Читать книгу Огненная дуга - Николай Асанов - Страница 3

«17 февраля на Украине наши войска в результате упорных боев овладели городом и железнодорожным узлом Славянском, а также заняли города Ровеньки, Свердловск. Богодухов, Змиев.

В Курской области наши войска, продолжая развивать наступление, заняли город Грайворон».

Совинформбюро. 17 февраля 1943 г.

Неизвестный Толубееву Корчмарев отозвался только в двадцать три ноль пять.

Все это время Толубеев провел в гостинице, боясь отойти от телефона, – а вдруг тот зазвонит? Ведь телефоны для того и существуют, чтобы зазвонить в самое неожиданное время.

Правда, он спустился обедать в ресторан и был приятно поражен тем, что ресторан оказался настоящим, с проворными, хотя и весьма пожилыми официантами. За столами было много военных, но, судя по очень чистой форме, все это были тыловики. Прислушавшись к разноголосому гулу, Толубеев понял, что тут обедали корреспонденты, писатели, штабники, командировочные с фронта и из глубокого тыла, но эти люди тоже носили военную форму, а многие из них, как сообразил Толубеев, оказались в Москве лишь на несколько дней, а то и часов, и он понимал их стремление к этому маленькому осколку давно уже позабытой «мирной жизни». Было много женщин, – с мужчинами и поодиночке, – может быть военных вдов, которым стала тяжка одинокая жизнь, может быть, просто искательниц приключений, а может быть, и таких, кто напряженно прислушивался к разговорам военных, собирая «информацию». Слышалась и иноязычная речь: Толубеев понял, тут обедают и иностранные корреспонденты. Они постоянно поминали русское слово «сводки» и ставшее привычным всему миру название «Совинформбюро». Все было ясно: прошли те времена, когда корреспонденты гадали – недели или месяцы продержатся русские под натиском фашизма? Шел тысяча девятьсот сорок третий, только что сдался фельдмаршал Паулюс, и над Сталинградом снова взвилось красное знамя, были освобождены Курск и Воронеж, прорвана блокада под Ленинградом, и хотя положение на фронтах начало стабилизироваться, сводки Информбюро по-прежнему пестрели названиями освобожденных городов и населенных пунктов. Вот почему иностранные корреспонденты, судя по отрывкам их разговоров, гадали на своей кофейной гуще уже о будущем фашизма: как долго гитлеровцы продержатся перед небывалыми фронтальными и охватывающими ударами русских? Недаром они частенько поминали и еще одно русское словечко: котел. Но всю эту болтовню Толубеев оставил на совести самих иностранных корреспондентов, сейчас его больше занимал обед.

Оказалось, что неизвестный Корчмарев предусмотрел все: диетический обед и даже бутылку сухого вина. А позже, в двадцать часов, когда Толубеев спустился ужинать, его ожидала и вторая бутылка. Если так пойдет и дальше, то можно не торопить события. Однако ж неизвестный Корчмарев не на того напал! И Толубеев регулярно звонил по таинственному телефону «в начале каждого часа…».

И вот в двадцать три ноль пять телефон заговорил человеческим голосом.

– Вас слушают! – сказал он устало и неприветливо.

– Я прошу товарища Корчмарева! – пытаясь скрыть волнение, но так и не превозмогши его, произнес Толубеев.

– Одну минуточку. – Пауза. – Кто его спрашивает?

– Майор Толубеев.

Несколько неясных слов, произнесенных в сторону от трубки. И затем широкий радушный голос:

– Владимир Александрович? Очень рад. Я – Корчмарев. Как ваше самочувствие?

– Хотел бы доложить при встрече.

– Понимаю, понимаю. Одну минуточку! – «Черт бы их побрал с этими “минуточками”!» – подумал Толубеев, жадно вслушиваясь в слова. – Подождите у телефона. – Опять уходящий в сторону голос. И снова к Толубееву: – Ну что же, машина будет у вас через тридцать минут. Шофер позвонит в номер, так что до звонка не спускайтесь, сегодня довольно холодно, да и шофер не найдет вас. К тому же, комендантский час…

– Благодарю… – с облегчением произнес Толубеев. Ему показалось, что все тайны наконец окончатся. И чем скорее, тем лучше.

Он вернулся к содержимому чемодана, который таил его «приданое». Днем он уже рассмотрел штатский костюм, несколько отличных сорочек, галстуки, запонки, булавки, золингеновскую бритву и электрическую «Филипс». Все это наводило на определенные размышления, но так «размышлять» было пока что опасно. Поэтому он просто достал «Филипс» и побрился еще раз, открыл флакон какого-то одеколона, протер лицо и почувствовал себя как будто лучше.

