Читать книгу Nathalie. История одного воскрешения - Никита Мирошников - Страница 5

– Обручается раб божий Лука рабе божией Анне… во имя отца, и сына, и святаго духа…

Лука был никто! Он не любил её! Этот подлец всю свою жизнь лгал… Лгал людям… Но, прежде всего, себе… Его самолюбие тешилось лишь от одной мысли, какой он правильный, какой идеальный… Продукт матричной системы человекопроизводства… В нём не было «нет», вернее, он успешно его подавлял, сакраментально и неуклонно следуя мифическим абсолютам социума. Он не личность, если его имя дано жлобскому понятию «норма» равен нулю. Тряпка, о которую вытрут ноги его же сородичи. Ублюдский строй, считающий себя следователями, членами чего-то абсолютного! Да что они знают про абсолютность? Ничего! Абсолютно лишь одно…

– Обручается раба божия Анна рабу божиему Луке во имя отца, и сына, и святаго духа…

Анна эта была редкостной дурой, впрочем, редкостная дурость, к сожалению, – отнюдь не редка. Я стояла в этом храме, наполненным (помимо жуткой вони) людской ложью, скупостью и эгоизмом крайне нездоровым. Я думала, что вот-вот закричу… Но нет… Я должна ждать… Мне не положено быть здесь… Кого я обманываю? Тварь… какая же тварь эта Анна! Я бы стёрла любое напоминание о ней… Рот мой наполнен неистовой желчью… Я пылаю, как будто языки ада, в который эта Анна попадёт, уверовав в него, уже лижут мою и без того раскалённую негодованием жопу…

Они обменялись кольцами трижды в честь Троицы… Священник прочёл свою молитву… Я прочла свою… Началось венчание…

Венчающиеся со свечами в руках вышли за кадящим священником в центр храма под пение хора:

– Слава тебе, боже наш, слава тебе…

Стоя на платке, белоснежном, как их мысли, два остатка от человека теряли последнее человеческое в себе…

– Имаши ли Лука, произволение благое и непринуждённое, и крепкую мысль, пояти себе в жену сию Анну, юже зде пред тобою видиши…

Как же, видал он ёё, ага… Фата Анны полностью покрывала лицо её…

– Имаши, честный отче, – твёрдо чеканил Лука…

– Не обещался ли еси иной невесте…

– Не обещался… честный отче…

Произнося эти слова, Лука знал, что в храме за всей церемонией наблюдает человек, которому он многое обещал… И вечную любовь, и верность… Я видела глаза этого человека… его звали Матфей… Он любил Луку так, что до последнего даже не осознавал, где находился. Нет, Матфей не плакал, не страдал… Он умирал, он исчезал на глазах всего скота, собравшегося в храме. И Лука видел, он боялся смотреть в сторону глаз Матфея, но отчетливо видел… Он знал, что он делает, он знал, что руки заливает кровью невинной и пречистой словами лживыми своими…

Священник лениво продолжил… Сердце моё начало останавливаться…

– Имаши ли произволение благое и непринуждённое, и твёрдую мысль, пояти себе в мужи сего Луку, егоже пред тобою зде видиши…

Бедная девочка, какая дура, дура… свеча тряслась в её ручонках, ещё вчера игравших в куклы… В храме повисла пауза… Священник продолжил, не дождавшись её ответа…

– Не связана ли обещанием другому жениху…

Она была бледнее своей фаты, полностью закрывавшей её лицо… Разумеется, знала об этом лишь я… Глаза Матфея наполнились кровью… Сердце Анны остановилось…

– Нет, не связана…

– Благословенно Царство… – бас священника уходил всё глубже, ниже…

Хор, молитвы священника сливались воедино… В пении их не было душ. Их голоса были шахматными фигурами, которыми они вершили свою отвратительную лицемерную партию.

– Благослови брак сей, и подай рабам твоим… Даруй им от росы небесной свыше, и от тука земного… Исполни дома их пшеницы… Вина…

Туман кутал глаза невесты, еле разомкнутыми устами сквозь хор и молитвы она прохрипела:

– Прости мне, Матфей…

– И да узрят они сыновей от сынов своих, как молодые отпрыски маслины…

– Матфей, прости… Прости… Умираю…

– Венчается раб божий Лука…

– Руки сковало…

– И сына, и святаго духа…

– Я вся окоченела, не вижу, не вижу ничего…

– Венчается раба божия Анна…

– Не хочу этой жизни, всё бы отдала, чтоб переродиться…

– Господи, боже наш, славою и честью венчай их!

– Умереть не страшно, страшно сдохнуть такой, в этом теле…

– Господи наш, славою и честью венчай их!

– Двигаться, двигаться… Над главой венец… А, я кричать не могу, я дышать не могу, уж сердце моё не бьётся… За что я стою трупом в фате перед лжецами и грешниками…

– И сподоби нас, Владыко, со дерзновением неосужденно смети призывати тебе, небесного бога отца, и глаголити…

Все вокруг запели «Отче наш». Мёртвая невеста слегка покачивалась… Мгла заполнила грудь, расширяя её, как будто тяня вверх, держа за единую нить, идущую от сердца. Вынесли вино… Лука, вспотевший, помогая трясущимся рукам испил три глотка и слегка приподнял фату мёртвой невесты, открыв её рот для вливания в бездыханное тело…

– Пью спасение твое! Как воды в вино ты в Кане Галилейской превратил, как кровь, на Голгофе сгорая, пролил за волю безвольную, явь неявную, свободу негласную, так и меня, Пьеро самопровозглашённый, толпою венчанный, из толпы этой изгони, нити оборви! Пью кровь твою, Триумфатор и шут всемирный!

