Читать книгу Еще вчера. Часть вторая. В черной шинели - Николай Мельниченко - Страница 3

Пока мы, тотальники, были в своей гражданской одежде, сохранялось некое подобие свободы передвижений. В часть мы приходили к 9:00, уходили после шести. Обедали, не торопясь, в столовой возле Главпочтамта, некоторые – с коньяками, которые там были весьма приличны, например – армянский (?) КВВК (коньяк выдержанный высшего качества). В те далекие времена не могло даже возникнуть мысли, что наклеенная «лейбла» может не соответствовать содержимому тары…

Я уже говорил, что служить в армии не хотел никто из призванных офицеров. В своем кругу мы интенсивно обсуждали способы освобождения. Некоторые писали рапорты об увольнении, которые, после соответствующих внушений, клались под сукно или подшивались в личное дело с отказной резолюцией. Но понятие воинского долга в те времена не было пустым звуком, – совсем недавно была война, в которой миллионы военных людей вообще сложили головы; поэтому большинство призванных с запаса офицеров добросовестно тянуло надетый принудительно хомут. «Жила бы страна родная»…

Некоторые же наши тотальники, не особенно отягощенные совестью, пускались во все тяжкие, добиваясь увольнения разными хитрыми и не очень способами. Был среди нас «целый» старший лейтенант Гальцев. Так он в почтамтскую столовую заходил с утра, окружал себя бутылками и к обеду уже лыка не вязал. После нескольких взысканий, идущих по нарастающей, его все же из армии выгнали. Мне кажется, что и в мирной жизни он, даже в «освобожденном» состоянии, уже не сможет остановиться…

Другой хитрый, киевлянин с украинской фамилией Онищенко, был отправлен в командировку с четырьмя матросами. Через недели две командование послало в Балаклаву запрос: как там освоился молодой лейтенант? «Какой? – ответили оттуда. – К нам никто не приезжал!». Все комендатуры от Ленинграда до Балаклавы были поставлены «на уши»: пропали, возможно – погибли, офицер и 4 матроса! Довольно длительные поиски дали неожиданный результат: лейтенанта нашли на его даче под Киевом, загорающего на солнце, – в трусах, в панамке и в глубоком «расслаблении». Матросы у него днем работали на огороде, а вечером, переодевшись в гражданскую одежду, отправлялись в окрестные села к девушкам, в обиходной речи – «по бабам»…

Пришлось отцам-командирам года через два службы все же уволить также и моего коллегу – инженера-сварщика Севастьянова. Он, напротив, – страстно хотел служить, но был настолько туп, слаб и не организован, что любое, даже самое простое, дело блистательно заваливал…

Остальные плотно втягивались в служебную лямку, вырастая аж до отличников «боевой и политической подготовки» – БПП. Каждый получил график дежурств по части, взвод матросов, которых надо было тоже делать отличниками БПП – по строевым и политическим занятиям, по дисциплине, а главное, – по овладению монтажными специальностями. Долгими часами на плацу внутри Экипажа доводили мы своих матросов, а заодно – и себя, до строевого состояния. Весь периметр двора был уставлен щитами с показательными фигурами матросов и назидательными лозунгами, например: «Приказ начальника – закон для подчиненных», «Приказ должен быть выполнен безоговорочно, точно и в срок», «Приказ командира – приказ Родины», «Учиться военному делу самым настоящим образом» и т. п. Устный военный фольклор тоже изобилует лозунгами и истинами, которые и без «публикации» на щитах не менее точны: «При встрече с начальством всякая кривая короче прямой», «Не спеши выполнять распоряжение, ибо может последовать его отмена», «Не е… где живешь, не живи, где е…шь». Не нравится мне, но, увы, во многих случаях справедлива мудрость: «Куда солдата ни целуй, – всюду задница». И уж специально для меня придумана формула: «Не давай умных советов начальству: тебя же заставят их исполнять».