Телефон зазвонил. Конечно, шофер. Назвал номер машины.

Толубеев спустился в вестибюль.

В вестибюле толпилось несколько человек – мужчин и женщин, по-видимому, пропустивших комендантский час. У них проверяли документы. Однако Толубеева пропустили без расспросов. Краем глаза он заметил какую-то фигуру, которая словно бы сделала знак проверяющим, но так торопился, что не стал разглядывать. И только подойдя к названной машине, приметил, что шофер идет следом. Вероятно, этот человек уже знал его в лицо и дал ему возможность выйти не задерживаясь.

Действительно, шофер открыл дверцу перед ним, усадил рядом с собой, и машина покатила по пустым улицам.

Вместе вошли они в какое-то бюро пропусков. Толубеев предъявил свое предписание, выданное Корчмаревым. Вахтер повертел бумажку, сказал:

– Водитель проводит вас.

Лифт вознес их на седьмой этаж. «Коридоры в коридоры, в коридорах двери!» – вспомнилось Толубееву. Водитель вежливо постучал в одну из дверей, пропустил Толубеева и остался за порогом.

За двумя столами, друг против друга, сидели двое. Одного Толубеев сразу узнал: узкое длинное лицо, гипнотизирующие светлые твердые глаза, которые увидел перед тем, как заснул от наркоза, и еще раз – на перекомиссии, когда тот смотрел этими острыми глазами на худое израненное тело Толубеева. Второй показался Толубееву попроще и посимпатичнее. Довольно полный, седоватый, с крупными залысинами на высоком и без того лбу. Оба были в штатском, хотя все вокруг было строго по-военному, да и само здание больше всего походило на штабное.

– Майор Толубеев, явился по вызову товарища Корчмарева… – сказал он точно, строго, а глаза так и бегали с одного лица на другое, – кто есть кто? – как говорят англичане.

Полный, седовласый поднялся, пошел навстречу, протягивая руку:

– Здравствуйте, Владимир Александрович.

Потом указал на второго, знакомя:

– Полковник Кристианс.

Кристианс тоже протянул сухую твердую руку. Толубеев подумал: спортсмен. Гребец и теннисист. По-видимому, эстонец. Вот почему у него невыразительный голос. Он говорит не на родном языке.

– Мы пригласили вас… – начал Корчмарев, но взглянул на Кристианса и закончил другим тоном: – …на маленькое совещание…

Оба двинулись к двери, и Толубеев оказался как бы под конвоем: впереди – толстенький коротенький Корчмарев, замыкающим – длинноногий Кристианс. Так они и шли по длинному коридору, иссеченному безмолвными тихими дверями.

Коридор упирался в другой коридор, а уж в том показалась открытая дверь в большую приемную, где вскочил и щелкнул каблуками капитан, настоящий гвардеец по выправке, а из приемной в обе стороны еще двери – обитые кожей тамбуры. В одну из этих дверей, что справа, прошел Корчмарев, пробыл там минуту, – ни звука не слышалось оттуда, – потом раскрыл дверь, сказал с каким-то торжественным звоном в голосе:

– Прошу вас, Владимир Александрович!

Кристианс беззвучно замкнул шествие и закрыл за собой двери – и наружную, и внутреннюю.

В большом кабинете было полутемно: настольная лампа посреди пустынного стола, еще стол, придвинутый к первому торцом, и торшер в углу возле круглого столика, окруженного несколькими креслами. За главным столом сидел пожилой человек в штатском, еще трое ютились около торшера, стоя пили кофе, как будто не имели никакого отношения ни к человеку за столом, ни к тем троим, что вошли только что. Человек за столом поднялся, – Толубеев заметил, что выглядит он очень усталым, – протянул руку, назвал себя невнятно и указал на кресло перед собой. Корчмарев отошел к круглому столику, перекинулся несколькими непонятными словами со стоящими там, поколдовал немного и вернулся к длинному столу, поставил перед Толубеевым чашку дымящегося кофе. Кристианс остался в самом конце длинного стола, где было совсем темно.

Перед усталым пожилым человеком на столе лежала папка, и это опять было «личное дело» Толубеева.

Трое в углу примолкли, расселись вокруг столика, но торшер не столько освещал их лица, сколько затенял.

– Выпейте кофе, товарищ майор! – неожиданно звонким голосом сказал хозяин кабинета. – Вы, наверно, устали? – и сам принялся позванивать ложечкой в своей чашке.