И круги закружились бесконечные… Люди молились… Но невеста была уже другая… живая… Света в очах её огнём пылал! Священник снял венцы с супругов…

– Возвеличися, женише, якоже Авраам, и благословися якоже Исаак, умножися яеоже Иаков, ходяй в мире и деляй в правде заповеди божия. – Лука немного успокоился. Он даже почувствовал торжественность в обстановке. О Матфее, который храм проклятый покинул в бездну, он забыл…

– И ты, невесто, возвеличися…

И тут храм ахнул, священник вскрикнул, а Лука стал бледнее стены… Я сняла с себя фату… Полётным и чётким голосом я объявила:

– Именем Абсолютного гения заявляю, что Анна погибла при загадочных обстоятельствах!

– Ты мошенница! – заикаясь, выдавил Лука.

– Я? Быть может, я клялась Матфею в любви в роще? Быть может, я обманула юную и глупую девку, чтобы скрыть ото всех свою «неестественную любовь»? Мне продолжить список?

– Да вы сумасшедшая! Я вас в первый раз вижу! – очень скудно играя, срывая голос, верещал Лука, – Где моя любимая Аннушка, моя жена?

Я со все дури плюнула ему в рожу.

– Вот она! Остатки вышли!

– Да что вы себе позволяете! – подобострастно верещал священник – Вы находитесь в храме! Объясните немедленно всем, что происходит!

– Я себе позволяю всё! Я не в храме, а в сраме! Объяснять ничего я этим овцам не буду! А вам, милый пастор-овечка, я бы посоветовала заткнуться! И вообще, мне жарко!

Я порвала на себе это убогое белое лживое платье. Моя грудь выпала наружу, бёдра расправились… Меня даже немного возбудило присутствие толпы, мои соски впервые за всю жизнь тогда испытали это великое чувство наслаждения. Я заорала на весь срам:

– Я переродилась! Воспойте же мне! Вот же оно, чудо! Да перед вами сама Ева!

– Вы лишились ума! – кричали в толпе.

– А вы лишились совести! – отвечала я… Голос мой эхом летел по сраму… – А думали вы, когда шли сюда, что это здание когда-то кому-то принадлежало? Что их отсюда выгоняли? Что здесь убивали людей? Вы можете засунуть себе в жопу свои свечи, они вас не спасут от ада, который придумали вы же, чтоб туда попасть! Вот ты – обратилась я к женщине в белом платье с рыжими волосами – Ты думала о боге, когда убивала своих новорождённых близнецов? Почему твой бог в этот момент не отрубил тебе руки? Почему вообще позволил родиться ребёнку у такой твари, как ты? Ты убийца! Думаешь, ты, ставя свечки в храме, попадёшь в рай, а я обоссу амвон и попаду в ад?

– Держите её! Она больная! – кричал священник юным семинаристам, подоспевшим на помощь… Лука стоял колонной…

– Здесь бал правлю я! – низким голосом прозвучал мой ответ, – Mars masturbatoire! – приказала я. И юные мальчики один за другим сняли с себя одежды и начинали дико дрочить, смотря на меня…

– Какое же разнообразие, святой отец, не правда ли? Впрочем, уверена, вы каждый из них и на вкус знаете!

– Закрой рот, ебливая блудница!

– А вот и смирение пришло!

Старый хрен, звеня своими аксессуарами, бросился на меня… Я дернула его за крест, висевший на огромном брюхе. Он упал, осыпая меня проклятиями… Я села, натянула свою подружку и обдала его лицо… Семинаристы уже успели напрудонить небольшое море свежего ароматного семени.

Началась паника – из храма невозможно было выйти. Двери оказались запертыми. Я заорала во всё горло:

– О, Прометей, твой час настал!

Платье Анны вспыхнуло неистовым огнём. Лука так и стоял колонной, когда языки пламени начали ласково оголять его кости… Срам пылал… Лука не мог кричать, но глаза мне выдавали все его чувства. Из толпы, охваченной предсмертной агонией, доносились жалкие вопли:

– Мы станем мучениками!

– Ты – отродье Сатаны!

– Тьма поглотит тебя!

Те, кто уже был совсем плох, просто издавали рыки из Преисподней. Запах плавленой кожи и жжёных волос немного выбил меня из колеи… Я встала на амвон и крикнула трупам, превращавшимся в золотых идолов:

– Огонь! Гори! Гори, прежняя жизнь! Гори, страдание!

Срам начал рушиться… Я скорее улетела. Как можно дальше. Эта точка моей жизни, о которой мне навечно хотелось бы забыть, но которая изменила моё никчёмное существование… Если бы я могла, я бы не описывала всё, что видела, но я прихожу к тебе не по своей воле, да и не по твоей… Отче…

Я пролетала над рощей. Долго без метлы я лететь не могла, нужно было садиться. И тут, я увидела бездыханного Матфея… Упав на траву рядом с ним, я рыдала так, как, наверное, никогда не рыдала… Он был словно Нарцисс… Он запутался… Он был в ловушке… Недалеко был пруд… Я отнесла его тело к воде… Нет, так нельзя! Я так не могу! Я должна сделать большее! Уже окунув и раздев его, я резко потянула его из воды. И, вдоволь накричавшись и нарыдавшись, соорудила подобие метлы… И мы отправились в путь…