Читать книгу Последняя империя. Социально-психологический роман - Николай Бредихин - Страница 10

К счастью, Рой быстро сориентировался в сложившейся ситуации, буквально швырнув Ожье на землю. Вторая пуля прошла чуть ниже первой. Вся группа тут же вновь превратилась в отлаженный механизм, не менее, чем себя, стараясь уберечь драгоценную аппаратуру. Но выстрелов больше не последовало, они благополучно проползли к машине, и вскоре их «Форд» уже мчался к Садовому кольцу на предельной скорости.

– Только не туда, – покачал головой бледный как полотно Рой. – Если мы застрянем в пробке, нас перебьют, как цыплят. Попробуем рвануть переулками. Дайте я сяду за руль.

Ему никто не возражал: Корелл был женат на русской и по Москве гонял, как у себя дома, в Нью-Йорке. Пожалуй, и покруче – здесь проще было откупиться.

Ожье, хоть он и был ещё в состоянии, близком к шоку, вовремя сориентировался, увидев в руках одного из осветителей сотовый телефон.

– Не надо, – покачал он головой. – Не надо милицию. Не будем же мы из-за каких-то двух выстрелов, неизвестно кем и по кому сделанных, раздувать международный скандал?

– Стреляли в тебя, Ролан, именно в тебя. Ты ещё не понял? – мрачно пробурчал второй оператор.

– Ну, значит, мне и решать. Я сам всё выясню. Так как, договорились?

Ответом ему было недовольное молчание. Наконец Корелл кивнул.

– Как скажешь. Твоё дело, но если нас будут спрашивать или допрашивать…

– Думаю, никому такие допросы не нужны, – мрачно усмехнулся Ролан. – Высадите меня где-нибудь на углу. Дальше я сам по себе, а вы сами по себе.

Оставшись один, Ожье платком отёр холодную испарину со лба, вытащил из сумки сотовый. Затем передумал и махнул рукой проезжавшему мимо такси.

Алина смотрела на Ожье с плохо скрытой ненавистью. Значит, вчерашняя расплата была недостаточной, «французику» захотелось ещё. Ладно, вопрос спорный, сколько в её женских ласках стоит платье от Армани, но этот раз точно будет последним.

– Лёша должен скоро прийти из школы, – сухо сказала она, видя, что Ролана не пронять ни холодностью, ни презрением.

– Ага, понятно, – кивнул тот и тут же начал раздеваться.

На сей раз действо происходило на диване, но Алина не удосужилась даже простыню подстелить, ограничилась какой-то цветной тряпкой. И всё также курила, равнодушно глядя в потолок, лишь изредка выдавая своё нетерпение мимолётным взглядом на часы.

Между тем Ролан ничего не мог поделать с собой: всякий раз после перенесённой опасности ему до дрожи требовалась женщина, и вот сейчас он зарывался и зарывался в молодое белое тело, пытаясь там спрятаться, укрыться от запоздалой реакции и панического страха.

Наконец он обмяк, и Алина положила руку на плечо Ожье.

– Всё, – сказала она с облегчением.

Ролан откинулся на спину, с трудом вернулся к действительности. Он понял: «всё» в данном случае означает «всё», расплата полная и продолжения никогда больше не предвидится. Ну и ладно! Никаких симпатий к этой невозмутимой не расстающейся с сигаретой Снегурочке он не испытывал, но как же вовремя она его выручила!

Одевшись, Ожье тут же схватился за домашний телефон Алины. К счастью, Сергей не просто оказался не занят, но даже был дома и на просьбу отца срочно приехать откликнулся не без удовольствия.

Пристроившись у окна, Ролан вежливо поздоровался с «жуком в роговых очках», когда сын Алины вернулся из школы. Он знал, что в этом доме никогда больше не появится, но тем не менее рад был переждать здесь время до приезда Сергея.

– Как дела в школе?