Началась техническая учеба и у офицеров. Инженер-майоры Шапиро А. М. и Чернопятов Д. Н. прочитали нам курс «Топливные склады и трубопроводы». Лекции Шапиро были яркими и остроумными, хотя и «по верхам». Более суховатые лекции Чернопятова зато были более глубокими и насыщенными неведомой нам технической и житейской информацией. Кем были эти майоры с «березовыми погонами», – нас тогда не очень интересовало. Меня только удивило, как преображался и лебезил перед ними наш командир части – «золотопогонный» подполковник Афонин. Позже все прояснилось и стало на свои места. Под руководством этих выдающихся людей, особенно – Дмитрия Николаевича Чернопятова, я работал (служил?) много лет и многому у них научился. Надеюсь, мне еще удастся рассказать об этом.

Тогда, «на заре военной юности», отличником БПП, увы, я не был. «Срезал» меня на пути к этой благородной цели майор Чайников, объявив мне в приказе 10 суток «домашнего ареста». Дело было так. Обычно маленький майор с комплексом Наполеона появлялся в части во всем блеске своих «двухпросветных» погон с сиротливой звездой, однако – побольше наших двух, и начинал «кипеть» с порога. Он непрерывно извергал из себя приказы, приказики, распоряжения, запреты и замечания, – насколько мелкие, настолько же бесполезные. Чайникова в нашем кругу изображали позой: одна рука согнута калачом, вторая, фасонно изогнутая, дрожит от выбрасываемой в пространство струи распоряжений. В тот день я дежурил по части, когда появился Чайников. Я представился:

– Товарищ майор. Дежурный по части лейтенант Мельниченко.

Эффект был неописуемый: пар негодования забил у Чайникова не только из «носика», но из всех щелей и отверстий. Извержение длилось несколько минут, последними остатками «пара» мне и был объявлен арест. Оказывается, командир части вчера вечером убыл в командировку, назначив своим «врио» Чайникова. А командиру, если он даже «врио», я был обязан отдавать рапорт:

– Часть, смирна-а! Товарищ майор! За время моего дежурства в части происшествий не случилось! (Или случилось то-то). Дежурный лейтенант Мельниченко».

Командир, выслушав рапорт, может действовать двумя методами. Если есть с кем, он может поздороваться, например: «Здорово, орлы (львы, морские волки и т. п.)», и только после ответного «Здрам жлам тырщ майор!!!» отдать команду: «Вольно!», которую повторяет во весь голос дежурный. Если больших военных масс вблизи нет, то командир просто здоровается с дежурным, говорит «вольно», что в полный голос и радостно должен повторить дежурный…

При параде…

Гораздо позже я понял, что, не отдав майору громогласный рапорт, испортил ему весь сладкий праздник появления в должности «врио» командира и должен был понести за это суровое наказание. А тогда, в своей лейтенантской прямолинейности, я кипел в душе не хуже Чайникова: «За что??? Откуда я мог узнать, что его назначили врио командира?»

Когда вернувшийся Афонин стал меня отчитывать за взыскание, я, военный малолетка, стал негодовать, пренебрегая законом «приказ должен быть выполнен беспрекословно…». В ответ отец-командир разразился тирадой:

– Ну, сто ты, сто ты так разволновалса? Ты у меня на хоросем ссету… Севастьянов – дурак, а ты – на хоросем ссету! Поедесь у меня на юга, на арбусное место! Зеним там тебя! Ты зе холостой?

Я, салага, успокоился. У командира части я на хорошем счету, он собирается послать меня на юга, на арбузное место. Даже об улучшении семейного положения побеспокоился, отец родной!

Спустя несколько месяцев его пошлет майор с белыми погонами – А. М. Шапиро прямо «на юга» мне на помощь, уже обжившему эти Забайкальские «юга». Оказывается, наша в/ч является только одним из подразделений Строймонтажа-11, которым командует Шапиро, где главным инженером – Д. Н. Чернопятов. Только они и решают, кого и куда послать. И возможностей ссылки у них больше, чем у Императора Всея Руси. Царь на Север посылал не дальше Архангельска, а Шапиро добавил еще все острова и полуострова Кольского залива, Новую Землю, остров Хейса и др. Гораздо дальше на восток от Нерчинских рудников были Находка, Хабаровск, Владивосток. На западе – Албания, на юге – не только Крым, но и все Закавказье. (Я называю города и страны только для краткости. Асфальт городов обычно не является местом наших длительных прописок…)