Читать книгу Еще вчера. Часть вторая. В черной шинели - Николай Мельниченко - Страница 9

С самого начала моих матросов поселяют в отдельном ветхом домике с сенями и небольшой печкой. Металлические кровати заполняли всю площадь единственной комнаты, по-морскому – кубрика. На кроватях и под кроватями хранились и выходная и рабочая одежда матросов: больше было негде. На мои обращения начальство только разводило руками; иных помещений, больших по площади и лучше приспособленных к жизни, – не было. Приближалась зима, а наша печка еле согревала помещение уже теперь. Со всех окон и щелей в полу дуло. Пошел по начальству с протянутой рукой, – обеспечение нас приличным жильем – дело генподрядчика, то есть строителей.

Начальник строительства подполковник Журид – высокий и полный, с хитрыми масляными глазами– жалобным голосом мне пропел:

– Ну где, лейтенант, я тебе могу взять досок для ремонта? Ну, где, если мне недопоставили их даже на устройство опалубки? А где я тебе возьму кирпичи и цемент??? А стекол мне не хватает даже для сдаточного объекта – котельной!

Я понял, что просить что-либо у Журида – бесполезно. Маклаков подтвердил мои опасения, – Журида он знал уже давно. Своим субподрядчикам начальник строительства не только не помогал, но ставил палки в колеса, где только мог…

Решили действовать по проверенной формуле: спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Обошли с Иваном всю огромную стройку и наметили, что можно украсть (реквизировать) без ущерба для производства, кое-что выпросили у строительных начальников поменьше (мы им тоже помогали – «огнем и колесами»), кое-что добыли на собственном складе. На ночь Иван отдал мне машину – полуторку без номеров, которую использовали для перемещений грузов внутри объекта. На следующий день основные требующиеся материалы были в кубрике. Половина матросов на работу не пошла и под руководством старшины Квасова занялась благоустройством своего жилища.

Кровати были сварены в два яруса – освободилось пространство для рабочей одежды с сушилкой и для большого стола со скамейками, за который могла усесться почти вся группа. Печь разобрали, увеличили топку, над ней вмуровали горизонтальные продольные и поперечные стальные трубы, резко увеличившие поверхность нагрева. Кроме того, в трубах можно было сушить электроды, что было очень нужно. Заделали все щели в полу и окнах, застеклили их и помыли стекла. Изготовили и установили умывальник с горячей водой, которая нагревалась на печке, в том числе – для утренней заливки в САКи. Добавили несколько светильников по углам. Матросы, вернувшиеся вечером с объектов, не узнали свое жилище: в нем стало тепло, просторно, светло и уютно. На второй ярус многие забирались добровольно: там было теплее и спокойнее.

В суточный наряд по очереди назначались по два дневальных, которые круглосуточно поддерживали чистоту и порядок в кубрике. В строевых частях смена наряда в 17 часов. Это значит, что заступающие в наряд днем не работают: отдыхают перед нарядом. У нас смена нарядов – в 22 часа, перед отбоем, поэтому сменившийся наряд спокойно отдыхает перед трудовым днем. А вот усталым после работы заступившим в наряд (на вахту), разрешается поочередно спать. В месяц мы экономим 60 человеко-дней и сохраняем порядок…

Я подробно пишу о таких на первый взгляд мелочах, которые мелочами вовсе не являются. Твердый, понятный всем порядок, просто обязан установить и поддерживать «старший на рейде». Что без этого бывает, – мне вскоре придется рассказать.

В обязанности вахты также входила ближняя доставка дров и «борьба за огонь» в печи. Когда начались морозы под 50 градусов, наша печь успешно поддерживала нормальную температуру в кубрике. Что было бы, если бы мы своевременно не провели эти «оргтехмероприятия», – можно только представить… К нам заходили погреться во время больших морозов даже строители со «штатных» казарм с центральным отоплением. Правда, «патронов» дневальные не жалели: и дров, и деревянного лома было полно вокруг.

Кормили матросов довольно сносно – по морской норме, с белым хлебом, сливочным маслом и подобием компота. Конечно, свежие овощи почти отсутствовали, вытесненные крупами и макаронами, но это почти общая беда армии, когда отцы-командиры подвержены лени и/или равнодушию и не заботятся о питании пацанов, вверенных их попечению…

Вставка – иллюстрация. В книге воспоминаний участников испытаний атомного оружия «Частицы отданной жизни» есть очерк «Рядом с Новоземельским полигоном» капитана В.Г. Даева, человека поразительной наблюдательности и незаурядного литературного дарования. В начале холодной войны обе стороны уже имели ядерное оружие, но еще не имели средств его межконтинентальной доставки. Если США могли достичь своими дальними бомбардировщиками любой точки СССР, взлетая с аэродромов в Турции, Германии или Японии, то наши самолеты долететь до США и вернуться – не могли. И тогда вспомнили о полетах Чкалова и ледовом дрейфе папанинцев: кратчайшая дорога к США пролегала через Северный полюс. Но и это была очень длинная дорога, даже для стратегических бомбардировщиков. Поэтому в начале 50-х годов севернее 80-й параллели на арктических островах была построена сеть аэродромов подскока, где тяжелые самолеты могли бы сесть и дозаправиться. Для содержания взлетно-посадочных полос и всего хозяйства в постоянной боевой готовности возле каждой «точки» была «комендатура» из нескольких десятков солдат, десятка офицеров и собак. Жили они всю полярную ночь в деревянных домиках, заметенных выше крыш твердым арктическим снегом, в котором были прорублены ходы и улицы. Жизнь в этих городках была совершенно разная. В одних – дружная семья единомышленников, с безусловной поддержкой чистоты, твердым распорядком дня, подтянутыми и выбритыми офицерами. Все заняты, отдых и прием пищи – в общей, выскобленной и хорошо освещенной, кают-компании. О субординации никто не думает, но панибратства – тоже нет. Все с юмором как бы играют в некую игру, например – пиратский корабль. Когда командир в настроении, некоторые начальники, при обращении почтительно-гнусаво добавляют «сэр». Дальше – цитата из очерка, описывающую комендатуру в полутора часах лёта от первой, что для Арктики – рядом.