– Comme ci, comme ça, – поморщился «жук», выкладывая учебники из ранца, в ожидании того, что мать позовет его обедать. – Rien d’interessant! Maman a dit, que vous est Français. C’est vraiment ça? (– Так себе. Ничего интересного. Мама сказала, что вы француз. Это действительно так? (франц. – Прим. ред.)

Приоткрыв рот от удивления, Ожье поймал себя на мысли о том, что произношение у паренька едва ли не лучше, чем у него самого.

Пробормотав что-то невразумительное в ответ, Ролан вновь отвернулся к окну. И как только у подобной мамаши мог получиться эдакий вундеркинд?

Тем более что отец почему-то (хотя, в принципе, можно было догадаться, почему) предпочёл не участвовать в его воспитании…

Мысли Ожье вновь вернулись к недавнему происшествию, однако чем больше он размышлял о нём, тем более нелепой казалась ситуация, в которой он оказался. Может, его с кем-нибудь спутали? Но там же была целая съёмочная группа! За кого ещё его можно было принять кроме как за корреспондента? Или здесь уже и за какое-то паршивенькое интервью готовы вышибить мозги? Если, конечно, эти выстрелы и в самом деле связаны были с Кукшиным. Может, он просто вчера забыл оплатить счёт в ресторане? В этом вся разгадка? Ролан нервно усмехнулся.

Его размышления прервал звонок в дверь. Естественно, Сергей явился не один, а вместе с Вероникой и даже с Любушкой. Вероника тут же уединилась на кухне с Алиной, как видно очень интересуясь подробностями прошедшей ночи. И, что совершенно поразило Ролана, Алина с удовольствием их смаковала, то и дело перемежая свой рассказ смехом, что уж совсем было удивительно, так как за всё время своего общения с Ожье она ни разу ему даже не улыбнулась. Затем они принялись кормить Лёшу, который никак не мог оторваться от радиоуправляемого робота, привезённого ему Сергеем по просьбе отца, а после него – Любушку; у Ролана оказалось более чем достаточно возможностей для того, чтобы пообщаться с сыном.

– Ты подставил меня. Теперь я точно знаю, – с горечью произнёс он, когда увидел, что Сергей старательно прячет от него глаза, слушая его сбивчивый, эмоциональный рассказ о киллере и его двух пулях.

– Никто не подставлял тебя, па. Просто случайность, совпадение. Откуда я мог знать, что ты попрёшься брать интервью у самого Кукшина, у тебя ведь в планах такого, как мне помнится, не было?

– Нет, ты не юли, не юли, Серёженька, я был в двух шагах от смерти, и только по твоей вине. Меня спасло лишь то, что ваши киллеры совершенно не умеют стрелять.

– Киллеры такого ранга ни у вас, ни у нас не промахиваются, – не выдержал наконец – огрызнулся Сергей. Но тут же попытался успокоиться, взять себя в руки. – Тебя просто предупредили, никто не хотел тебя убивать. Но в следующий раз убьют обязательно, если ты повторишь свою ошибку и вновь сунешься туда, куда тебя не просят. Ты ведь уверял меня, что ты спортивный журналист и не интересуешься политикой, что же произошло? У Кукшина вдруг открылся феноменальный дар голкипера? Или, может, он самого Евгения Кафельникова в теннис обыграл?

Ожье смутился, видя, с какой решительностью Сергей перешёл от защиты к нападению.

– Я не хотел тебя посвящать в такие подробности, па. Сам понимаешь, эйфория встречи, мне дорог был каждый час общения с тобой, но сейчас ты должен срочно уехать. Случайное совпадение, однако оно всё изменило: теперь ты не просто на подозрении – ты уже на мушке.

Ролан молчал, ничего не понимая. Наконец его прорвало:

– Господи, Серёжа, да какой ты журналист? Двух слов связать не можешь! Грамотно, коротко, неужели нельзя объяснить? Как прикажешь мне это понимать? Да, моя профессия совсем не сахарная, я во многих переделках побывал, но вот так, лицом к лицу, со смертью мне встречаться ещё не доводилось. И я не хочу, понимаешь, с жизнью прежде времени расставаться. Я не считаю себя стариком, мне ещё многое предстоит сделать. Скажем так, у меня договорённость с Богом на сей счет: Он подождёт, пока я не разделаюсь хотя бы с самыми неотложными своими проблемами.

