Читать книгу Фельдъегеря генералиссимуса. Роман первый в четырёх книгах. Книга третья и книга четвёртая - Николай Rostov - Страница 3

Боровиковский Владимир Лукич (1757—1825)

Портрет Павела I

Сумский художественный музей

Павел Петрович Чичиков, так теперь я буду называть бывшего управляющего князя Ростова, был человеком хотя и демоническим – и мошенником отменным, – но все же человеком, в сущности, он был безобидным – да к тому же несчастливым. Ведь как он ни старался ужас своим демонизмом на людей нагнать, гипнотизмом голову им до безумия вскружить или фокусными своими штучками на тот свет отправить, – ничего у него не получалось.

И как же ему было досадно и нестерпимо больно! Как он страдал из-за этого.

Вот и сейчас, когда он свою монетку серебряную внимательно рассмотрел, сердце в его груди затрепетало, и он воскликнул: «И с чего это я вдруг решил, что с монеткой ошибся? Зачем убежал? – и с негодованием продолжил: – Нет, это не я, а она мошенница! Так прямо надо заявить. Пусть Бутурлин стреляется!» – И он было, в горячке, ринулся, чтобы им это сказать, но тут же одумался.

Пожалуй, конногвардеец его неправильно бы понял – и канделябрами его – по мордасам – будто шулера какого, схваченного за руку. И Павел Петрович понуро побрел вглубь Лабиринта. Нужно было где-то спрятаться, отсидеться и спокойно обдумать, что с ним в последнее время случилось, и решить, что дальше делать. Но тут он услышал звуки музыки, невыразимо печальные и трагические (созвучные, кстати, его настроению) – и пошел на них.

Вскоре он подошел к двери, из-за которой лилась эта музыка.

– Наконец-то я вас, князь, отыскал! – вошел с сияющей улыбкой Павел Петрович в просторную залу с роялем в самом центре, за которым сидел юный князь Андрей.

– Что вам угодно? – хмуро посмотрел на управляющего князь и перестал играть.

– Нет-нет, – взмолился Павел Петрович, – я вам не помешаю. Играйте! А я тут в уголке тихо посижу и послушаю. – И он бочком направился к креслу.

– Что вам угодно? – уже грозно спросил князь Андрей управляющего и в раздражении захлопнул крышку рояля. – Отвечайте!

Юный князь был в обиде на весь белый свет, как это обычно бывает с молодыми людьми, несчастными в любви, – и душа его, сердце его жаждали только одного – одиночества! А тут явился этот управляющий.

Зачем?

Утешить?

Ни в чьем утешении он не нуждался.

– Хорошо. Я отвечу, – ничуть не смутился Павел Петрович.

И он был в обиде на весь белый свет. Но он, как говорится, пожил – и точно знал, как помогает, а порой и воскрешает, в метафорическом, конечно, смысле, чье-нибудь сострадание.

Недаром ведь говорят: поделиться с кем-нибудь своим горем – разделить его.

Вот и захотел он поделиться с юным князем своим горем, разделить его на две равные половины. Легче же от этого станет! И стал делить, нет, не свое горе (это было бы для него, ловкого человека, слишком просто – и потому неинтересно), а свою вину он стал делить на две – и, конечно же, не равные половины, и, разумеется, не с князем Андреем.

А с кем он хотел разделить, точнее – на кого он решил сваливать свою вину?

Определенно ответить не могу. К тому же, мои любезные читатели, Павел Петрович даже не намекнул юному князю, кто виновник во всех его несчастьях.

Но сразу хочу предостеречь вас. Хотя управляющий и мошенник, но бывает так, что мошенник говорит правду, одну только правду. И этому есть очень простое объяснение. Обстоятельства так припрут к стенке – и не хочешь, а вынужден сказать правду. Или выгодно ему, мошеннику, сказать ее. Бывает и такое.