«…Спустившись в коридор-улицу подснежного городка, попадаешь как бы в арестантскую зону. Душно. Грязь. Лампочки давно потеряли свою прозрачность. Столы расшатаны, «пол» на вершок покрыт талой водой. Ругань режет слух. На завтрак и на ужин вместе не собираются. Чай кипятят каждый в своей каморке. Офицеры изолировались в своих «люксах» и не хотят разбирать ссоры подчиненных. Нам, транспортникам, передают толстые конверты с адресом «Москва, Кремль. К. Е. Ворошилову». Возбуждались уголовные дела. Случались ЧП: или кто-нибудь упадет в трещину, или во время пурги потеряется, или ректификатом отравится, или от удушья в дизельной погибнет. С материка прилетали военные прокуроры. Но лучше не становилось…»

Эти различия, считает В. Г. Даев, зависят «от особой атмосферы взаимных отношений, сложившихся на первой зимовке». С ним вполне можно согласиться, если считать, что эта «особая атмосфера» на 90 % задается первым лицом – командиром. Само собой, – командир должен быть лидером не только по должности. Раньше я считал, что от командира зависит все даже на 100 %, но позже – «сбавил обороты». Если в замкнутом коллективе количество плюс «качество» негодяев превышают некую критическую величину, то никакие усилия никакого командира не смогут кардинально улучшить обстановку. Увы, мне придется дальше рассказать об этом печальном опыте…

Хуже, чем у матросов, обстояли дела у их командиров. Правда, с жильем все было в порядке: мы с Квасовым поселились в комнате жилого домика с центральным отоплением. А вот с питанием дела обстояли не очень… Квасов по аттестату питался вместе с матросами, Павлюкову готовила жена. Мы с Иваном кормились, фактически, один раз в сутки в общественной столовой на станции Новая, до которой было ходу около трех-четырех километров. Добегали мы туда часам к 14-ти, голодные как две собаки сразу. Заказывали в двух экземплярах: две холодные закуски, одно первое блюдО, два вторых и компот или чай. Рассчитывались мы для удобства поочередно: один день Иван, другой – я. Эта система «на доверии» нам дорого обошлась, о чем расскажу дальше.

Заглатывали мы свой неслабый обед мгновенно: время не ждет; поднимались, как перегруженные самолеты с грунтовой взлетной полосы, и двигались на объект. Уже через километр наши шаги ставали легче. Пока доходили до базы, были опять голодны почти так же, как до обеда. Признаки голода особенно быстро стали проявляться, когда температура наружного воздуха достигла 40 градусов мороза Как ни странно, страдал от голода больше Иван: меньше меня габаритами и «тоньше костью», он мог съесть гораздо больше. Я считал, что он подобен библейской корове, которая, несмотря на обильные кормА, всегда оставалась тощей, Иван же считал, что я сыт тем салом, которые съели мои украинские предки. В ответ я назидательно советовал ему перенять цыганский опыт по обучению кобылы жить без кормов…

Один раз в неделю в кассе столовой вручную выписывался экзотический чек: «Чай – 100 шт». Эти 100 штук чаев мы уносили в освобожденном от воды виде: два цыбика грузинского чая и килограмма полтора сахара. Если прикупить к ним буханку хлеба и добавить горячей воды, то получатся наши ранние завтраки и очень поздние ужины…

А ужины были очень поздние, – после обхода всех объектов, проведения всех планерок и раздач заданий на завтра всем бригадам. В комнате Ивана мы не могли остановиться, и продолжали производственное совещание уже вдвоем, хоть и с чаепитием… Часам к двенадцати Иван спохватывается:

– Да что мы все о трубах, да трубах!

– Ну, давай поговорим… например, о листовом железе, – предлагаю я.

Сходимся на том, что надо говорить о чем-нибудь мягком и пушистом… У Ивана в Москве осталась девушка, которая очень хотела, чтобы Иван на ней женился. Она часто бывала у него дома, общалась с родителями, но Иван колебался: его просто пугала ее целеустремленность и властность.

– Да она меня если не съест прямо, то будет водить как цуцыка на поводке… Но если б ты, Коля, слыхал, как она поет! Прямо за душу берет…

Через несколько лет голос девушки Ивана – Людмилы Зыкиной – услышал не только я, а весь Советский Союз. А вот о женитьбе Ивана – речь впереди.

В стиле ретро с И. Маклаковым