Они долго молчали. Наконец Сергей со вздохом произнёс:

– Это не твои две пули, отец. Мои. Не хотелось бы посвящать тебя в подробности, но я нахожусь сейчас в крайне сложной ситуации и с самого начала хотел только одного: чтобы ты забрал отсюда Веронику и свою внучку, мою дочь. Здесь они в опасности, да и мне сильно связывают руки. Увези их, на год-полтора, не больше. Ты уверял меня, что деньги у них есть, значит они не пропадут ни при каких обстоятельствах. Ну а я один уж как-нибудь выкарабкаюсь, и их потом обратно заберу.

Ожье вскипел ещё больше, он уже не говорил, а кричал, и только подозрительная тишина, неожиданно установившаяся на кухне, заставила его резко сбавить тон.

– Хватит ходить вокруг да около! Во что ты вляпался? Можешь внятно, доходчиво объяснить? Или хочешь сказать, что у моего сына куриные мозги?

– Па, – ответил как можно мягче Сергей, – во что я влип, тебе лучше не знать. Излишние знания здесь залог твоей смерти. Единственное, что от тебя требуется в данной ситуации, повторяю, как можно скорее, желательно завтра же, убраться из России, но не одному, а с Любушкой и Вероникой.

Ролан беспомощно развёл руками.

– Да невозможно это так быстро, Серёжа, ты думаешь, о чём говоришь? – вздохнул он. – Ведь нужно визу оформить, паспорт. Мы же не в Пензу собираемся. Если положение таково, как ты его преподносишь, надо было задолго до моего приезда начать этим заниматься, я уж не говорю о вчерашнем дне: он просто был бездарно потерян, что же ты меня в свои планы сразу не посвятил? И до сих пор большую часть информации утаиваешь, скрываешь. Что с тобой? Ты предлагаешь, чтобы вот так, найдя тебя после стольких лет, я бросил тебя, сбежал отсюда поджавши хвост, зная, что тебе угрожает смертельная опасность? Не слишком ли многого ты хочешь от меня? Давай сначала, досконально, прошу, нет, уже умоляю тебя: внятно можешь мне объяснить, зачем, с какой стати тебя потянуло в политику?

Тут в комнату заглянула Вероника.

– Ребята, когда будете обедать? Нам надо знать. Детей мы уже покормили. Но в ресторан не пойдём, это точно. Считайте, что сегодня просто нет настроения. Не беспокойтесь, готовила Алина, так что всё ожидается вполне съедобным.

Слава богу, в кармане Ожье на сей раз было достаточно русских денег, и он тут же спровадил сноху вместе с ее подругой, «богиней секса», в магазин.

– Итак, рассказывай, но на этот раз, повторяю, без двойного дна, – вздохнул Ролан, когда они вновь оказались наедине, – я тебя во все свои дела давно посвятил, теперь твоя очередь.

Сергей долго колебался, затем решился всё-таки на исповедь.

– Эх, хотя бы пивка сейчас! Для храбрости… – Он вздохнул и присел на край дивана. – Ну да ладно. Вот ты сказал, что никогда не был диссидентом, па. Но я всегда, сколько себя помню, ощущал себя сыном диссидента. Да, мать публично открестилась от тебя и не изменила своего мнения даже тогда, когда вас перестали считать изгоями – наоборот, на какой-то, пусть даже очень короткий, период, принялись превозносить. Я не застал эту пору осознанно, был слишком маленьким, но это не помешало мне, когда наступило время всеобщего отрезвления, наперекор резко переменившемуся мнению, гордиться, восхищаться тобой. Я так рассуждал, утешая себя: Солженицын, Некрасов, Марченко, Амальрик, Войнович, Буковский – ты вполне мог стать в один ряд с ними, просто не успел. И я твёрдо верил, что, когда вырасту, пойду по твоим стопам. Только по-другому, по-своему. Поскольку правды, справедливости в России за прошедшие четверть века не прибавилось ни на грош. Пожалуй, наоборот, ещё меньше стало.