– Вы думаете, что я вещь бесчувственная? – с неподдельной обидой сказал управляющий князю Андрею. Сказал, будто обвинение ему бросил, что сам он, князь, вещь бесчувственная. – Нет! Представьте, и я могу чувствовать и страдать. – И, как бы в подтверждение его слов, горькая слеза покатилась по щеке вдоль его бакенбарды. – Да, я… подлец и мошенник, как вы все обо мне думаете, хотя мне далеко до ваших друзей. – Смахнул Павел Петрович слезу со щеки. – Уж они-то мошенники, так мошенники! – воздел он руки к небу, потрясая своим пистолетом, – и на пистолет свой посмотрел весьма красноречиво – и тут же руки свои опустил, а пистолет под мышку сунул. Потом тяжело вздохнул: – Да, я мошенник и подлец. – И заговорил горячо и страстно: – Но разве я не могу чувствовать и страдать? И раз вы так хотите, то я, как на духу, все честно вам расскажу. Но замечу, не вы один пострадали от ваших (Павел Петрович горько усмехнулся) друзей… Да, и я пострадал от Бутурлина и его Жаннет. Только что. И они меня ищут, чтобы убить! А из-за чего? Разве я главный виновник во всем этом? Разве я с этими фельдъегерями все это проделал?

И так убедительно он эти свои вопросы задал, так негодующе его глаза горели, а руки нервически сжимались в бессильной ярости, что юный князь к нему полным сочувствием проникся.

Но не понятно ему еще было, что за горе у него такое, из-за чего?

И при чем эти фельдъегеря? Какое они имеют отношение к его горю? И он управляющего прямодушно спросил:

– С какими фельдъегерями? Объясните! Все говорят о них, но…

– Так вы о них ничего не знаете? – всплеснул руками Павел Петрович. – Правда, князь, не знаете?

– Правда, не знаю!

– Бедный мальчик, – искренне пожалел его Павел Петрович и сказал без всякого лукавства: – Хорошо, я сейчас расскажу… что знаю сам, а знаю, поверьте, не так уж много. – И он начал рассказывать.

Его рассказ почти не отличался от рассказа, рассказанного мне привидением, поэтому Павлу Петровичу можно верить, правда, с некоторой оговоркой. По своей натуре он все же мог кое-что утаить от юного князь. Впрочем, все мы такие. Кому хоть раз мы без утайки все о себе рассказали?

– Вот, князь, где они у меня все! – ударил себя в грудь Павел Петрович. – Вот они, доказательства моей невиновности. – И он расстегнул свою белоснежную рубашку – и достал стопку писем. – Под сердцем храню. Даже сплю с ними. Читайте. Письмо первое. – И он протянул князю сложенный вдвое листок. – Оно у меня мятое и, видите, порванное. Это я его потом склеил. Думаю, и вы бы его смяли и порвали от гнева! Читайте. Мне его два месяца тому назад прислали.

Князь Андрей не без брезгливости развернул смятый, порванный и аккуратно склеенный листок. Вот что там было написано.

Павел Петрович, а вы плут и мошенник! И я могу рассказать обо всех ваших плутнях кому следует. И вы от меня не отвертитесь. Я заставлю плясать вас под свою дудку!

Т. К.

– А вот письмо второе, князь! – страдальчески произнес Павел Петрович и добавил с ужасом в голосе: – Будто мысли он мои угадал, будто наблюдал за мной неусыпно. Я его первому письму не придал никакого значения.

Вы меня, Павел Петрович, вижу, не поняли! Я не старому князю о ваших проделках все расскажу, а тому дворянскому обществу, над которым вы предводительствуете! Да и вашему сыну и дочери вашей, думаю, будет интересно о вас это узнать. Молодость так любопытна! Так я утолю их любопытство: на какие деньги были куплены вами два поместья в той губернии, где вы аж в предводители дворянства пролезли! А? В грязь вас втопчу.

Разъясню сию угрозу неизвестного Т. К.