Хотя впервые названное в этом кабинете скромное звание Толубеева призывало к строгим мыслям о войне и подчеркивало, кроме того, что все остальные тут, конечно, выше по званию, но офицер как-то вдруг успокоился. Может быть, оттого, что на войне дела решает приказ, его не опротестуешь, и тут уже все зависит от самого майора: сумеешь – выполнишь! Толубеев даже с удовольствием прихлебнул кофе из чересчур, по его мнению, маленькой чашечки.

– Вы ведь металлург по профессии, Владимир Александрович? – спросил хозяин, отставляя свою чашечку. – Почему же вы не воспользовались броней, которую вам предоставил наркомат обороны?

– В сущности-то я чрезвычайно узкий специалист, – несколько недоумевая, так не вязался вопрос с обстановкой, ответил Толубеев. – Я занимался редкими металлами, ну, а во время войны… Одним словом, руководство уважило мою просьбу…

– А вы полагали, что редкие металлы во время войны не понадобятся?

– Войны решают чугун, железо и сталь! – ответил Толубеев словами из своего давнего рапорта.

– А ванадий, вольфрам, марганец, одним словом, присадочные металлы и минералы? – спросил один из сидящих в углу.

– В сорок первом от каждого требовалось одно: быть на самом тяжелом участке.

– Да, психологически вы, вероятно, правы, – задумчиво произнес хозяин кабинета, и Толубеев благодарно взглянул на него.

– А почему в анкете добровольца вы ничего не сказали о знании языков? – вдруг спросил Кристианс.

– Ну какое там знание! – усмехнулся Толубеев. – Английский и немецкий – кое-как да норвежский – слабо. А с добровольцев знания языков и не спрашивали…

– Вы долго были в Норвегии? – спросил хозяин.

– С сентября тысяча девятьсот тридцать восьмого по десятое апреля тысяча девятьсот сорокового. Сразу после нападения Гитлера на Норвегию наше посольство предложило нам прекратить все закупочные операции и немедленно выехать на родину. Но выехать удалось только в конце апреля. Факт пребывания за границей в анкете отмечен, – осторожно добавил он.

– Только по этому факту в анкете вас и разыскали! – вроде бы даже с улыбкой сказал хозяин.

– А сколько времени искали! – сердясь на что-то, заметил Кристианс.

– Однако ж нашли! – миролюбиво остановил полковника хозяин.

– У вас остались в Норвегии друзья? – это Корчмарев берет быка за рога. Толубеев невольно опустил глаза и сказал слишком тихо:

– Да.

Из угла чей-то голос задумчиво произнес:

– Я помню ваш тогдашний доклад о состоянии норвежской и шведской металлургической промышленности и о захвате этих рынков немцами. Такой доклад без деятельных и умных помощников было бы невозможно составить. Как вы полагаете, ваши друзья не могли подвергнуться преследованиям?

– Ну, в Норвегии люди, которые мне помогали, никаких секретных фактов не разоблачали. Думаю, что немецкое гестапо ими не интересуется. А друзья – шведы в полной безопасности. Швецию немцы не захватили.

– А могли бы вы восстановить эти связи? – Это опять Корчмарев. Он, по-видимому, любит торопить события. Но ведь сначала Толубеев должен знать, чего от него хотят. Французы говорят, что и самая красивая девушка не может дать больше того, что она имеет. А у Толубеева нет ничего.

– Вы имеете в виду – восстановить их отсюда? – осторожно спросил он.

Сидевший в углу человек вдруг поднялся и вышел на свет. Он подвинул кресло и сел рядом с хозяином кабинета. Только тут Толубеев узнал его: заместитель наркома тяжелой промышленности. Когда-то этот человек оформлял его заграничную командировку. Заместитель наркома жестко сказал, будто с кем-то спорил:

– Я думаю, нам следует поговорить начистоту. – Но потом улыбнулся, словно хотел смягчить свою неожиданную резкость, добавил: – Туркмены говорят: «Сядем хоть наискось, но поговорим прямо…».

Хозяин кабинета вежливо сказал:

– Пожалуйста. Мы слушаем.

Заместитель наркома заговорил тихо, медленно, но так, словно хотел вбить в сознание Толубеева каждое слово:

– Владимир Александрович, вы, я вижу, уже поняли, что от вас ждут чего-то очень важного. Меня вы знаете. Эти товарищи руководят различными отделами разведки генерального штаба. Наш хозяин – генерал Коробов – занимается, в частности, запасами стратегического сырья, находящегося в распоряжении противника. Как раз он и поставил нас в известность, что у немцев происходит какая-то перегруппировка заказов на поставки сырья. А так как гитлеровские пропагандисты после сталинградского поражения не нашли ничего лучше, как хвалиться неким «несокрушимым» оружием, нам приходится принимать в расчет и эту похвальбу. Даже в гитлеровской пропаганде попадаются крупицы правды… А теперь, уважаемый товарищ Кристианс, ваши аналитические данные!