Сергей встал, сунул руки в карманы и, не глядя на отца, принялся бродить по комнате.

– Ты мой отец, я должен десять раз подумать, прежде чем осуждать тебя, и не исключено, что ты был прав, не запачкав своё имя предательством, отказавшись петь под чужую дуду. Но мне нужно осмыслить всё это, я не могу в один миг перечеркнуть, переменить всю свою жизнь.

Ожье устало усмехнулся.

– «Слова, слова…». Когда же по существу? Сколько можно болтать, Серёженька? В конце концов, дело касается не только меня. За себя сам решай, но с ними – женой, дочерью – как? Тоже кинешь на алтарь красивой идеи?

Сергей долго молчал, затем тяжело вздохнул.

– Ладно, я всё расскажу. Суть проста: как ты уже догадался, я состою в партии Кукшина. Партия – тьфу, мелочь, плюнуть да растереть! Для высших звеньев она никакой опасности, даже интереса не представляет: там броня, но есть другая сфера – так называемая «малая политика», где (как это ни покажется на первый взгляд странным) как раз и крутятся самые большие деньги. Ведь прежде чем что-либо разворовать, необходимо сначала в нужную сторону направить денежные потоки. То есть лоббирование, коррупция и лишь потом оголтелое воровство. Так вот: всё было тихо до поры, уравновешено, отлажено, и вдруг, почти по Маяковскому, ворвалась в сие сонное царство на самом пике его неземной благодати орда «рабочих, матросов, голи» со своим знаменитым: «Которые тут временные? Слазь! Кончилось ваше время». Казалось бы, чего проще – крикнуть им: «Пшли вон!», вот только вместо маузеров да пулемётных лент крест-накрест у этих ребят каким-то образом появились очень важные документы – неоспоримые свидетельства и доказательства, убийственный по силе компромат на тех, кто слишком долгое время чувствовал себя безнаказанным. Да ты, наверное, сам «Форбс» читал: наши ротшильды вместо того, чтобы во время вселенского кризиса разориться, увеличили свои и без того заоблачные состояния в разы. Казалось, с чего бы? Да с того, что львиная доля денег, направленных в экономику вроде как для «спасения нации» была бессовестнейшим образом разворована.

– Понятно, – с горечью откликнулся Ожье. – Так вот почему ты меня вызвал, вот отчего в меня стреляли. Моя миссия – передать эти документы на Запад?

Сергей долго смотрел на отца с недоумением, затем от души расхохотался.

– Па, извини, но кем ты себя возомнил? Ты уж не обижайся, но у нас и в России, и за границей такие люди есть – не чета тебе! «Буря! Скоро грянет буря!» – Он вновь принялся лихорадочно бродить по комнате. – Так, кажется, у Горького? Мы ещё поборемся. А мои паникёрские настроения не принимай всерьёз. Вот только «жена, дети… алтарь красивой идеи» – тут ты не прав, как раз всё наоборот. Да и насчёт себя… Пойми, не стал бы я призывать тебя на помощь без крайней нужды.

Сергей долго молчал, ожидая, что отец придёт ему на помощь, однако Ролан сидел в оцепенении: он был слишком удручён новыми обстоятельствами, которые ему открылись.

– Что ж, тяжелый у нас получился разговор, но, наверное, без него нельзя было обойтись. Теперь, когда ты знаешь всё, уезжай, па, я тебя очень прошу. И уезжай поскорее. Кстати, паспорт заграничный Веронике с Любушкой, как и визу, я давно уже выправил.

– Ладно, – сделал последнюю попытку переубедить сына Ожье, – но, может, ты всё-таки передумаешь?