Павел Петрович в одной нашей южной губернии приобрел два недурных поместья и слыл там первейшим богачом, весьма уважаемым и почитаемым всеми. В одном из этих поместий и проживало его семейство. Разумеется, оно не знало, что Павел Петрович служит управляющим у старого князя. Разумеется, не знало, и на какие деньги куплены эти поместья.

Свои отлучки он объяснял делами государственными и секретнейшими. Поэтому, сами понимаете, какая бы катастрофа произошла с ним, если бы неизвестный Т. К. открыл бы всем глаза на нашего Павла Петровича!

Так что хватит ерепениться. Письма мои с негодованием рвать и прочие глупости делать. Вы в полной моей власти – и будете безропотно делать все, что я вам прикажу!

Т. К.

– В смятение это письмо меня привело и в недоумение. От кого он про меня все узнал? Как? А он, не давая мне опомниться, следующее письмо через два дня прислал.

Завтра в двенадцать часов дня вы должны встретить трех моих людей. Они будут ждать вас в охотничьей сторожке, что в версте от дороги Москва – Петербург. Пароль – фельдъегеря. Отзыв – генералиссимус. Впрочем, думаю, это лишнее. Они вас знают в лицо. А у них кавказская наружность. Не спутаете. Жить они будут в этой сторожке. Каждый день вы будете к ним наведываться. Привозить еду и забирать почту. Пока все.

Т. К.

– А вот письмо его четвертое, – с дрожью в голосе проговорил Павел Петрович. – Самое каторжное!

Меня интересуют только письма государя нашего Павла Петровича, французского императора Наполеона и Александра Васильевича Суворова. Их надежно спрячьте. Остальные бумаги сжечь!

Т. К.

P. S. Лошадей, так и быть, можете продать, а деньги взять себе.

– Я продал лошадей графу Ипполиту – и тут же Т. К. разразился бранью! – И Павел Петрович отдал князю Андрею очередное письмо. – Читайте! Каков наглец.

А вы, Павел Петрович, дурак! Продать лошадей графу?! Не ожидал я от вас такой глупости. Если еще раз так опрометчиво поступите, то я с вас три шкуры спущу! И в наказанье ваше, Павел Петрович, продажу этих лошадей вы через конторскую книгу проведете. Будто князь Николай Андреевич Ростов их графу продал. И смотрите, чтоб те деньги, до последней копейки, князю отошли. А то я знаю вас, плута. Обязательно в свой карман что-нибудь положите.

Т. К.

– Видите, князь, с каким мерзавцем мне пришлось дело иметь! Поверите ли, но я готов был растерзать его, когда это письмо прочел.

– Что же не растерзали? – усмехнулся князь Андрей. – И письма, смотрю, больше не стали рвать, а аккуратно в стопочку складывать.

– Осуждаете? – тяжело вздохнул Павел Петрович. – Но ведь я был в полной его власти. Ради детей своих готов был на все! Ведь он, душегуб, по миру бы пустил их, если бы я ему воспротивился. Понимаете, только ради них принес себя в жертву. Но тешил себя надеждой, что узнаю, кто этот… Т. К. Уж тогда спуску я ему бы не дал! – Павел Петрович замолчал, а потом заговорил снова: – Вскоре у меня этот случай представился – и я возликовал. Наконец-то этого злодея увижу! – И он отдал князю шестое письмо.

Павел Петрович, письмо это (государя нашего к императору Наполеону) вы завтра должны отвезти в Торжок. Снимите номер в гостинице и ждите – к вам за письмом придут.

Т. К.

– Но я жестоко ошибался. За письмом он прислал какого-то мальчишку. Мальчишка этот записку мне от него и передал. Вот она!

Вы что же, Павел Петрович, вообразили несуразное? Я к вам сам заявлюсь – и вы испепелите меня своим взглядом гипнотическим! Неужели вы думаете, что я так глуп? Передайте письмо мальчишке и не вздумайте за ним следить. Не пощажу!

Т. К.

