Читать книгу Не в масть. Зарисовки из жизни людей и собак - Николай Лейкин, Николай Александрович Лейкин - Страница 13

Был час восьмой вечера, когда Порфирий Васильевич привез свою жену обратно домой. Всю дорогу они ехали молча. Отворившая им двери кухарка Матрена при виде приехавшей с барином барыни была в полном недоумении. Сняв с барина шубу, она бросилась снимать с Катерины Петровны пальто и, слезливо моргая глазами, шепнула ей:

– Привел-таки обратно вас, милая барыня?.. Ох уж эти мужья! Изверги… Ничего с ними не поделаешь. У меня такой же есть. Только затем и ходит ко мне, чтобы деньги отнимать.

Катерина Петровна ничего на это ей не ответила и прошла к себе в спальную. Здесь она сняла с себя платье, надела капот и села на диван, пригорюнясь.

Порфирий Васильевич, тоже переодевшись у себя в кабинетике в халат, вошел к ней в спальную и старался улыбнуться. Она отвернулась от него.

Он подсел к ней и проговорил:

– Ну-с, будем в мире жить.

– Да, советую вам. Иначе ни за что не удержите меня около себя. Это ничего не значит, что я вернулась, но как что – я сбегу навсегда, и уж второй раз сбегу туда, где долго не найдете меня, – отвечала Катерина Петровна, не глядя на него.

– Романов начитались, что ли? – ядовито спросил он.

– Ну, уж это мое дело, а не ваше.

– Зачем же слово «вы»? Будем говорить друг другу «ты», как мужу с женой полагается.

Ответа не последовало. Катерина Петровна продолжала глядеть в сторону.

– Нельзя ли обернуться к мужу? – спросил он, опять стараясь держаться ласкового тона.

– Зачем? – спросила она, сухо взглянув на него.

– Муж и жена, так надо поговорить по хозяйству. Ты четыре-то тысячи все-таки от отца по документу не получила? Ах ты какая!

– Опять деньги! Ах ты господи! Не получила, но получу и буду держать их у себя.

– Ну, то-то. А прощать зачем же? Деньги нам на хозяйство пригодятся.

– Вот я и буду процентами с них на свои нужды пользоваться. Но довольно о деньгах. Я больше о них разговаривать не желаю.

Вошла кухарка и доложила, что сундук с бельем и узлы привезли.

– Вели внести все это в гостиную, – отдала ей приказ Катерина Петровна.

Два дворника Петра Михайловича втащили в гостиную два узла и сундук. Кухарка помогала им.

– Разобрать, барыня, прикажете? – спрашивала она.

– Узел с подушками развяжи, икону повесь на стену, подушки и одеяло положи на кровать, а остальное разбирать не надо, – отвечала Катерина Петровна.

– Отчего же не надо? – заговорил Порфирий Васильевич. – Давай разберем вместе и положим все в комод и буфет.

– Нет, нет. Не желаю я этого. Надо подождать.

Порфирий Васильевич промолчал и стал курить папироску, сильно затягиваясь и в раздумье поскабливая у себя в затылке. Кухарка постлала постель и стала уходить из спальной.

– Поставь, Матрена, самовар. Мы чаю еще не пили, – отдал он ей приказ и, когда она удалилась, спросил жену: – Отчего же ты, Катенька, не хочешь разложить по местам свои вещи?

– Оттого, что надо прежде посмотреть, могу ли я еще жить с вами. Может быть, завтра же мне уходить придется.

– Но, но… Зачем так? Давай ладком…

– Какой же тут ладок, ежели вы уж сегодня же опять о деньгах начали!.. А я этого слышать не могу. И повторяю… Слово мое твердо. Как только вы начнете дурно говорить о папеньке с маменькой или станете толковать о деньгах – я уйду туда, куда говорила. А вещи мои покуда пусть будут наготове.

– Ну, понимаю, понимаю. Ах, женщины! – вздохнул Порфирий Васильевич, притворно улыбнулся и спросил: – Это к нему, что ли?

Катерина Петровна смело взглянула ему в лицо, кивнула и отвечала:

– Да. К нему.

Он широко открыл глаза и опять спросил:

– А разве у тебя есть этот он?

– Есть. Он сватался за меня, но меня за него не отдали. Он влюблен в меня и готов для меня сделать все на свете.

Порфирий Васильевич кусал губы и допытывался:

– Кто же это такой? Можно спросить?

– Извольте, скажу. Его не было на свадьбе у нас, но вы его видели, когда женихом ко мне ходили. Это папенькин конторщик… который книги его ведет.

– Это такой кудрявенький с бородкой? Краснощекий?

– Да. Мохнатов. Вот к нему-то я и сбегу от вас. Он живет один… в меблированных комнатах. Он примет меня, с распростертыми объятиями примет, – говорила Катерина Петровна. – Тогда эти четыре тысячи, что я получу с папеньки, ему на заведение какого-нибудь дела. Хоть перчаточный магазин откроем.

Порфирий Васильевич слушал и ушам своим не верил. Когда жена кончила, он мог проговорить только:

– Вот как… Это для меня новость…

– Ну, так вот знайте.

– Однако!.. – вырвалось у него восклицание.

Он прищелкнул языком и прошелся по комнате, тяжело вздохнув.

– Да, да, да… – подтвердила Катерина Петровна, – при первой вашей попытке…

– Да зачем же, зачем же, ежели я дал слово?.. – перебил он ее, переменив тон. – Нет, Катюша, я не буду – больше… Уверяю тебя, не буду… Меня наши сбили, посаженый отец сбил. Когда я объявил, что женюсь на купеческой дочке, он прямо мне сказал: «Ну, смотри в оба и тереби за каждую безделицу, а то надует» – вот я…

– Врете, врете… Что на других-то пенять! У вас своя такая же натура.

– Прости, Катя… Ну, дай ручку поцеловать.

– Да ведь уж целовали, когда мы были у папеньки.

– А еще раз разве грех?

Он силой взял руку жены и поцеловал ее.

– Самовар готов… – проговорила кухарка, заглянув в комнату.

– Ну, пойдем, Катенька, в столовую. Заваришь ты чай, напьемся мы чайку…

Он силился быть как можно более ласков, взял жену под руку, поднял с дивана и хотел вести ее в столовую, но жена высвободила свою руку и сказала:

– Я сама дойду. Идите вперед, а я сзади.

– Да ведь мир…

– Ах, боже мой! Ну, как вы хотите, чтобы я сразу забыла все то, что вы делали! Оскорбляли, оскорбляли и хотите, чтобы я сразу была с вами ласкова. Вы прежде заслужите.

Порфирий Васильевич сделал виноватое лицо и пошел с женой рядом. «И откуда у нее такая прыть взялась? – думалось ему. – Все молчала, молчала и вдруг заговорила. Да что говорит-то!.. Нет, надо будет с ней полегче…» – решил он.

А Катерина Петровна думала: «Ей-ей, сбегу. Как что – сейчас к Мохнатову сбегу».