В руках у Кристианса появилась откуда-то кожаная папка, он встал в конце длинного стола для заседаний, и все передвинулись к этому столу.

– Первые данные о перегруппировке немецких заказов мы получили из совершенно достоверных источников в начале января. Норвежские и шведские промышленники вдруг начали разрабатывать даже нерентабельные рудники, строить обогатительные фабрики и отгружать в Германию по очень выгодным ценам большое количество марганца, вольфрама, ванадия. Примерно в это же время из Германии поступили сведения о введении на некоторых заводах Круппа особых условий секретности. Вначале это были только сталелитейные заводы. Затем те же правила особой секретности были распространены на металлообрабатывающие и сборочные цехи. Но самое любопытное в том, что этой чести удостоились только танкосборочные заводы и заводы самоходных орудий…

– Одним словом, мы полагаем, что речь идет о броневой стали особого качества, – резюмировал заместитель наркома.

– Что же должен сделать я? – тихо спросил Толубеев.

– Вы, конечно, помните рассказ о том, как Менделеев вывел формулу бездымного пороха по одним только накладным на грузы, поступавшие на завод? – заместитель наркома остро посмотрел на Толубеева. – Вам придется вернуться в Норвегию и сделать что-то вроде этого…

– Но ведь я-то не Менделеев! – воскликнул майор.

– Но вы известный металлург! – жестко ответил заместитель.

– Хорошо сказать – поехать в Норвегию! – но ведь Норвегия оккупирована и там хозяйничают фашисты… – Толубеев и сам почувствовал, что эта отговорка уже доказывает – он сдается! – но ему нужно было время для размышления, и еще ему нужны были знания: как собираются его перебросить; что он должен там делать; на кого он сможет опираться в этой новой и неожиданной для него роли разведчика… Но у заместителя наркома, казалось, были готовы ответы на все!

– Вы же сами сказали, что вряд ли норвежская полиция обратила какое-нибудь нежелательное внимание на вас и ваших друзей в то короткое времяпребывание в их стране, – значит, вы сможете кое-кого разыскать. Ну, а уж как туда добраться, решат ваши новые начальники…

Наступило длительное молчание.

Толубеев с некоторым смятением в душе думал о том, как странно сложилась его жизнь. Он довольно быстро добился успеха в своей профессии. Сложная металлургия, многокомпонентные сплавы только что нашли свое место в технике, и безвестный проповедник этих сплавов как-то внезапно оказался нужным и начальству и самому делу. Та командировка в Норвегию могла бы стать переломным моментом в его биографии. Он видел, что передовая наука постепенно перемещается с Запада на Восток. После Норвегии ему прочили поездку в Англию, потом в США. Это не было бы дипломатической карьерой – Толубеев был и оставался металлургом. Но он мог узнать секреты фирм и применить их у себя на родине, мог улучшить технологию получения некоторых сплавов, стать автором новых металлов, но одна его «ошибка» разрушила все.

На эту «ошибку» начальство торгпредства указало Толубееву еще в конце марта сорокового года и предложило молодому инженеру немедленно вернуться на родину. Он собрался выехать в Берген, чтобы сесть там на советский корабль, когда на рассвете девятого апреля в Осло-фиорде загрохотали выстрелы: береговые норвежские батареи отбивали атаку немецких кораблей… Гитлеровцы напали на малые страны, стремясь молниеносно окончить свою «странную» войну с Францией. Бывший военный министр Норвегии отставной майор Квислинг поднял свою «пятую колонну» и предал норвежские королевские войска. И все-таки немцам пришлось задержаться в этой маленькой стране с ее тремя миллионами населения почти на три месяца, тогда как могущественную Францию они разгромили за три недели.

Уехать из воюющей страны было трудно, и Толубеев выбрался оттуда только через месяц…

Но начальство на родине помнило о его ошибке. Он еще долго писал объяснительные записки, работу ему дали незначительную.

Когда немцы напали на Советский Союз, он запросился на фронт, так как думал, что только личное участие в битве вернет ему спокойствие духа. Он как-то и забыл, что с врагом можно сражаться и при помощи знаний, а не только пулей и штыком. Впрочем, время было такое тяжкое, что никто не мог ни посоветовать ему, ни просто приказать занять другое место в великом сражении. И он стал офицером.