– Нет, – воскликнул Павел Петрович, – я не испугался – и бросился вслед за мальчишкой; но тут мне пьяный драгун дорогу преградил. «Позвольте пройти!» – крикнул я ему. «Не позволю!» – засмеялся мне в ответ драгун и письмо в руки сунул. Последнее письмо этого мерзавца. Читайте, князь, читайте. В этом письме и о вас написано.

Павел Петрович, голубчик!

Вот вы и отмучились. Больше от вас я ничего, клятвенно обещаю, не потребую, кроме того, что я вас сейчас слезно попрошу. Убейте, пожалуйста, Бутурлина, Жаннет Моне и князя Андрея.

Ничего, что вы только князя знаете. Вскоре вы и Бутурлина, и Жаннет возненавидите, как я их возненавидел. Они в гости к князю Николаю Андреевичу в поместье заявятся. Заявятся с единственной целью, дорогой мой Павел Петрович, – узнать, кто же наших фельдъегерей на тот свет отправил. А ведь мы знаем, кто к этому делу, так сказать, свою руку приложил. Так что, пожалуй, я зря вас слезно прошу убить их. Вы без моей просьбы с радостью их убьете.

Думаю, вам ловчее сообразить, как вам это сделать. Бутурлин дуэлянт отчаянный, но, в своем роде, и оригинальный. Он не в противников своих стреляет, а в землю или в небо. Да вы сами, наверное, про его дуэльные правила знаете. Так что убьете его без труда и опаски.

С князем Андреем сложнее, но он юноша впечатлительный, поэтому какую-нибудь вздорную мысль, из-за которой он сам застрелится, вы ему должны будете внушить.

С Жаннет как поступить, уж и не знаю. Она самая опасная из всей этой троицы. Вы ее на закуску оставьте. Она большая любительница орехов лесных. Может быть, одним из них она подавится?

А если вы к смерти старого князя руку приложите, то благодарность моя не будет знать границ.

На этом, надеюсь, навсегда прощаюсь с вами.

Ваш Т. К.

P. S. Уповаю на ваше благоразумие и фокусность. Ведь это вам грозит смертельная опасность, а не мне.

– Ах, вот вы где! – вошла в залу Жаннет и подошла к управляющему и к князю Андрею. – Музицируете? – И презрительно посмотрела в глаза Павла Петровича: – Вы же обещали застрелиться. Почему не застрелились?

– Сами знаете, почему я не застрелился! – ответил Павел Петрович и положил ей на ладонь свою монетку.

– Забавная монетка, – засмеялась Жаннет. – Надо ее Бутурлину показать.

– Показывайте! – засмеялся и Павел Петрович. – Канделябрами, думаю, он меня удостоит, но ведь и вас не помилует. Кстати, где он? Или боится на глаза князю Андрею показаться? Нехорошо он с Прасковьей Ивановной вчера обошелся. Нехорошо!

– Бутурлин, может, нехорошо вчера себя вел, но ведь не по своей воле. Так что бегите отсюда, пока я не рассказала все князю Андрею. Бегите!

– Нет уж, набегался, – ответил гордо Павел Петрович и протянул пистолет князю Андрею. – Убейте меня, князь, я виноват перед вами. Убейте! Или я сам себя убью. – И он приставил дуло к своему виску.

– Что же вы не стреляетесь? – после некоторой паузы спросила его Жаннет.

– И застрелюсь! Но не сейчас, – решительно сказал Павел Петрович. – Я должен, – обернулся он к князю Андрею, – найти Т. К. – И медленно вышел из залы.

– Кого он хочет найти? Т. К.? – удивилась Жаннет. – Очередной его фокус?

– Нет, не фокус, – ответил князь Андрей. – Вот письма, которые ему этот Т. К. написал. – И он хотел было отдать последнее письмо этого таинственного Т. К. Жаннет, но не отдал. – Мошенник! – воскликнул князь Андрей и бросился за управляющим, но того и след простыл.

Думаю, вы уже догадались, какими чернилами те письма были написаны?

Серебряными!