое умиротворенное раздумие увядающей античности столкнулось с экстазом юного христианства. Пусть это и не было непосредственно в Никее – другие города этой части Азии были похожи и своим эллинистически-восточным колоритом, и имперской благоустроенностью.

Впрочем, сейчас эта цивилизованность и утонченность глубоко погрузились в культурный слой, постепенно, по мере раскопок обогащающий собрание местного музея. А на поверхности – домишки, домишки, бедные, старенькие, разбавленные харчевнями и кофейнями с обязательными старичками-завсегдатаями, как везде в средиземноморских странах. Общественная жизнь в провинции у моря реализуется прежде всего посредством этих старичков, сидящих, курящих и пьющих чай.

Турецкий чай, как посмотришь, практически вытеснил кофе, а ведь некогда именно благодаря туркам европейцы познали кофе и распробовали его. Когда-то кофе был незыблемым символом Востока. В тончайшую пудру размалывали его зерна в цилиндрических бронзовых мельницах, похожих, по словам Константина Паустовского, на снарядные гильзы. Пожалуй, да, только небольшого калибра, от 20 до 37 миллиметров. Я любил эти мельницы с детства, благодаря годам, проведенным в Сербии.