Нельзя сказать, что он много сделал на фронте. Почти всю войну он просидел в обороне. Только осенью сорок второго года ему повезло: их фронт пошел на прорыв блокадного кольца под Ленинградом… Но и тут он воевал всего несколько дней, а очнулся перед самой смертью, ибо понял: ранен тяжело. Такие раны всегда считались смертельными, а то, что он не умер, было чудом.

А в это время его разыскивали по всем фронтам! Недаром же он увидел в госпитале перед началом третьей операции это худое, острое лицо с гипнотизирующими глазами, лицо полковника Кристианса! Но о чем думал тогда полковник, обретя искомого человека на смертном одре?

И вот сейчас он с полной убежденностью вспомнил, что именно этот человек, которого зовут полковник Кристианс, присутствовал при том тягостном разговоре в высокой инстанции, куда его пригласили в день возвращения на родину и потребовали объяснения в совершенной им «ошибке». Правда, Кристианс и тогда держался в тени, как вот сейчас, но теперь-то Толубеев вспомнил его…

Толубеев выпрямился в кресле, встать он побоялся, чувствуя противную слабость в ногах, и твердо сказал:

– Я боюсь, что у полковника Кристианса могут быть возражения против моей кандидатуры… – Так как все в молчаливом удивлении смотрели на него, он уже несколько спокойнее добавил: – Полковник Кристианс, по моем возвращении из Норвегии, утверждал, что моя главная ошибка, совершенная во время пребывания в этой стране, состояла именно в моей излишне, по его мнению, тесной дружбе с гражданами Норвегии. И он категорически заверил меня, что больше я никогда, ни под каким предлогом не навещу эту страну. Правда, Норвегия была уже оккупирована немцами, и я ничего не знал о судьбе моих друзей, – грустно закончил он.

– Но теперь он так же настоятельно требует вашего возвращения в эту страну, – тихо сказал генерал Коробов. – И именно он разыскал вас для этого разговора.

– Что же переменилось с того давнего времени? – словно сам у себя спросил Толубеев. И генерал спокойно ответил:

– Все. Полковник Кристианс сам признал, что без широких дружеских связей с гражданами страны всякий разведчик обречен на провал. И именно потому, что у вас эти связи были, он рекомендовал разыскать вас и сам принял участие в розысках…

Кристианс молчал, как будто боялся даже голосом ожесточить молодого офицера. И тогда Толубеев поднялся и тихо сказал:

– Я готов…

И то, что он сказал это не по-уставному, а раздумчиво, как бы глядя в будущее, заставило всех этих людей, собравшихся здесь ради него, взглянуть на него с особенным вниманием. И стало понятно, что ни изнурительная бледность, ни немощность израненного и изрезанного тела не сломили этого человека, дух его оставался спокойным и сильным. И все как-то оживились, задвигались. Кристианс встал и подал Толубееву еще чашку кофе, генерал открыл нижний ящик стола, достал бутылку коньяку, налил маленькую рюмку, подвинул Толубееву, уговаривая:

– Подкрепитесь, вы ведь только что из госпиталя!

– Мало того, я попросил выписать майора раньше времени. Мне он нужен именно такой: худой, тощий, даже больной. Но врачи уверяют, что через неделю-полторы он будет совершенно здоров!

– Но к чему я вам – больной? – попытался улыбнуться Толубеев, однако заметил строгий взгляд генерала, брошенный на Кристианса, и занялся кофе. Кристианс будто не слышал его вопроса.

Заместитель наркома стал прощаться, с ним ушли и два молчаливых его спутника. В кабинете остались генерал Коробов, полковник Кристианс, Корчмарев и Толубеев. Генерал обратился к Кристиансу:

– Теперь можете докладывать ваш план…

– Майор должен появиться в Норвегии как бежавший из фашистского лагеря для военнопленных, находящегося в северной части страны. Этот вариант и необходимая легенда нами подготовлены. Если он, опираясь на эту легенду, сумеет укрыться у кого-нибудь из своих прежних друзей и, особенно, сможет устроиться на работу, будет самое лучшее. Связь с нашим центром майор будет держать через нейтральное лицо, адрес и пароль для связи получит здесь…

– Норвегия! Но как я проберусь в эту страну?

– Мы найдем вполне комфортабельный и спокойный путь. Но то, что вы так измождены, создаст вам прекрасное алиби. Номерной знак советского офицера, бежавшего из фашистского лагеря в Норвегии, вы получите при отъезде…